Белая обезьяна

Он спрятал что-то под камнем и помнил с тех пор больше о камне, чем о том, что под ним оставил.
И никто из идущих навстречу не мог сказать ему, как согнать с этого камня белую обезьяну.
Обезьяна виделась ему в белом рисе, а камень - в куске чёрствого хлеба, когда он коротал темноту за ужином, чтобы на рассвете снова отправиться в путь.
Он старательно уходил прочь от точки излома, и пальцы ног его были в пыли. Горела трава, и он читал в глазах прохожих озабоченность, но сам не поворачивал головы, когда вечно шпионящий ветер притягивал дым с той или иной стороны.
Выгоревших проплешин было недостаточно, чтобы исказить его движение. Недоуменные взгляды иногда задерживались на нем, когда он шагал по горячей золе.
Камни попадались ему по дороге, навевая воспоминания о том, оставшемся далеко позади. Но на них не сидела белая обезьяна, и он ловко перебирался по ним через ручей.
Его заметили ловко пересекающим ручей и просили научить этому мастерству, но он только растерянно улыбался.
Это же так просто, когда на камнях не сидит обезьяна.
В ручье он увидел рыб, и их могучие пятнистые спины на время увлекли его вниз по течению.
Их движение было так легко и непринуждённо, что он почувствовал себя на мгновение одним из тех, кто восхищался недавно его собственной ловкостью.
Наперегонки с рыбами - о, как смеялась бы белая обезьяна! - он выбежал к реке, и сощурил глаза от солнца, что растеклось по поверхности воды.
Он больше не видел рыб, он давно сошёл с дороги, и пальцы его запутались в сочной траве, напитанной речной водой.
Ему пришло в голову строить лодку. Он приступил к работе, и руки, уставшие махать в такт однообразным шагам по пустой дороге, были ему благодарны.
Залезая в лодку, он обернулся, и в тумане ему померещился силуэт обезьяны. Она махала рукой, хотя не была ли это ветка ивы, покачивающаяся над водой?
Ладони обхватили свежевыструганное весло, и сила потока сложилась с силой его рук, унося лёгкую лодку.
Его спина гнулась, как у рыбы, и они плыли теперь с одинаковой скоростью.
Он с удивлением смотрел на дорогу, которая иногда, петляя, показывалась на берегу. Все дороги вели с земли на землю, и он больше не понимал, зачем по ним идти.
Река же вела его прямиком в океан, понуждая к чудесам маневренности на порогах и даря чудесное умиротворение, разливаясь спокойным течением вширь.
Берег даровал ему рис и тихий сон, иногда пробегали другие белые и рыжие обезьяны, но, чуть отдохнув, он стремился покинуть его.
Рыбы замечали лодку и пытались вести её, но вскоре потеряли интерес к большой деревянной рыбе, и он вёл лодку сам решительными взмахами весла.
Он управлялся все лучше, готовясь к возможному шторму, и позволял себе отдых, наполненный приятными размышлениями.
Водная дорога ещё не показала ему все свои опасности, но он считал сделанный выбор единственно верным. Его тело привыкло к ветру, а глаза научились смотреть вдаль.