Розенбаум в Афганистане

Только то, что знаю сам.

О его приезде узнали сразу. Вот как узнали – не скажу. Афган уже давно был "нашей" территорией. Это маленькое отступление, в котором можно послушать авторскую песню "Песенка о моём батальоне".

Так, и наше сарафанное радио работало. Вообще, это не столь важно – узнали о приезде Розенбаума, и всё тут. Вообще-то, разведка… Много чего знали. Только молчок до сих пор.

https://golos.id/ru--muzyka/@svibor/avtorskaya-pesnya-pesenka-o-moyom-batalone

Мы с Генкой были двумя главными пол-литрами. Он – замполит разведбата, я – секретарь парторганизации. Так и карты в руки, грех не воспользоваться! Вот и оседлали БТР, и – давай, брат, гони! До штаба дивизии на машине было минут 20.

Вот – первая пол-литра. Геннадий Анатольевич Черных, собственной персоной. Мы этих тварей на спор ловили, кто больше. А ещё скорпиончиков. По краю ходить, так чтоб весело было! Генка:

В штабе дивизии пришлось ждать. Начальники, похоже, "мучили" Розенбаума, или, может, решали чего. Вышел – совсем не большой, и я в очередной раз удивился. До него – с глазу на глаз встречался с Кузьминым (в Черновцах это было) – тоже совсем не большой. Но Александр – тот ещё мужчина!

Типа, мы даже заискивали перед ним. Сказали – мы – из разведки. Просим, чтобы выступил у нас. Он руку протянул. Так, нормально, по-мужски. Говорит, что план выступлений согласован, вас там нет, но это ничего не значит. Завтра я буду у вас. Мы – понятное дело, в балдеже! Гоним домой, и Сашке – комсомолец наш (по-нашему – чикушка), я его уже светил на 30 лет – х… лежишь, с..! Аврал, твою мать! Чо ещё не понял?

Сашка всех поднял, даже наряды снял. Хватка морская, чего тут. Сам несколько раз приближался, но во внутрь – что-то останавливало. Там Сашка командовал. Слышал, как он грозится. Ну, этого лучше и не слышать. Матерный русский – я знаю. А вот матерный морской – это только Сашка! Во внутрь – у нас был типа ангар. Это – место такое, как не кинотеатр, конечно, но что-то стремящееся к его приближению. Была сцена, были кресла (деревяшки, те ещё!). Короче – после Сашки всё блестело, как на палубе! Даже и духоты обычной не было, уж не знаю, как это получилось у него. Кондёров там не было, это точно.

На фото – я с Сашкой (Александр Калошин, отчества не помню):

Первое, что сказал Розенбаум на сцене: "Вчера ко мне подошли двое ваших. Я сам – дворовый. Как тут? Да, мальчишка, пацан, разведчик – вот, я у вас". Аплодисменты сорвал. Тут же рассказал свою историю – его по прилёту сразу в БТР загрузили, и повезли неизвестно куда. Сказали, – так надо в плане безопасности. Сразу – в баньку, после которой – новое обмундирование дали (песочка, это у спецназа была), мы-то в хэбэшках ходили. В общем, его сразу своровали спецназовцы.

Дальше говорит – "А тельники у меня свои, морские, с Питера. Я – чего – я да гитара, взял и поехал. Мурыжили вот долго. Считай, около года".

Да, Алла Борисовна к нам не приезжала. Да вообще никого не было. Искусство оторвалось от народа. Да и хрен с ними. Генка – номер два. Он слева. Тут, думали, что делать-то. Протыкали шомполами все мешки, и наркота была, и гранатки. А людей (караванщиков) – просто жалко. Ни при чём они, вот ведь как! Подставили!

Посередине концерта Розенбаум запнулся. Говорит: "Вот, ночью написал. Слов не помню. Я с бумажкой, пойдёт?" Аплодисменты. Он бумажку свою прилепил на микрофон, и в первый раз мы услышали его "Чёрного тюльпана". Мы были первыми, спасибо, Александр Яковлевич! Это сейчас народ в залах встаёт при исполнении этой песни, чтя память погибших, а мы просто сидели и слушали. Но мурашки были, этого не отнять.

Шутил потом – типа, у меня много разного, будет ещё – вот, скажем, – "Две радости в Афганистане – ПИСЬМО и БАНЯ!" Уловил точно, только этого я после Афгана не засёк в его творчестве. Вроде, всегда следил.

Ладно, дальше идём. "Ребята, а у вас чего попить есть? Тут соки сладкие. Вы сами-то чего пьёте?"

Это был удар и по мне тоже. Вроде, всё предусмотрели. Ан – вот как! Сашка, Сашка, мать твою! Опростоволосился! Чтоб у тебя под килем не было ни хрена! (Сашка – мореман – в плане подготовки помещения наизнанку вывернулся, но всего предусмотреть не смог, жизнь. Сашка – это часть жизни, никак без него, если про то время).

Боец пулей полетел, кто его выпнул – даже и не заметил, через пару минут – на тебе! Розенбаум остался доволен, но он не знал, что это такое. Боец притащил наш обычный чай – охлаждённый – это завар из того, что перекатывается. Лучше и не знать. Гавно катается. А вообще – и жажду утоляет, и желудок крепит. Настоящее средство. В Каракалпакии тоже варили бурду эту, хорошо помогает.

Ближе к середине концерта электричество пропало, пошли курить. Обратил внимание, что, как и я, Розенбаум выкурил две сигареты сразу, прикуривая одну от другой, потом – пошли обратно, в ангаре хоть солнца нет. "Пообщаемся, мне на сцене привычнее". Точно, внутри помещения солнца нет, но уже становилось сильно душно. Полотенце ему принесли, чтобы лысину и лицо вытирать можно было. И шею. С непривычки в Афгане тяжко.

Я наивный вопрос задал: Александр Яковлевич, почему Вы не хотите книжку стихов издать? Ответ: "Это меня не хотят". Позже, в Союзе, я видел его книжку стихов, наверное, первую. Открыл, и обалдел. До сих пор это меня коробит, как сильно сказано:

Вроде не обижен я модными платьями,
да тугими женскими коленями.
Только всё чаще и чаще
звоню матери,
чтобы снизилось у неё давление.

("Разговор с домом" – это тоже авторская песня)

Сейчас, когда у самого давление скачет, эти слова стали ещё ближе. Тогда перескачу. До нас он выступал в госпитале – 2 концерта на открытом воздухе, больше 50-ти градусов было, выдержал. А потом пошёл по палатам, к раненым – в каждой палате по 2-3 песни пел, разговаривал, поддерживал. Несколько раз ему по его просьбе витамины кололи. Ему виднее. Врач всё-таки.

Фотографии – с выступления в госпитале. С выступления у нас в ангаре фото очень слабые получились…

В конце концерта к нему ещё раз можно было приблизиться. Я – с чеком для автографа. Ничего при себе не было, поэтому и протянул чек, не помню сколько по купюре. Он говорит – не расписываюсь на деньгах. Я – так это не деньги. Он широко улыбнулся, точно, говорит, это не деньги! И расписался! Очень жалко, но этой бумажки у меня нет. В Каракалпакии был начфин – очень хороший парень, хохол, он коллекцию денег собирал. Я – гитарки собираю, а он – денюжки. Вот у него сейчас эта "денюжка".

День закончился для меня неудачно – после концерта Розенбаум пошёл к комбату, понятное дело, пригласили, а я с комбатом на ножах был, но это не важно. В конце концов – этого комбата отправили в отдел бестолковых подполковников. Был такой, при штабе. Карты рисовали. А переместили его с формулировкой "за предвзятое отношение к личному составу". Туда ему и дорога. Я был ответственным по части – поэтому, должен был ходить и нюхать. Он песни пел, а я ходил и нюхал, смотрел за порядком. И так бывает. Прошу не смеяться – компьютеров не было. Но мы – были, живые.

Последнее. Через несколько дней – он всё ещё у нас жил, в Шинданте, куда-то летал, но возвращался обратно – тут я не знаю, почему так. В общем, у нас – награждение, комдив приезжает, Розенбауму сообщили, попросили приехать, и он приехал. Это было самым главным. Сидел, не шелохнувшись, всё впитывал. Когда до него дошло – "Ребята, я просто счастлив. Первый раз на таком вот, назвать мероприятием язык не поворачивается. Могу только пристроиться к поздравлениям. Какое тут, когда боевые медали! Ребята, останьтесь живыми! Понимаю, пригласили – что-то спеть должен. Всю дорогу думал. И придумал. Ведь у каждого из вас есть свой дом, город. Всем и каждому – обязательно туда вернуться!"

И спел – "Я люблю возвращаться в свой город…"