Как говорят, Ходжа был на лицо уродлив, и он, зная об этом, не любил смотреться в зеркало.
Однажды его жена, будучи беременной, внимательно посмотрела на его лицо и сказала: с одной стороны, я радуюсь, что у нас будет ребёнок, но, с другой стороны, горе мне, если он будет похож на тебя.
Насреддин взглянул на жену и сказал: если ребёнок будет похож на меня, это полбеды. Но горе тебе, если он не будет похож на меня.
Как можно стать умным? — спросили Насреддина афанди.
Если при тебе говорит умный человек, отвечал мудрец, — ты прислушайся к его словам. А если тебя слушают, то прислушайся к своим словам. Вот тогда и станешь умным.
Один обжора в гостях объелся и заболел.
Зачем же ты так много ел, жалости у тебя нет, — заметил ему Насреддин.
А чего жалеть, ведь пища была чужая, — перебил его обжора.
Еда-то чужая, но желудок-то твой. Его надо жалеть!
Ходжа Насреддин за большую плату взялся за 20 лет обучить грамоте ишака. Эмир грозил отрубить Насреддину голову, если в указанный срок ишак не научится читать. Когда Насреддина спросили, как же он пошёл на такой риск, он ответил:
Ничего страшного. За двадцать лет кто-либо из нас обязательно умрет — или ишак, или эмир, или я!
Как-то Насреддин прочитал в одной книге, что если у человека маленький лоб, а длина бороды больше двух кулаков, то этот человек — дурак. Он посмотрел в зеркало и увидел, что лоб у него маленький. Затем взял в кулаки бороду и обнаружил, что она значительно длиннее, чем надо.
Нехорошо, если люди догадаются, что я дурак, — сказал он себе и решил укоротить бороду.
Но ножниц под рукой не оказалось. Тогда Насреддин просто сунул в огонь торчащий конец бороды. Она вспыхнула и обожгла Насреддину руки. Он отдернул их, пламя спалило ему бороду, усы и сильно обожгло лицо. Когда он оправился от ожогов, то на полях книги приписал: "Проверено на практике".
Однажды некий погонщик ослов обратился к Ходже Насреддину:
О мудрейший, объясни ослов? мне одну вещь, иначе я сойду с ума. Мне дали десять ослов для перегонки в другой город, и я отправился в путь. Перед дорогой я их пересчитал, их было десять. Я сел на осла и мы поехали. По дороге я решил вновь пересчитать ослов, и, к моему ужасу, их стало девять. Тогда я решил сделать привал, спешился и снова пересчитал свое стадо — их вновь было десять! С облегчением я вновь тронулся в путь, но когда решил снова пересчитать ослов, их опять было девять! И так всю дорогу: в пути их всегда девять, а на привале — десять.
Взгляни сам, о Насреддин, и скажи, сколько ослов ты здесь видишь?
Одиннадцать.
На одной пирушке Насреддин взял кисть винограда и отправил ее целиком в рот.
Молла, — говорят ему, — виноград едят по ягодке.
То, что едят по ягодке, называется баклажаны.
У Насреддина спросили:
У тебя есть аппетит?
На этом свете это единственное, что у меня есть.
Однажды Тимур спросил у Насреддина:
Ходжа! Что больше — рай или ад?
Рай больше, — ответил Ходжа.
Откуда ты знаешь, что рай больше?
Ведь бедных больше, чем богатых.
"Жена твоя много шляется", — сказали как-то раз Ходже Насреддину.
"Не думаю, что это правда, — возразил он. — Если бы это было так, она, наверное, заглянула бы как-нибудь и ко мне в дом".
Однажды к Ходже Насреддину забрались воры. Жена будит Ходжу, а тот говорит: Тише, тише… Вдруг они что-нибудь найдут?
Однажды Ходжа Насреддин, взойдя на кафедру в Акшехире для проповеди, сказал: "Верующие, знаете ли вы, что я хочу вам сказать?" Ему ответили: "Нет, не знаем". Тогда Ходжа сказал: "Раз вы не знаете, так что мне вам и говорить". С этими словами он сошел с кафедры и пошел своей дорогой.
Когда в следующий раз он снова взошёл на кафедру и предложил тот же вопрос, община ему ответила: "Знаем". "Ну, коли вы знаете, значит, мне нет надобности и говорить", — сказал Насреддин и опять удалился. Община, пораженная, решила, если Ходжа взойдет ещё раз на кафедру, ответить: "Одни из нас знают, а другие нет".
Поднявшись как-то опять на кафедру, Ходжа по обыкновению обратился к народу со своим вопросом. Ему ответили: "Одни из нас знают, другие нет". Ходжа, сохраняя на лице серьёзность, воскликнул: "Великолепно! Пусть тогда те из вас, кто знает, расскажут тем, которые не знают".
На одном собрании зашла речь о падении нравов.
Если так пойдет и дальше, мир перевернется вверх дном! — воскликнул один из присутствующих.
Не успел он закончить, как Насреддин заметил:
Как знать, может быть, дно окажется лучше верха!
Однажды молла шел в соседнее село. По дороге он купил арбуз. Разрезал его, половину съел, а другую бросил на дорогу и сказал про себя:
Пусть тот, кто увидит этот арбуз, подумает, что здесь проходил бек.
Прошел он немного, вернулся обратно, подобрал брошенную половину, съел и сказал:
Пусть подумают, что у бека был слуга, который и съел эту половину.
Прошёл он ещё немного, пожалел, опять вернулся, подобрал корки и съел их, сказав:
Пусть подумают, что у бека был ещё и осЁл.
Насреддин говорит знакомому:
Слышал? Наш приятель скончался.
Нет, — ответил тот. — От чего же?
Бедняга не знал, ради чего живёт, так что о причине смерти и говорить нечего.
Однажды к Ходже Насреддину пришел жадный и жестокий ростовщик Джафар, который был горбат и уродлив, поэтому, наслушавшись рассказов о мудрости Насреддина, хотел, чтобы тот превратил его в красавца.
Тот выстроил родственников кольцом, а ростовщика посадил в середине на землю. Потом он обратился к ним со следующими словами: сейчас я накрою Джафара этим одеялом и прочту молитву. А все вы, и Джафар в том числе, должны, закрыв глаза, повторять эту молитву за мной. И когда я сниму одеяло, Джафар будет уже исцелен. Но я должен предупредить вас об одном необычайно важном условии, и, если кто-нибудь нарушит это условие, Джафар останется неисцеленным.
Когда вы будете повторять за мной слова молитвы, ни вы, ни тем более сам Джафар не должны думать о белой обезьяне!
Если кто-нибудь из вас начнёт думать о ней или, что еще хуже, представлять её в своем воображении — с хвостом, красным задом, отвратительной мордой и жёлтыми клыками, — тогда, конечно, никакого исцеления не будет и не может быть, ибо свершение благочестивого дела несовместимо с мыслями о столь гнусном существе, как обезьяна. Вы поняли меня?
Поняли! — ответили родственники.
Готовься, Джафар, закрой глаза! — торжественно сказал Ходжа Насреддин, накрывая ростовщика одеялом. Теперь вы закройте глаза, обратился он к родственникам, и помните моё условие: не думать о белой обезьяне!
И вот на лице одного Ходжа Насреддин заметил тревогу и смущение; второй родственник начал кашлять, третий — путать слова, а четвертый — трясти головой, точно стараясь отогнать навязчивое видение.
О нечестивцы и богохульники! Вы нарушили мой запрет, вы осмелились, читая молитву, думать о том, о чем я запретил вам думать!
Вскоре взошла луна, залила всю Бухару мягким и тёплым светом. А в доме ростовщика до поздней ночи слышались крики и брань: там всё ещё разбирались, кто первый подумал о белой обезьяне.
Шёл как-то Насреддин по дороге, увязался за ним молодой цыган и стал выпрашивать у него хоть что-нибудь. Ходжа цыган терпеть не мог, он шёл, не оборачиваясь, и раскошеливаться вовсе не собирался.
Эй, господин! — крикнул наконец цыган. Дай мне хоть монетку, а то я сделаю такое, чего никогда ещё не делал. Ходжа обернулся, кинул ему монетку, а потом спрашивает:
Что же такое ты собирался сделать?
Э, господин, — отвечал цыган, если бы ты ничего не подарил, пришлось бы, видно, мне взяться за работу! А этого я ещё никогда не делал.
Во время путешествия по морю кто-то спросил Насреддина:
Вы, наверное, много путешествовали, уважаемый эфенди, скажите, отчего вода в море соленая?
Чтобы рыба не протухла, время от времени в море насыпают соль,— ответил он.
Однажды ходжа Насреддин взял лестницу и, приставив её к стене сада, взобрался наверх. Затем он подтянул лестницу, поставил ее с внутренней стороны забора и спустился в сад.
На беду ходжи его заметил садовник. "Ты кто такой и что тут делаешь?" – грозно спросил он у ходжи. "Лестницу продаю", – спокойно ответил ходжа.
Да разве здесь место, чтобы продавать лестницу?
Какой же ты бестолковый! – воскликнул ходжа. – Мог бы и знать, что лестницами можно торговать где угодно."
Сосед Насреддина пожаловался:
Мне приснилось, что я на дороге наступил на гвоздь. Всю ночь нога болела.
Надо спать в сапогах,— посоветовал мудрец.
На старости лет Насреддин задумал жениться. Один приятель стал укорять его:
Да ведь ты уже стар. Тебе надо думать о загробной жизни, а не о женах.
Глупец,— отвечает Насреддин, разве ты не знаешь, что именно зимой и нужен огонь больше, чем в любое другое время года.
Как-то раз ходжа купил за одно акча девять яиц, а в другом месте продал за те же деньги целый десяток. "Ходжа, почему ты торгуешь в убыток себе?" – спросили у него. "Прибыль или убыток – это не важно. Главное, чтобы друзья видели, что я торгую", – заметил ходжа.
Пошёл ходжа Насреддин в баню. Банщики дали ходже старый запон, старое полотенце – в общем, не оказали ему должного внимания. Ходжа на это ничего не сказал, а выходя, положил на зеркало десять акча. Банщики удивились и, разумеется, очень обрадовались: десять акча – большие деньги.
Через неделю ходжа опять пришёл в ту же баню. На этот раз банщики старались вовсю: подали расшитое полотенце, шёлковый запон. Ходжа опять не произнёс ни слова, а выходя из бани, положил на зеркало одно акча.
Банщики, пораженные, рассердились и спросили: "Эфенди, как это понимать?"
А что тут странного? – заметил ходжа. – То, что я дал сегодня, – это плата за прошлый раз, а те десять акча, что я дал тогда, – за сегодняшний день".
Однажды ходжа сидел на берегу реки. В этот момент подошли десять слепых и попросили его, чтобы он переправил их на другой берег. Ходжа стал их переносить, но на середине реки уронил одного слепого в воду. Течение подхватило несчастного и унесло. Остальные подняли крик, на что ходжа спокойно заметил: "Ну чего вы шумите? Дайте мне на одно акча меньше – и мы в расчете".
Кто бы и что бы ни попросил у ходжи Насреддина, он обычно давал просимое только на следующий день. На вопрос же, почему он так делает, отвечал: "Я делаю так, чтобы люди больше осознали цену того, что я даю".
