По пути в Штаты я прожил месяц в городке Остия-Лидо. Это километров в пятидесяти на юг от Рима, на берегу Тирренского моря. Там, рядом с почтой, находилась открытая площадка, где собиралась местная толкучка. Здесь советские эмигранты продавали то, что разрешили с собой провести: хохломские ложки, матрёшки, льняные простыни, бижутерию и ещё что-то — уже не помню. Красная цена всей этой дребедени была от пяти до десяти милей. Одна миля — это тысяча лир, чуть-чуть больше доллара.
В те времена евро ещё не существовало.
У итальянцев есть такая особенность: какой бы ни была начальная цена, их первое предложение всегда было в половину меньше. Например, если просят четыре мили, они говорят две; если просят две — предлагают одну и так далее. Русские это уже знали и начинали с двойной цены. Ну а дальше уже — кто как мог.
Но была в обиходе советских эмигрантов ещё одна вещь, которая стоила гораздо дороже. Это был советский фотоаппарат. По-моему, Зенит.
Но, может быть, какой-то ещё. Не судите строго, уже не помню. Помню только, что цена такого аппарата была на порядок выше — от семидесяти до восьмидесяти милей, в зависимости от сторгованной суммы.
И вот один русский эмигрант решил подшутить над итальянцем. Когда тот изъявил желание купить фотоаппарат и спросил: «Quanto costa?» (Сколько стоит?), этот мужик для прикола сказал:
— Uno mille.
Итальянец помолчал, посмотрел на него искоса, долго вертел в руках фотоаппарат, стараясь удостовериться, что тот не сломан. В глазах его читалось: «В чём дело? Почему такая неслыханно низкая цена?» Внутри шла борьба. Но в конце концов он не выдержал.
— Cinquecento.
