Мастер историй и Драгон. Ч 1
Мастер историй и Драгон. Победа
Серый ноябрьский туман цеплялся за шпили московских церквей, словно призрачные пальцы, не желающие отпускать город в новый день, когда в кабинет Ивана Ковалева вошёл необычный человек в шляпе и с дипломатом. От него веяло древностью. Детектив оторвался от своих невеселых дум. Незнакомец был высок ростом и будто вырезан из дуба старыми мастерами-иконописцами. Борода с проседью, как первый снег на Урале, а глаза — два уголька в тени кустистых бровей. На плечах — плащ из дорогой кожи, под которым угадывалась что-то большее: присутствие.
— Саразаил, — представился гость спокойным и величественным голосом. — Мне сказали, что вы опытный сыщик и только вам под силу отыскать в этом огромном городе пропавшего человека. К тому же, как я слышал, у вас есть уникальный талант притягивать к себе неприятности. Это то, что сейчас надо. Мне нужно найти человека, которого мы называем Пророком. Он исчез. К сожалению, наши поиски ни к чему не привели, но я знаю, что Пророк жив.
— Вы в этом точно уверены?
— Да. Я бы почувствовал его смерть.
Иван прищурился. В криминальной Москве он встречал и шизофреников, и самозваных пророков, и тех бедолаг, которые рассказывали о похищение их инопланетянами… Но этот человек был явно не из их числа. В нём не было и тени шарлатана.
— Опишите его, — попросил сыщик.
— Зачем? Вот вырезка из бульварной газеты с его последней фотографией у храма. Думаю, начинать нужно отсюда.- И он положил на стол пожелтевшую газету.
Иван потянулся за вырезкой, но Саразаил остановил его решительным жестом:
— Сначала аванс. — Он поставил на стол дипломат. Это была не просто сумка. Кожа — чёрная, как крыло ворона под луной — была покрыта узорами, будто выжженными не огнём, а самим временем. Спирали, напоминающие древние руны, переплетались с изображениями небесных сфер, чьи очертания Иван не мог удержать в памяти.
Саразаил открыл замки. Внутри лежали не только деньги: золотые монеты были аккуратно сложены поверх пачки купюр. В углу дипломата, завёрнутый в шёлк цвета увядшей розы, лежал предмет: кусок чёрного камня размером с ладонь, отполированный до зеркального блеска. На нём дрожал отсвет лампы. Сыщику показалось, будто камень смотрит на него — в глубине его поверхности мелькали тени, похожие на бегущих людей, облака, руины храмов.
— Здесь больше, чем вы заработали за двадцать лет, — сказал Саразаил, но в его голосе не было ни оскорбления, ни насмешки. — Деньги аванс — золото на непредвиденные расходы. Остальное — когда Пророк будет найден. И да — не трогайте камень. Он не для вас. Пока.
Иван сглотнул ком в горле. Его пальцы дрожали, касаясь холодного металла монет. Где-то в груди проснулся зверь — жадный, но не к деньгам. К тайне, что нёс этот кожаный дипломат.
— Хорошо, — выдохнул он. — Начну с храма.
Когда Саразаил вышел, дверь за ним закрылась без щелчка — будто её затянуло тишиной. А дипломат на столе тихо звякнул одной из монет, как-бы смеясь над сыщиком.
Ивану не составило большого труда разыскать храм из газетной заметки. В ней очень коротко говорилось, что появившейся странный человек начал собирать вокруг себя большие толпы людей. Их становилось все больше и больше, пока один из священников, которому всё это надоело, не вызвал полицию. Толпа народа встретила стражей порядка с неодобрением и не дала им возможность сразу арестовать смутьяна. Только при поддержке прибывшего усиленного наряда, полицейским удалось задержать его. К сожалению, не обошлось без пострадавших. Об этом газетный борзописец писал с поддельным возмущением и что-то там требовал от властей. Что было дальше, в газете не говорилось.
Он зашел внутрь храма и вдохнул полной грудью воздух, пропитанный ладаном. Сыщик задумался. Иван когда-то в юности был алтарником. Он помнил этот приятный и густой запах. Что-то родное и грустное одновременно заполнило его сердце. Перекрестившись, он присел на стасидию и окунулся в тепло сверкающих воспоминаний. Затем, опустив голову ещё ниже, он погрузился в свои свинцовые мысли, а его рука с газетной заметкой опустилась на колено. Вся его послехрамовая жизнь была штормовой чередой вырываемых истин из Священной Книги, которым он когда-то верил. Воспоминания о гибели жены и сына под адским ударом ATACMS, кровавой мясорубке в Бахмуте, бесчисленной гибели многих, ставших родными бойцов и последующий розыск жестоких торговцев детьми - калёным железом прошлись по его покрытой рубцами, но чистой душе. С болью, точившей его раненое сердце и невыразимой мольбой в глазах, он обратил взгляд на святое Распятие, как-будто хотел получить ответы на свои бесконечные, проклятые вопросы.
Краешком глаза сыщик заметил старика, присевшего рядом. — Был тут один… Говорил, что Москва — это будущий "пепел в ладони Бога". Мол придёт время, когда она "рухнет в соленые воды". Ещё говорил, что: "Настанет час — и снег станет кровавым". Он много чего говорил. Глупости. Но когда он говорил… верилось. Люди прозвали его Пророком. Потом его арестовали полицейские, но увезли люди в белых халатах. Такие, знаете ли, тихие люди в "скорых" без опознавательных знаков.
Спустя неделю Иван сидел у себя в кабинете. Он был растерян. Неделя безрезультатных поисков. Все его усилия, связи не принесли результата. Поиск в психиатрических лечебницах также не приблизил его к искомой цели. Ивану оставалось либо вернуть клиенту дипломат с камнем, который манил его всем своим таинственным видом, либо надеяться на чудо. Дверь тихо отворилась и в кабинет вошел Саразаил.
— Вы не нашли его, — произнёс он без вопроса.
Иван сжал кулаки под столом.
— Никаких следов. "Скорые без опознавательных знаков", — выдохнул он. — Это как искать дым в тумане.
Саразаил медленно подошёл к столу. На столе дипломат сам собой открылся. Его пальцы, длинные и жилистые, коснулись чёрного камня, всё ещё лежавшего под шёлковой тканью. Поверхность камня вздрогнула, и в её глубине мелькнула не тень — город. Завитки дыма над почерневшими куполами, треснувшие мостовые, река, бегущая красной жижей и падающий последний ангел, сжигающий небо. Иван отпрянул.
— Это не Москва, — прошептал Иван. — Это… что-то другое.
— Это станет Москвой, если вы не найдёте Пророка.
Камень вдруг вспыхнул ледяным пламенем. Иван почувствовал, как что-то царапает его разум — шёпот на забытом языке, смех ребёнка в пустой церкви, вой ветра сквозь разбитые стены.
— Вы трогали его, — не спросил, а констатировал Саразаил. Его губы дрогнули в подобии усмешки. — Теперь камень знает вас.
Иван сглотнул. В горле першило, будто он вдохнул пепел.
— Кто вы? — вырвалось у него.
— Сейчас это не важно. Важно найти Пророка.
Камень вдруг взмыл в воздух и, задрожав, завис между ними.
Саразаил положил ладонь на камень, и тот утих.
— Камень теперь ваш. Доверьтесь ему — спокойно произнёс Саразаил, покидая кабинет.
Пальцы Ивана сомкнулись на камне. Он был тёплым. Живым.
— Куда идти? — спросил он, чувствуя, как неземной свет и покой просачиваются в его вены. Камень в руке Ивана пел. А в груди, там, где сердце, проснулось что-то древнее, чем страх.
Пророк сидел у озера неподалёку от монастыря и созерцал красивый закат. Его ум плавал в волнах воспоминаний. С самого раннего возраста, когда он только начал понимать, что он какой-то иной, ему открылся удивительный мир. Это был не просто мир, каким его знаем ты или я. Нет! Ему открылся мир в своей инаковой изнанке. Ещё тогда, неодолимое влечение к непонятному и таинственному переполнило его маленькое сердце и пытливый ум. Когда он вырос, то отправился в путь. Лишения и препятствия укрепили его тело и закалили волю. Величие и подлость, простота и хитрость, глупость и мудрость, остроумие и цинизм - встретившихся на его пути людей, научили осторожной открытости и прощению слабостей. Чем больше он требовал от себя, тем меньше хотел от других. Так все и шло, пока он не встретил её. Это произошло как-то само собой.
Было прекрасное ясное утро. Легкий ветерок шевелил тени вереска и шиповника на тропинке впереди и позади, слева и справа от него. По дороге, на встречу ему шла такая же как и он странница. Он обратил внимание, что в ярком освещении солнца не было видно тени, этого молчаливого и верного спутника всех тех, кто имеет счастья быть. При взгляде в её глаза, всё вокруг огласилось звуками и красками. Трудно было понять раздаются ли они в его голове или в плотно-сгустившемся внезапно воздухе. Её глаза были настолько прозрачны, что казалось отражали душу каждого кто вглядывался в них. Изумительное зрелище открылось ему, когда, остановившись друг напротив друга, они всмотрелись в лица. Лицо женщины без тени было массой какого-то калейдоскопа: слипшихся тел, ухмылок и гримас. Казалось, что в этом остатке абсолютно воздушных костей, лишенных мяса и жизни таится огромная, сметающая все на своем пути невероятная воля. В стремительных движениях медно-бурого цвета кожи, прилипшей к костям её лица, можно было видеть сочетание тяжелой нужды, невыносимых скорбей, тление смерти и яркие искры огня человеческих страстей. После долгого всматривания друг в друга, он вымолвил только один вопрос: "Кто ты"? "Твоя судьба!" - немым шёпотом прозвучало в ответ сверху и со всех сторон и ... после этого странная
незнакомка исчезла. Он не испугался, но с момента этой встречи, он перестал быть собой. Он стал пророком.
Пророк, оторвавшись от перелистывания страниц памяти, увидел приближающего к нему человека. Присмотревшись внимательно, он широко улыбнулся. Стоящий немного вдали могучего телосложения монах решительным шагом двинулся в сторону незнакомца.
— Остановись! — твёрдым голосом приказал он ему. Но тот ответил, — я только проверю, — продолжил свой путь.
— Я ждал его! — голосом, не терпящим возражений, сказал пророк. Монах остановился в нерешительности. — Пусть подходит. Он не опасен.
Монах отошел на прежнее место, но было видно, что он в любую секунду готов броситься на незнакомого мужчину.
— Здравствуйте, — мягко поздоровался сыщик с пророком. — Можно мне присесть рядом с вами?
Пророк, после внимательного всматривания в глаза сыщика, молча кивнул, и Иван присел. Некоторое время они вместе, как старые разлученные друзья, любовались прекрасным видом. Затем пророк спросил: "Когда он придёт за мной"?
— Я не уверен... но думаю, что сегодня.
— Хорошо!
Пророк решительно поднялся и крепко, по-отечески обняв стоящего рядом Ивана, направился в сторону монастыря...
Глубокой ночью, когда монастырь спал и пророк, по своему обыкновению в одиночестве молился в храме, стены озарились мягким светом. Лик пророка просветлел, как будто это был человек, который после долгих и опасных испытаний, наконец-то возвращается в милый его сердцу дом. Он увидел приближающего Саразаила.
— Это ты!? И хотя ты выглядишь иначе, я узнаю тебя. Это тебя я тогда встретил на своём пути. Я слишком долго ждал тебя!
Его плечи, опустились под бременем испытаний и страшных знаний, пророк вздохнул с тихим смирением.
— Да. Это был я. Ты устал, брат, — прошелестел словами Саразаил, касаясь перстом его красивого лба. — Ты больше не раб чужих войн. Пора домой.
Пророк вздохнул, и его тело стало светиться, как лёгкие искорки в остывающей печи. На мгновение храм наполнился обволакивающим запахом ладана и яблоневого сада… Затем — опустилось благоговейное безмолвие.
Саразаил с королевским достоинством, как будто держа в руках всё сокровище мира, опустил тело почившего пророка на широкую стасидию. Над головою пророка он написал: "Пророчество без любви — пустой звук. А свобода начинается там, где перестаёшь бояться одиночества". Посмотрев в последний раз на величественный лик, в котором читалась история искреннего служения, великой мудрости и неземной любви, он исчез.
В келье пахло воском и можжевельником. На стене висела икона Сергия Радонежского с треснувшей краской. Иван зажёг лампаду и закрыл глаза. В келью вошел Саразаил. Иван присел на жёсткий топчан и посмотрев на мраморный покой лица Саразаила спросил: "Как он?"
— Пророк свершил предначертанное. Теперь он обрёл свободу и покой.
— И что дальше? — спросил Иван.
— Теперь ты продолжишь его работу.
— Нет, только не я. Мне не нужна эта ноша. Я не хочу знать ни своего будущего, ни будущего других. Мне бы со своим прошлым разобраться, а не лезть в неизвестное. Мы не договаривались об этом. Не знаю кто ты, но то, что я узнал во время розыска пророка, не располагает меня к принятию от тебя каких бы то ни было даров.
— Я и не предлагаю тебе этого, — кротко парировал Саразаил. — Я вообще ничего и никогда не предлагаю от самого себя. Тебе это предлагает Основатель, а почему он выбрал именно тебя мне неведомо. Твой путь - это не знание будущего. Твой путь - это хранить и собирать прошлое. И хотя ты мне нравишься, это Он так решил, а не я.
— Прошлое?! Да зачем вообще нужен этот архив жизни?
— Прошлое не лежит в пыльных томах и не заперто в цифровых облаках. Оно — в дрожании пальцев старика, вспоминающего запах родного дома; в трещине на стене заброшенного храма, где когда-то молились в тишине; в молчании матери, стоящей у могилы сына, чьё имя уже никто не выгравирует. Прошлое - это невидимые нити, которые связывают узор будущего. Без прошлого нет настоящего, а с ним и нет будущего. Потому что настоящее — это не точка, а перекрёсток. Прошлое - это ахиллесова пята будущего. Потому что любое будущее, построенное на забвении, неизбежно повторяет свои самые страшные ошибки. Тот, кто не помнит, как рождалась ненависть, снова посеет её. Кто забыл вкус справедливости — будет довольствоваться подделкой. Будущее уязвимо именно там, где оно отрекается от прошлого: в этой точке оно теряет корни и становится легкой добычей лжи. Собирать и хранить прошлое - это как хранить Вечное. Я могу только догадываться, почему Основать остановил свой выбор на тебе. Но уверен, что только ты способен на это служение. Потому что ты видишь. Другие прячут боль за цинизмом. Ты — нет. Ты не пророка искал, ты искал себя в нём и думаю, что нашел. Просто ты этого пока не понимаешь.
Иван устало, но спокойно вздохнув спросил: — У меня есть выбор?
— Выбор есть всегда. Ты свой сделал, когда согласился искать его. Но твой поиск только приоткрыл завесу над решением твоих вопросов. Нужно идти дальше, если ты хочешь найти ответы. Или, ты можешь отдыхать всю свою оставшуюся жизнь. Сокровища в дипломате отныне твои. Как ты давно понял, мне они не нужны. Но, камень придется вернуть.
Иван задумался. Он очень не хотел расставаться с камнем. камень давал ему покой и невероятную ясность ума. Он чувствовал, что в этом камне присутствует таинственная связь с теми, кого он бесконечно любил и по ком столь же бесконечно тосковал.
— Ты не похож на человека, которые предпочитает задавать вопросы небесам, а после поворачивать к ним спиной, — после долгой тишины произнес. — Ответы на твои вопросы не в прошлом, а в твоём будущем. В твоей раскаленной памяти. Отныне твоя миссия не в том, чтобы хранить прошлое, а в том, чтобы дать ему уйти, чтобы новое могло родиться.
Так что ты скажешь? Каков твой выбор? Ты готов принять дар Основателя и исполнить предначертанное о тебя.
— Ты не оставишь меня? — робко спросил Иван.
— Нет, не оставлю. Обещаю, если ты сам не скроешься. Мне не дано видеть людей, если они сами не хотят моей помощи. Вот почему, я прибёг к твоему невероятному таланту.
— Что я должен делать?
— Через час ты должен покинуть монастырь. У озера, где ты встречался с пророком, тебя будет ждать машина. Она там будет одна. После того, как водитель тебя отвезет в аэропорт, он даст тебе новые документы, билет на самолет и инструкцию, что делать по прибытию на место.
— Мне нужно покинуть страну? — с удивлением спросил Иван.
— Да. Для тебя сейчас здесь находится очень опасно. Ты последний кого спецслужбист переодетый в монаха видел рядом с пророком. Они будут искать тебя.
— Куда я лечу?
— В Эквадор. Теперь у тебя не только могущественные друзья, но и могущественные враги... У меня для тебя подарок. Возьми его.
Саразаил протянул Ивану рюкзак.
— Ты можешь класть в него абсолютно все, что сам пожелаешь и он не будет тяжелеть. До встречи! - и он беззвучно скрылся за дверью.
Иван прилёг на топчан. Теперь он слышал шёпот историй: плач потерявшего маму ребёнка в Белгороде, звон окровавленных золотых монет в Лас-Вегасе, но главное было то, что он понимал смысл слов Саразаила: "Дар — это не власть. Дар — это путь, Мастер Историй".
Мастер историй покидал монастырь. За плечами у него был рюкзак, а за его спиной засияла новая звезда. Не яркая, не вечная. Но своя. Та, что рождается, когда кто-то решает рассказать правду.
