Ба, знакомые всё лица (тест)

Кого именно изображал Леонардо да Винчи на своих картинах и рисунках, понятно всем… понятно немногим… никому не понятно… кому-то, наверное, понятно. Короче, много кого... ммм... кого-то... кое-кого изображал. Особенно, на портретах, которые, чем дальше, тем в меньшей мере приписываются его кисти, а всё больше переходят в разряд работ леонардесок (Больтраффио [1], да Предис и др.). А вот на остальных полотнах и картонах, на которых не всё ясно с моделями, но нет сомнений в принадлежности кисти, карандашу, короче, руке Леонардо... всё ясно! Что ничего неясно. Там маэстро нередко изображает то ли себя, то ли свою маму (с которой, согласно некоторым данным, жил примерно до пятилетнего возраста, после оказавшись в доме деда, отца отца). По поводу матери да Винчи у исследователей много вопросов (например, откуда она была родом? – в частности, не со столь ли близкого и «родного» нам Кавказа?.. попросту – не черкеска ли она?). Зато тем же исследователям вполне достаёт уверенности, что моделью, пусть большей частью и по памяти, она великому художнику служить могла. Как, впрочем, и сам Леонардо. Моделью. Мог. Служить. И необязательно по памяти. Потому и сходство соответствующих изображений не столь удивительно – лица мамы и сына порой весьма схожи, ибо яблочко от яблоньки вряд ли далече упасть-укатиться может, пусть даже на яблоньку per se обычно совсем не похоже.

Кого рисовал Рафаэль – вроде бы ещё понятнее. По крайней мере, если обратиться к портретам и даже квази-мета-портретам, типа Сикстинской Мадонны. При всей неоднозначности сообщений и/или легенд о соответствующей исторической фигуре это (вроде) Маргерита Лути.

Кого рисовал тот же фра Филиппо Липпи? Ну конечно же Лукрецию Бути, которую увёл из монастыря (Бути, Лути, путти [2]… они что там, в рифму себе девушек подбирали? – корпоративный дух мастеров кисти и карандаша?). Хотя, глядя на его более ранние работы (примерно до середины 1450-х годов), когда упомянутый фра ещё как бы не встретил данную фруню сестру, трудно отделаться от впечатления, что оная уже тогда попадала на его «полотна». Вероятно, это был его любимый типаж (монахи, как и джентльмены, предпочитают блондинок?). Не зря же он её увёл. Чисто как художник художницу модель; ну или монах монахиню.

А вот кого периодически, если не сказать часто, рисовал Микеланджело Буонарроти – тут может случиться засада. Причем конкретная. Меня, например, с некоторых пор несильно, но всё же волнует вопрос, кого… чьё лицо он изобразил на знаменитом рисунке – как бы изображении Клеопатры [3].

 

 

 

Некоторое время «почему»-то думалось, что на рисунке изображено дорогое Микеланджело лицо.

Ибо может показаться, что оно неоднократно встречается на писанных им фресках. И не только.

Единственное – мне довольно трудно воспринять сие лицо как женское (и с общеизвестными обстоятельствами жизни Микеланджело это необязательно связано).

Мне казалось, что это не Клеопатра, а Клеопатр (нет, не связано; разве что немного…).

Короче, пусть будет Клёпа – подобное уменьшительно-ласкательное именование и для мужчины, и для женщины вполне подойдёт.

Вероятно, восприятию мешает несколько не женственный нос. И потому мне, мягко говоря, не совсем понятно, когда этот рисунок называют портретом очень красивой, прекрасной, а то и вовсе – «идеальной» (!) женщины. Ну или Клёпа была (был) негроидной расы? – пусть и окученную в немалой мере эллинами, особенно на уровне правящих династий, но Африку из Египта вывезти всё-таки вряд ли возможно. Короче, афроафриканка она… или он… афроафриканец?..

В силу опять-таки некоторых достаточно хорошо известных обстоятельств жизни Микеланджело мне иногда почему-то думалось, что это могло быть лицо небезызвестного Томмазо деи Кавальери.

Впрочем, есть место подозрению, что данный типаж лица, плюс-минус некоторые черты, мог появляться на произведениях Буонаротти раньше, чем они с Кавальери познакомились. Да и портреты, атрибутируемые как портреты Томмазо, мягко говоря, не всегда располагают к означенной выше версии. Впрочем, с атрибуцией модели казалось бы уже не первый день признанных портретов Кавальери тоже не всё просто – порой указывают иное имя модели [4]. А вот некоторые лица с фресок Микеланджело наоборот иногда пытаются выдать за портреты Томмазо (например, бытует довольно распространенная версия, что моделью для «портрета» Христа на фреске, изображающей Страшный Суд, послужил именно Кавальери; более того – не только Христа; по крайней мере, в Сикстинской капелле в целом, точнее, на потолке).

Ежели же вернуться непосредственно к нашему… нашей… нашим Клёпам, то относительно данного рисунка-«портрета» с некоторого времени бытует интересная версия. Дело в том, что на обороте листа с рисунком было обнаружено изображение чего-то схожего с «оригиналом», нарисованным Микеланджело, но исполненное в несвойственной мастеру манере.

 

 

 

В результате родилось предположение, что этот, как пишут некоторые знатоки, «уродливый» портрет принадлежит руке того самого Кавальери, по поводу которого я грешил (да и чего греха таить – порой грешу и поныне) подозрениями в бытийствовании моделью Клёпы.

Предполагается, что означенный Томмазо, обучаясь живописи и рисунку у Микеланджело, попытался изобразить «царицу египетскую» (но, наверное, все-таки не себя). И у него получилось... не совсем. Если не сказать, как отмечает ряд компетентных «горячих» голов, весьма неудачно. Но не беда – ведь, согласно гипотезе, Томмазо пытался просто потренироваться, а не с места в карьер шедевр писать. Хотя… на фреске Страшного Суда, выполненной Микеланджело на алтарной стене Сикстинской капеллы, есть чем-то схожее лицо… Только с другой причёской… И другого пола… И не идентичное. Далеко. Но зато змей снова кусается… Пусть и не в грудь. В бедро [5]. Не женское. «Кстати», согласно некоторым утверждениям, эта фигура олицетворяет собой вот уже практически наказуемый «содомский» (в церковном смысле этого слова) грех; но это, как обычно, неточно.

 

 

 

Короче, у Кавальери не всё получилось...

Соответственно, Микеланджело, узрев не слишком умелые попытки любимого… ученика, якобы перевернул лист и на другой, ещё не «испорченной», чистой стороне преподал Томмазо мастер-класс рисунка «здесь и сейчас» (впрочем, другая версия состоит в том, что всё происходило в обратном порядке – вначале Микеланджело нарисовал свой вариант, а потом уже Кавальери попытался его повторить изобразить нечто по мотивам произведения учителя; тогда «это [уже совсем-совсем] фиаско, братан!»). Вот так, мол, и появился портрет «прекрасной Клеопатры». Это, конечно, версия, но вполне правдоподобная.

Если же попытаться подытожить, то все-таки не до конца (вот же ж!) понятно, чьё лицо так или иначе блуждает у Микеланджело из фрески в фреску, порой перекочёвывая в рисунки, а иногда и вовсе – в статуи. Например, даже у Давида можно усмотреть (2) местами, пусть и не столь явно, но чем-то знакомые черты (глаза выдают!). Вероятно, это всё-таки некое «типажное», собранное и усредненное из близких уму и сердцу Микеланджело лиц. Остановлюсь на этом, пожалуй, самом или одном из самых простых и безопасных (для предполагающего) предположений.

 

Ладно, это была очередная подводка.

Вот.

 

 

 

Это (работа) не Кавальери.

И, разумеется, не Микеланджело.

Просто делать мне когда-то было нечего.

Ссылку на оригинал дать не могу. Не опубликовано. Точнее, опубликовано. Но только тут. Так что, если потребуется, ссылку дать могу. На данный пост.

 

--

 

[1] Особенный «ужас» (по крайней мере, лично для меня) заключается в том, что кисти Больтраффио некоторыми знатоками приписывается младенец Иисус с картины «Мадонна Лита» (вот нет чтобы на Больтраффио списать якобы леонардовский, но, имхо, совершенно несколько восковой и не совсем живой портрет молодого человека). Во взгляде, глазах Младенца поразительная глубина! Точнее, Глубина. Не оторваться. Падаешь и падаешь. Словно в Омут Вселенной. Затягивает, не побоюсь этого странного слова, «экзистенциальный» «Водоворот» – «вертится», «вворчивается», увлекает. Посильнее... ну или не слабее взгляда Джоконды...

Тут, ежели атрибуция правильная, конечно, радостно за Больтраффио. Но обидно за да Винчи. Разве что можно найти классический компромисс – писал Больтраффио, но правил Леонардо.

Впрочем, «туда же» и знаменитую «Ферроньеру» прочат… Ну да, Больтраффио считается мастером тонкого, глубокого по степени «психологичности» портрета. Короче, чем дальше, тем, кажется порой, всё больше остается «лишь» надеяться, что «хотя бы» Джоконду оставят Леонардо...

 

[2] Нет, это не тот пути, а, например, вот эти путти.

 

 

 

И, как можно заметить, это даже не девушки. Вот наверняка.

 

[3] Грудь на рисунке намеренно обрезал. Там змея кусается. Некрасиво получилось.

К тому же с грудью – женской! – у Микеланджело беда. По жизни. Такое впечатление, что гений Высокого Возрождения никогда (гениальной красивой) женской груди не видел. Или, если видел, то старательно отворачивался. Дабы не видеть. А потом всячески стремился забыть увиденное.

Впрочем, существует в «самом общем» смысле аналогичный рисунок, обычно обозначаемый как «портрет» царицы Зенобии, руки того же автора, но уже без кусачей змеи.

 

 

 

В лице, за исключением носа, опять нечто знакомое усмотреть (2) можно... Но и тут, имхо, с грудью творится несуразное что-то не так... Короче, не трогал бы Микеланджело женскую грудь – идеально было бы.

 

[4] Впрочем, ещё раз «впрочем» – подобное атрибутирование нередко явлено в Сети, где реальные эксперты, по крайней мере, в открытом «народном» доступе, встречаются не столь часто, а вот «экспертов» вроде меня – пруд пруди. В печатных же изданиях, что попадали мне в руки, специальных однозначных экспертных заключений-выводов на этот счёт пока встречать не доводилось. Впрочем, доскональным исследованием данного вопроса не занимался – на «окончательный диагноз» не претендую.

 

[5] На всякий случай: грудь и бедро – разные части тела. Ну это я так – для себя помечаю...