День четвёртый. Псков – Санкт-Петербург. Навстречу белому сиянию, фрагмент 7

Подошёл к женщине, которая на выезде из Пскова продавала плетёные корзинки и лапти.

— С Богом, — сказала она мне. — У меня лёгкая рука. Тебе обязательно повезёт.

Как только стал на трассе, сразу остановился микроавтобус с логотипом „Ваш родник“. За рулём — предприниматель Илья. Раньше он замимался строительством, а сейчас основал фирму, которая специализируется на системах очистки воды. За время пути успеваем поговорить о принципах управления государством, о проблемах образования и о том, сбудется ли пророчество Рея Брэдбери об уничтожении книг. Вспомнили Дмитрия Быкова, Сергея Алексашенко и Юлию Латынину. Ещё разговор зашёл о навязшем в зубах, помпезном праздновании дня победы. Илья говорит, что его бабушка, прошедшая войну, не может спокойно смотреть на этот сусальный патриотизм и раздувание щёк: „Меня достало это девятое мая!“

Илья довёз меня до Пушкина:

— Пригласил бы к себе, пообедали бы вместе, да жена не поймёт.

Отсюда на маршрутке доехал до метро Купчино. Рядом сидел мужчина с блатными ужимками и типичной восточноукраинской фонетикой. Здесь он недавно, потому что в разговоре с кем-то по телефону цены переводил в гривны. По дороге до Питера этот хамоватый пассажир успел поругаться с азиатом-водителем. И я почему-то вспомнил наш родной грязно-серый сумрак киевской агломерации с такими же маршрутками и таким же хамством.

Поиск ночлега в Питере на июньские выходные в разгар белых ночей оказался занятием, требующим терпения и настойчивости. О своём тёплом времени года питерцы любят шутить: „Лето у нас было, но я эти две недели проболел“. И, пользуясь случаем, хотя настоящее тепло в эти края ещё не пришло, все путешественники сейчас стараются вырваться за город. Одновременно романтический флёр белых ночей привлекает в северную столицу бесчисленное множество искателей приключений. Перед выездом я отправил два десятка писем питерским каучсёрферам. Одни отвечали мне, что у них всё забито, другие, что в эти выходные будут не в городе. Ночлег всё же нашёлся, правда, хозяин Андрей предупредил, что мне придётся делить комнату ещё с одним путешественником.

От Купчино на метро доехал до станции Удельная, миновал стихийный рынок, где торгуют по большей части выходцы из Азии, перешёл железнодорожные пути и через несколько улиц оказался у нужного мне адреса.

— Я ещё на работе, — ответил мне Андрей. — Видишь синий дом? Заходи, там тебя поселят.

Передо мной действительно был синий деревянный дом за синим же забором. Едва я вошёл, как тут же почувствовал, что нахожусь в свободном, творческом пространстве питерской вписки. На кухне — разнообразие чаёв и чайных приборов, на столе — сгущёнка и батон, на полках — рис и пряности. Запах мне очень напомнил нашу кришнаитскую общину Гаудия Матх под Кировоградом. Знакомлюсь с ребятами, которые как раз подтянулись подкрепиться молочной карамелью. Говорю, что я к Андрею на вписку, и мне показывают нужную дверь. Жилище, куда я попал, состоит из двух комнат, одна из которых, поменьше, сейчас и выполняет роль гостевой.

Расположившись, иду на второй этаж к хорошему и гостеприимному парню Назару. Мы сидим на полу и коротаем время за приятной беседой. Привлечённый, а точнее разбуженный нашим разговором о народах, странах и единстве всех людей, к нам присоединяется ещё один хороший человек.

— Вы тут о таких материях говорите, а ещё этот акцент… Мне показалось, что кто-то „Модель для сборки“ читает.

Затем мы вышли во двор и общались у костра.

— Здесь, хоть рядом и многоэтажки, а по вон той тропинке ходят люди, но в белые ночи кажется, что вся эта территория наша.

Вообще в доме, не считая гостей, живёт около пятнадцати человек. „Комнат намного меньше,“ — уточняют обитатели. Жизнь этого теремка — с одной стороны это „праздник каждый день“, а с другой — постоянное испытание на терпимость друг к другу.

Ночные сумерки сгущаются, и я выбираюсь в центр.

— Молодой человек, можно Ваши документы?

У метро Невский проспект двух блюстителей порядка привлекает моя камуфлированная сумочка, которую взял в качестве барсетки.

— Регистрация есть?

В России, оказывается, под этим словом подразумевают не отметку о прописке, а миграционную карту. Ту самую бумажку, которую я заполнил лишь из расчёта проезда через Беларусь.

— Где остановились в городе?

Достаю из кратковременной памяти православные названия улиц.

— У нас нет террористов по фамилии Филиппов? — спросил один у другого.

— Кажись нет.

Тем дело и кончилось. Перформанса по мотивам песни „Цыплёнок жареный“, к неудовольствию моих доброжелателей не получилось.

В магическое для Питера время ноль часов ноль минут я шёл вдоль Лебяжьей канавки в сторону разведённого Троицкого моста.

Я растворился в великом море людей, ни на миг не стихающем, заполонившем Невский проспект, набережные и парки. Людей пьяных, людей под чем-то и просто людей. В Михайловском саду всю ночь зависают музыканты.

Часам к трём, когда становится совсем светло, я окончательно обломался гулять по Питеру. Говорят, что после сведения мостов начинает ходить второй автобус, которым можно доехать до Удельной. Я начал интересоваться, где остановка этого автобуса, но в результате почувствовал себя Олей в королевстве кривых зеркал. Каждый показывал в какую-то свою сторону, что меня, хоть и расстроило, но ни чуть не удивило, ведь среди респондентов вряд ли были петербуржцы.

На вписку я приехал первым поездом метро и сразу завалился спать. Кстати в комнате я был сам, мой ожидаемый сосед-путешественник так и не объявился.