«Я смотрю на тополь, растущий за моим окном. В последних жалких потугах он пытается воспротивиться осени, зная наперёд, что непременно проиграет эту битву. Часть его листьев предательски пожелтела, другая часть — уже опала, превратившись в глупые воспоминания о том, что когда-то эти листья были живыми.
— Привет, тополёк, — говорю я, открывая окно. — Ну, кто первый проиграет — ты или я? Кто первый окончательно сбросит свою листву, покрывшись тонкой невидимой паутинкой очередного осеннего разочарования?
Тополь ничего не отвечает мне, лишь только стучит уже почти голой веткой по стеклу окна, приводя в движение оставшиеся одинокие листья. Они кружатся в своём последнем танце, словно балерины, грациозно опускаясь на холодную землю, на которой вынуждены теперь лежать и смотреть в лицо хмурому небу».
Вот так как-то на днях я начала своё осеннее эссе, но что-то, по всей видимости, пошло не так. Виной всему, я думаю, ноябрь, потому что осеннее эссе стремительно и резко перешло в одно сплошное беспросветное уныние. Причём беспросветное настолько, что мои глаза, привыкшие к тексту, полному тоски и грусти, не выдержали натиска мрачности собственноручно написанных букв. Я поняла, что сейчас не самое подходящее время года для прорабатывания навыка художественного описания природы.
О чём же тогда написать? Да и есть ли смысл вообще писать, когда всё самое лучшее, на что ты способен, уже давно тобой написано... в собственной голове? Разве можно переплюнуть свою собственную головушку, в которой всё написанное так хорошо разложено по полочкам в самом строжайшем порядке? Там нет ни одной помарки, грамматической и орфографической ошибки, стилистической неточности, лишней запятой и пропущенного двоеточия. Там всё идеально. А разве может мечтать о чём-нибудь другом дотошный перфекционист, как не об идеальности всего, что его окружает? И мира в том числе (от слов «идеальный мир» он долго и истерически смеялся, до колик в животе, и лишь одинокая слеза, скатившаяся по щеке, выдавала его надломленное внутреннее состояние). Идеальный мир — и наше дружное саркастичное «ха-ха».
И тут можно было бы уже остановиться. Однако внутренний творческий порыв, заставляющий высказаться; жгучая до чесотки потребность придать своей мысли определённую форму, подарить ей право на жизнь не дают покоя. И это значит, что не всё потеряно. Во всяком случае, на данный момент, который очень быстро может безвозвратно пройти, ведь осень — самая коварная и непредсказуемая пора года. В одно прекрасное осеннее утро просыпается, к примеру, какой-нибудь Ч. и понимает, что ему совершенно нечего сказать этому миру (тому самому — «идеальному»), потому что чёртова осень привела к атрофии мыслей, чувств и желаний, доведя его до амёбоподобного состояния. С Ч. происходит практически та же трансформация, что и с Грегором Замзой: один проснулся страшным насекомым; второй же проснулся амёбой, взирающей пустым и безразличным взглядом на всё происходящее вокруг.
И всё-таки вернёмся к одной из самых главных частей тела человека — к его голове. Давайте возьмём голову, например, всё того же Ч. и самым бессовестным образом в ней «пороемся». Вот на этой полочке у него уютно расположились многочисленные эссе, зарисовки, наброски, обрывки фраз, отдельные предложения, которые пока что не нашли себе применения, но в недалёком будущем обязательно его найдут; а вот на этой полочке, с гордо поднятыми листами, лежат небольшие рассказики — уже оконченные, не раз им мысленно написанные и многократно отредактированные, прозаические миниатюры и даже драмы; а вот здесь, на самой широкой полке, отдыхают аналитические тексты на животрепещущие социальные темы — очень важные для общества и мира в целом. Какие там происходят интеллигентные (прям до тошноты) дебаты, вы бы только знали! Но садится наш Ч. за лист бумаги, монитор компьютера/планшета/ноутбука и понимает— нет, лучше того, как написано в его голове, ему уже ни написать, ни создать, ни придумать. И конечный результат непременно будет сравниваться с тем надуманно-придуманным оригиналом, зависшем где-то в очередном мыслительном потоке.
«Это ноябрьский заговор головы против пальцев рук — никак иначе», — с полной уверенностью думает Ч. — Голова противится природе, не поддаётся воле человека и посылает совершенно неверные смысловые импульсы рукам: мысли, выстроенные в стройном порядке, оставляет себе, пряча их в самые дальние, недосягаемые ячейки, а корявые мысли беспорядочным потоком посылает пальцам рук, чтобы те, бедолаги, изощрялись, путаясь в буквах и словах, и лепили из них что-то существенное и осмысленное». Не будем переубеждать нашего Ч. — его, кажется, уже настиг ноябрь. Ч. так и не понял, что суть осени заключается в том, чтобы её пережить, но для того, чтобы её пережить, для начала с ней необходимо смириться. Не всем это под силу. Ч., например, не смог, хотя изо всех сил старался. Он пытался победить в себе осень, так бурно ворвавшуюся в его жизнь и так болезненно проникающую в самые недра его хрупкого, ранимого сознания, но проиграл в бою с самим собой, как проиграло и дерево, растущее за его окном. Они проиграли оба. Хотя... могло ли быть иначе?
Это была моя вторая проба пера — зарисовочка на тему «Ничего уже ведь не напишешь» (оцените всю глубину ноябрьского оптимизма в названии). Мне кажется, что эта зарисовка и небольшой отрывок из «осеннего эссе» подходят друг к другу. Вполне возможно, что они смогут построить долгие, крепкие осенние отношения, став единым, нераздельным текстом.
А тем временем ветер с остервенелой жестокостью срывает последние листья с деревьев. Я вижу нашего Ч. уже совершенно под другим ракурсом. Он, с головы до ног усыпанный жёлто-красными листьями, лежит на земле и смотрит на небо, познавая горечь всех оттенков его серого цвета. Зарываясь в листья всё глубже и глубже, Ч. ощущает своим телом холод осенней земли. Его окружают высокие тополя, скидывающие свои последние одежды, — покрывала из мёртвых листьев.
«Вместе с дождевыми каплями, падающими на лицо, листья размывают и смывают человеческую сущность. Неужели даже обычные осенние листья могут справиться с этой довольно нелёгкой задачей? Ещё немного — и на одного Уинстона Смита с простреленный головой станет больше: дуло осени, направленное в висок, выбьет всю высоконравственную дурь, будоражащую сознание и мозг, — думает Ч., ловя ртом крупные капли ноябрьского дождя. — Осень «ломает», как и Система. Вторая, правда, «ломает» намного сильнее. Все непоколебимые моральные принципы, жизненные ценности, пламенные идеи и искренняя вера во что-либо — всё то, чем так сильно дорожит человек, поминутно обесценивается, вытекая из сознания тонкой струйкой полнейшей безнадёжности. Был человек — и нет человека, осталась всего лишь жалкая, дряблая, беспомощная телесная оболочка с надломленно-изувеченным содержанием. Причём делает всё это Система настолько тонко и изящно, что порой сам человек об этом не догадывается. Он пустеет внутри, глупеет снаружи; смиряется с тем, с чем никогда бы не смирился и находит для этого тысячи причин и оправданий, становясь удобной пешкой в такой банальной и глупой игре».
Это была моя третья проба пера — зарисовка под названием «Опять эти образы в моей голове». Что тут скажешь — не повезло нашему Ч. с отведённой для него ролью. Дождёмся весны — и обязательно придумаем для него более радужный и светлый образ.
Представим себе, что из чертога Диановой души вылетела на божий свет очаровательная Фея-утешительница! Сначала она попыталась внутри самой хозяйкиной души умягчить её уныние, но у Феи не очень-то это получилось, – и душа хозяйки твёрдо осталась во власти осенней хандры и упадка. И тогда Фея вспомнила, что нужно стремиться помогать не просто тому, кому трудно, а тем, кому значительно труднее, и тогда умиротворение, вполне вероятно, наступит и в родимом душевном пространстве. Таким несчастным, «кому значительно труднее», оказался некто Ч., в определённом смысле отдалённый родственник Феи, ибо тоже был выходцем из того же самого славного чертога. Он лежал теперь на холодной осенней земле, и влажные листья с деревьев засыпали его своим желто-красным опадьем!
«Вместе с дождевыми каплями, падающими на лицо, листья размывают и смывают человеческую сущность. Неужели даже обычные осенние листья могут справиться с этой довольно нелёгкой задачей? Ещё немного — и на одного Уинстона Смита с простреленный головой станет больше: дуло осени, направленное в висок, выбьет всю высоконравственную дурь, будоражащую сознание и мозг, — думает Ч., ловя ртом крупные капли ноябрьского дождя. — Осень «ломает», как и Система. Вторая, правда, «ломает» намного сильнее. Все непоколебимые моральные принципы, жизненные ценности, пламенные идеи и искренняя вера во что-либо — всё то, чем так сильно дорожит человек, поминутно обесценивается, вытекая из сознания тонкой струйкой полнейшей безнадёжности. Был человек — и нет человека, осталась всего лишь жалкая, дряблая, беспомощная телесная оболочка с надломленно-изувеченным содержанием. Причём делает всё это Система настолько тонко и изящно, что порой сам человек об этом не догадывается. Он пустеет внутри, глупеет снаружи; смиряется с тем, с чем никогда бы не смирился и находит для этого тысячи причин и оправданий, становясь удобной пешкой в такой банальной и глупой игре».
«Зачем же ты, мой светлый друг, – Фея не осмеливалась ещё называть Ч. своим братом, – так неосторожно распластал своё тело на холодной и влажной земле? Разве сейчас лето, чтобы допускать этакую вольницу? Я понимаю, что это по горькой воле нашей доброй хозяюшки, но ей сейчас и самой не сладко, давай попробуем пожалеть её, мой милый друг! Для начала попробуй встать на ноги, а я тебе помогу…» Фея летала и скользила по воздуху вокруг своего подопечного, бесконечно лепеча свои утешительные мантры. И в самом деле, разве могла она спокойно видеть лежащего на земле человека, – мужчину, близкого, по сути, к самоубийству? И, самое главное: из-за чего такое неодолимое отчаяние? Из-за пустынной осени, покрывающей лицо дождём?
«Никакие это не птицы надежды, а мёртвые птахи ноября!» – услышала Фея внутри себя голос незримой хозяйки. – Твои трепетные сказки уже не помогут человеку, наглотавшемуся рыхлых сумерек поздней осени! А, впрочем, убеждайся в этой истине сама, я тебя отговаривать не буду! Мой горемычный Ч. придуман в голове, и это неисправимо!»
«…есть ли смысл вообще писать, когда всё самое лучшее, на что ты способен, уже давно тобой написано... в собственной голове? Разве можно переплюнуть свою собственную головушку, в которой всё написанное так хорошо разложено по полочкам в самом строжайшем порядке? Там нет ни одной помарки, грамматической и орфографической ошибки, стилистической неточности, лишней запятой и пропущенного двоеточия. Там всё идеально. А разве может мечтать о чём-нибудь другом дотошный перфекционист, как не об идеальности всего, что его окружает? И мира в том числе (от слов «идеальный мир» он долго и истерически смеялся, до колик в животе, и лишь одинокая слеза, скатившаяся по щеке, выдавала его надломленное внутреннее состояние). Идеальный мир — и наше дружное саркастичное «ха-ха».
Нет, наша добрейшая Фея не воспринимала сарказма смеха, и она продолжила свой шелестящий лепет прямо у самого уха Ч., которого успела обнять и поцеловать. «Простим, любезный мой друг, нашу усталую хозяйку, и, может быть, ей станет легче, когда полегчает и тебе? Подними голову, посмотри вокруг по-новому: разве не прекрасен окружающий нас мир даже своей увядающей красотой послесловия? Разве не слышны тебе в порывах ветра клики звонких журавлей? Разве ты не хотел бы подняться и… вернуться к молодой, клокочущей мартом жизни?
… и Ч. отвечал, поднимаясь воспрянувшим телом с поверхности земли, и его слова с изумлением слушала не только потрясённая Фея, но и далёкая хозяйка чертога:
Нет, я хотел бы к осени вернуться!
Весна уже и так не за горой,
А хочется от нежности проснуться
Парчовой листопадною порой!
Зачем себя томить весенней брагой,
Когда смиренье осени – милей?
Не зря над жёлтой лиственной ватагой
Светлеет грусть отлётных журавлей!
Душа зовёт в янтарность окунуться,
Прислушаться к шуршанью тишины…
И это значит: к осени вернуться,
В которой звуки ВЕЧНОСТИ слышны!
Ну вот, взяли и подняли моего Ч. из бездны грусти и печали, а ведь он так хорошо лежал (отлёживался) под жёлто-красными листьями)
@dinadiana Это не я, это Фея из Вашей души... Должна же она быть у Вас... такая нежная и утешительная? Впрочем, я про то не знаю... Это лишь фантазия на тему...
пусть полежит под листьями, конечно
куда спешить - везде уже снега...
но свойственно природе человечьей
зимою даже мчаться на юга...
Надо же, я своим текстом даже вдохновила на написание четверостишия...
как ни крути, а жить нам в мерзких погодах до мая в наших краях)
Написано реалистично, даже представила лежащего на спине Ч....
В наших краях, надеюсь, до марта) Хотя в этом году был такой март, что декабрю с январём и не снилось))
Ваш пост поддержали следующие Инвесторы Сообщества "Добрый кит":
narin, max-max, oleg257, galina1, tom123, edsaw, hyipov, amelina.elena, duremarr, abloud, ezavarov, nkl, boliwar, bunakov
Поэтому я тоже проголосовал за него!
Узнать подробности о сообществе можно тут:
Разрешите представиться - Кит Добрый
Правила
Инструкция по внесению Инвестиционного взноса
Вы тоже можете стать Инвестором и поддержать проект!!!
Если Вы хотите отказаться от поддержки Доброго Кита, то ответьте на этот комментарий командой "!нехочу"
dobryj.kit теперь стал Делегатом! Ваш голос важен для всего сообщества!!!
Поддержите нас:
А я люблю осень!
До весны далеко) Нужно выглянуть в окно и сказать - Привет, осень... Хочешь чаю? И улыбнуться! Великолепная работа!
Спасибо)
Чай осени я предлагать не буду, тем более что за окном уже зима, а зиму я не люблю ещё больше, чем осень))