НИНА ПОТЕХИНА - "ЧИНОВНИЦА-ПОКОЙНИЦА". ЯЗЫЧЕСКИЙ ФЕМИНИЗМ

(Статья написана в рамках паблика "скRAPы": https://vk.com/skrapy1 )

Надеюсь, что этим заголовоком саму же Нину не оскорблю – учитывая, какие коннотации слово «феминизм» имеет ныне; но сие словосочетание употреблено отнюдь не только ради хайпового звучания – есть тут и интереснейший мотив. Для начала – скромный, вольный, злободневный экскурс.

Феминизм на данный момент совершил неоднократное политическое самоубийство, и даже, порой, признаёт это, в пропагандистском контексте – мол, стена патриархальная — такая непробиваемая, что мы не в силах её пробить, но мученически бьёмся дальше… - но нет, официальные помазанницы феминизма сегодня бьются, явно – совсем о другую какую-то стену, имея дело скорей с какими-то постмодернистскими практиками обоеполого мира, нежели мира безукоризненно мужского. Речь здесь, конечно, о «северном полушарии» - понятное дело, что чем южнее, да чем более скалиста местность, тем борьба… скажем, сложнее – чтобы не задобрить никого ненароком.

Да и, политический «непрерывный суицид» феминизма доказывает уже сам тот факт, что на недавних дебатах именитого российского либертарианца Михаила Светова и феминистки Залины Маршенкуловой – первый, далеко не только за счет «предвзятости» толпы к хайповости его либертарианской фигуры — ведет себя вполне себе уверенно-победоносно; подчеркнём – даже! – либертарианец!! – Светов!!! – одерживает верховенство.

Конечно, и тут можно отыскать несправедливость, с воплем – «патриархат!» - но, уж извините, из Светова такой себе патриарх.

Стоит ли, при всем при этом, в современном мире реальный «женский вопрос»? – ну, конечно; начиная с совсем карикатурных проблем «стран третьего мира», по крайней мере, некоторых из них – и до остающихся в силе ущемляющих там или тут женщину социальных практик «северного полушария». Хотя есть мнение, что, обращая внимание здесь только на женский контекст, люди как-то забывают, что люди — вне зависимости от полов — друг к другу еще как враждебны, просто эта враждебность проявляется по-разному, ой как по-разному – и если на «мужика» «мужики» косо не посмотрели в такой-то ситуации, это не значит, что в спину ему не вонзены три-четыре ножа, и не стоит ли где табличка с надписью «Traitor»…; ну, да ладно — женский вопрос все равно стоит: хотя бы тот факт взять, что в категории «история женщины» написано пока, всё ещё – мало, до боли мало, - хотя последние десятилетия вполне себе успешно наверстывают упущенное предыдущими двадцатью (и больше) веками, так что и тут есть повод задуматься – а проблема ли это, раз темпы её решения столь быстры?...

Дальше уже – начинается философия, конфликт между самими теми самыми «тремя», что ли, волнами феминизма, - и вступают в бой, поверх их, разные философские парадигмы, смешиваются кони, люди, марксисты, зелёные, зелёные марксисты, либеральные «левые», воплями коих о «женщине», якобы заботливыми – просто отвлекают в таких-то странах Запада внимание от других насущных социальных проблем (как общих, так – и женских), и т.д., и т.п., и ещё раз «т.д.»...

Но всякое явление — это не только его причины, следствия и сам его процесс; важны практики. Раз уж откуда-то взялось всё это, и теперь даже в научном смысле всё «женское» необходимо сводить куда-то к полюсу политологического термина «феминизм», — неплохо бы найти и адекватные практики феминизма.

И вот – Нина Потехина подошла к проблеме эмансипации женщины совсем-совсем с другого угла, — может, сама того не очень-то и сознавая – формально исполнительница делает упор на интригующие пассажи её же манифеста нового «рэпования» (мне там особо нравится специфическое провозглашение смерти постмодерна – уже только на это глядя, хвалу и Богу хочешь воздать, и богам; язычество же), и из «социалочки» этого манифеста мы можем выследить, разве что – «зелёный» контекст – пункт 8: «Совесть/стыд/нежность по отношению к природе должны быть воспитаны также как по отношению к людям/обществу». Хотя, Русь хтоническая, али глубинная, али анархическая, как угодно – подобную практику старалась культивировать еще из глубины веков (как, в целом, и феминизм… — но феодальные эксцессы затем стали-таки системой). По крайней мере, мы знаем о княгине Ольге, чья «месть древлянам» унижает тех в исторической перспективе — пуще, когда сознаешь что месть эту осуществляла…княгиня. А ещё есть древнерусское искусство, Сирин, Алконост да Гамаюн — славянской мифологии; этот (полу?-)языческий контекст даже в нашем преломлении «православия» оставался сильнее, чем в том же католицизме; да-с, почва у этого утверждения весьма «ватная», и это не отменяет «луддистских» (прото-зелёных) движений на том же Западе – но, в целом, баланс примерно таков.

Что же такое «языческий» феминизм? Один из главных мотивов «языческого «рэпования»» Потехиной – это распад человеческой сущности, буквальный разбор её на кусочки, на плотские составляющие – как у одного рэпера было – «вздрогну в разбитом теле…»; но мы привыкли к этой инициации самораспада из уст исполнителя мужского пола, - хотя и расхожих крикунов, рифмующих суицидальность своей односторонней несчастной любви со всяким физическим вредом – и среди обоеполых модников «немало»… – а какое измерение приобретает логика распада из уст «женских»? А мы ведь даже не замечаем!

Тут-то и загвоздка; привыкнув к «распаду», оговариваемому персоной мужского пола (или – более-менее мужского) – мы это и проецируем на «женское», мол, одно и то же, только слова под другой случай, так сказать, подобраны – а строчки вроде «в сонмище ешь мою половую плоть» - почитаем за нейтральные, покуда — не услышим констатации откровенно «женских» моментов. Здесь, опять-таки, происходит рефлекторная поправка на постмодерн, в котором, при желании, можно уследить весьма забавную «патриархальную» тенденцию: в силу информационного «бума» перестав, нередко – ассоциировать чьё-то творчество непосредственно с исполнителем, интересоваться личностью его, мы как бы рефлекторно и говорим про «НЕГО» - ассоциативный ряд подбирается еще и к самому мужскому роду слова «исполнитель».

Поэтому важно держать в уме главное, для сего – прибегая к достаточно редкому в обиходе слову: перед нами рэп-исполнитель...ница.

Творчество не должно абстрагироваться от личности, даже (а то и особенно) в случае, когда лейтмотивы авторских треков – это распад этой самой личности; важно – фиксировать исходную точку. Тем более, когда автор сама провозгласила смерть этого решающего за нас постмодерна. Феминизм необходимо рассматривать как органичную фиксацию «женского» в самом широком смысле слова, от образного ряда до смыслового; феминизм – как практика женского языка, женского… логоса. К Дугину тут за шпаргалкой не пойдем, но весомый ролик его про феминизм — прикрепим. Кстати, в рамках этого ролика — он, наверное, лучший феминист.

Каков же женский язык в «Чиновнице-покойнице»?

«Ближе»: «в дамских салонах процветает дедовщина», «в шаболдинских плащах», «внемлю схимницам» - «шаболда» у нас пока что ассоциируется с обычной андеграундной эстетикой лирического ГЕРОЯ, а не героини; схимница – с уместным для обоих полов, а значит – нейтральным - путем аскезы; «благодатью заполни рот мне, вставив по гланды…», «жду конца времен, стоя под простым концом» - как у нас может ассоциироваться это с женщиной, после того как даже «хорошие» постмодернисты наши говорят, как Замай в треке «Пэппи» — «доставай крюки и виллы, и пусть твой брат меня выебет в жопу»? – в известном смысле, «грязь» схожих образов Нины Потехиной — это женская реконкиста: верните право лирическим героиням на украденную у них эстетику (иногда, кстати, женщинами же и украденную – но об этом чуть позже); «женщины-нацистки ставят в конце «сс»», - а это просто красиво и афористично.

«Карточный гробик»: «я еще хуже вас, и поэтому кажусь вам святой», «я зрячей вас, поэтому кажусь вам слепой», - тут, как раз-таки, по-другому – подобную манифестацию, навскидку – даже по структуре – мы из мужских уст в принципе вспомнить не можем, и здесь уже не отделаться от впечатления, что говорит это некая шаманка, кою великолепные инквизиторы-цивилизаторы ведут на костер.

«Сорока»: «что мне бабы? — лишь ухабы на пути к священной роще, я хочу слаще и жестче, жить на гречке и воде. А меня к вам сватали мухой на радиаторе… ; ни с кем не повенчана угловатая женщина, из имущества - трещина – на теле и в уме». «Себестоимость меня – ни рубля и ни хуя, словно стихотворный сборник - я твёрдая но пуста,<…>; я сама себе склевала свое женское начало, а другого не взяла», - на лицо – ненависть, отчасти — конструируемая – к своему же женскому роду и женскому началу, из чего и рождается его гибель, из чего и рассыпается оно – но, вновь позволим себе укол современному феминизму: рассыпается это начало у языческой героини Потехиной – до «другого не взяла», до кромешной пустоты, а — не переходит в попытку стать-таки мужчиной. Собственно, лучше на костер, да, чем изменить природе своей — и лучше самой склевать в себе это «начало», чем так.

«Под крыльцом»: «на войне умирают за идеи шакал, а в вагине умирают от скуки» - здесь даже кажущийся, сперва, банальным укол в сторону «Первого канала» (строками ранее в треке) и даже оттенок укола в сторону «империализма», наконец-таки находит адекватное измерение, адекватную трактовку, не испещренную популизмом, и, в кой-то веки — справедливо омытую «слезинкой ребенка»: вот, мол говорить горазды вы про идейность на своих войнах, забывая, меж тем, сколько детей погибло в своем зачатке в отсутствие санитарных норм, в силу разных соц.-обстоятельств. Мы и подобной-то структуры «антивластного» аргумента почти никогда не слышим, а тем более – оформленного в эдакую дихотомию информационного шума, по-язычески скользящего уколом нашей совести: часто задумываемся ли, сколько… - да, пойдем дальше! – сколько крестьянских детей из гигантских семей, в силу социальной необходимости рожавших на всякий случай побольше – погибло, сколько — беспамятно, умерло таких детей, сколько же — у нас «Мальчиков у Христа на ёлке»? – ладно, от феминизма мы немножко отдалились, и! – приближаемся обратно же – телесная лексика в женском исполнении усиливает образ многократно, а, состыкуясь с общим «языческим феминизмом» озвучивает НАСТОЯЩИЙ тезис борьбы за освобождение как женщины, так и ее ребенка от корневой несправедливости – чем мы еще раз подчеркиваем природную, «материнскую» функцию женщины, вместо современных феминистских уходов от роли матери вообще. И «языческий феминизм» защищает именно это - право и честь матери. «Спиртовая настойка твоей любви настоялась на дрож(ж)и моих коленей» - вновь, отличная игра в слово, со звуковым чередованием смысла – настояться и на дрожжах как бы, и на дрожи.

(Правда, об империализме замолвим таки слово, по-пропагандистски: в количественном соотношении в российском информационном пространстве комплиментарности в адрес «смерти за идею» практически нет – если сравнивать с критикующей войну либеральной интеллигенцией как провластной, так и оппозиционной, - и как раз воспевание смерти за идею сегодня ещё более революционно – но опустим эту очевидность; контраргумент Потехиной, по сути – не антиимпериалистский, а в адекватном (изначальном) смысле – глобально-пацифистский, да ещё и обращён он — к романтизированному языческому природному равновесию; жаль только что когда исполнитель выстреливает, известно какая общественность как правило вычленяет у нее именно такие строки — под нужным ей углом.)

«В животе России»: «и по лестнице из слёз отправляет на покос»; «вот один солдатик доедает мое сердце, жреческие руки исследуют мое чрево, чиновница-покойница просит меня раздеться…» - историческая диалектика мужского и женского очевидна, и наклевывается более явное начало конфликта лирической героини с другой героиней, олицетворяющей изнанку бюрократии – чиновницей-покойницей, противной героине главной в двух моментах: в её бюрократически-извращенной женской сути, и в том, как эта «бюрократия», «чин» — извращают само по себе «языческое», «природное» начало вообще.

«Талая вода»:«уровень мирового океана поднимается, а мои сиськи опускаются, а мои веки опускаются, а мои руки опускаются» - тут, вновь — и в лоб, и в глаз – сопоставление внутреннего, женски-ограненного самораспада с природным, бедственным характером положения вещей в мире, в природе вообще – гармония с «миром» на фоне предпосылок, располагающих только к дисгармонии. Через еле-еле заметную грязь «апокалиптичного» подъема мирового океана – «грязь» старения лирической героини, ведьмы, а скорей шаманки – что уже на костре, костре - такого вот бытия. «Я капелька пота на ладони Жанны Д’арк». А чтоб, раз уж так – апокалипсис и пришел – готовность и «мелкую душонку бросить в пожар, ради кровавой черной зари»; хотя есть тут и некая синхронность процессов – мировой океан, он ведь — тоже, мужского рода.

«Бокс»: «ты сошел с небес, Ахиллес; я сошла с конца своего отца». Как бы — говорит лирическая героиня – я не хуже, потому что и я – «сошла» кое-откуда, но, в то же время — вот чем хуже: эстетизируется «вульгарное» – «конца своего отца». И далее – «маникюр под утюг положи», «я девочкой потерялась в лесу и придумала всю эту жизнь», «раз не сошлись пестик с тычинкой, бей-й-й меня швейной машинкой», - распад, распад.

«Чиновница-покойница»: несмотря на конфликт двух «лирических героинь», здесь «феминистского» – малость, и большую роль играют другие лейтмотивы альбома; трек, кстати, больно сильно ассоциируется с «Господином Собакой» Хаски.

«Нет»:«в углу, как муха в навозе, ласкался со мной божок» - отождествляемое с мужским родом «божок» также задает соответствующую интонацию; «скажи им, что меня нет - и кольцо на синюю кисть, скажи им, что меня нет - и посмертно на мне женись» с последующим тихим воем - … впечатляет? — вот, в ранее упомянутых дебатах Светова и Маршенкуловой, последняя говорила о положении женщины в России как узницы «концлагеря». Как же страшно и нелепо верить этому аргументу из уст Маршенкуловой, и — в то же время, как, по прослушивании трека «Нет», боязно не доверять подобному же лейтмотиву здесь – под Россию, в принципе, можно подставить любую страну «северного полушария», - чем цивилизованней, тем и хуже; лоска внешнего многовато. И, понятно – смотря с чем сравнивать; самое интересное, что у «языческого феминизма» как раз есть, с чем сравнивать, есть духовная, хтоническая почва, на которой еще и можно устоять, сравнивая — космологическое равенство «женского» и «мужского», логосов там всяких, природа, «лес» (физический и метафоричный) — концлагерь тут, скорей, в душе уже горящей на костре лирической героини.

«Рэпование»: «ворвусь в Асгард черномазая <...>; мироточит мое мироздание, точно баба я бесхребетная, необузданная, бездетная, на том празднике каждоденствия вытанцовываю безответственно…» - учитывая немножко «баттловый» даже оттенок припева, танец «черномазой» рэп-исполнительницы, вываленной в «черноте», черносошной земле «андеграунда», выходит на уровень конфликта лирической героини, да и автора (автор…ши?) этих строк с «Асгардом» не только тем, буквальным, но – с пантеоном богов ложных, облюбовавших престолы верхушки «рэп-Олимпа» сегодня – собственно, где уже и пара «богинь» тоже сидит, но – явно не по назначению, так сказать, - богинь, приватизировавших роль «женского рэпа» - каким-то симулякром.

Что, как ни адекватный, «языческий» «феминизм» — должно вытеснить и этих богинь – оттуда? «Твоя музыка — … дегустация менструации».

Ассоциативного ряда ради, чтоб было с чем соотносить творчество Нины Потехиной вообще — можно выделить звукопись Хаски (эдакое женское отражение; звук «х» акцентируется по схожему методу, который, кстати, высмеял Овсянкин в его с Гнойным диссе на Хаски), шаманизм Драмматикс (только без «высоких» распевов), грязь — МБ Пакета, атмосфера — там, где отдает прям-таки некоторой некромантией — Murdah Killa… наконец, IC3PEAK — но не без укола последним: то, что последний коллектив столь тщательно выпытывал из себя в «Сказке», у Нины Потехиной — в каждом треке. И мотив «пусть всё горит» — в принципе, тоже.

Возвращаясь к главному же нашему мотиву, скажем вот что: феминизм - это как апокалипсис. Нам его не избежать, а значит – нужно принимать в нем лучшее. Не лучше ли — прочитать его «особым образом» и найти там, где при таком прочтении он наиболее адекватен, и инертен человеческому существованию, безо всяких там эксцессов постмодерна?

Ну, а что «языческого» в этом «феминизме» – и так видно, это проскальзывает в половине употребленных образов, это – эстетическое, образное оформление творчества, хотя по посылам именно из этой «формы», из этого языка – и проистекают все остальные контексты «рэпования» Потехиной (разумеется, вся трактовка «феминизма» здесь – лишь один из «контекстов»): вспомним, опять-таки, «зелёный» пункт её манифеста.

Если угодно, можно выстроить любительскую многоуровневую структуру: первостепенна тут — природа, гармония человека и исшедших из природы богов (пусть – как метафор), и — почти подразумевающееся равенство женщины и мужчины в этой гармонии, без заскоков с обеих сторон – быт бытом, но – с почитанием друг друга; плюс – космологический водораздел вселенной на женское и мужское начало, но тут уже могут наколдовываться, поверх – различные сложности, где смешивается представление о язычестве наше и далеких-далеких предков. Да и неважно – суть в том, что адекватное прочтение феминизма и потребует, неизбежно – «бросить взгляд» на якобы архаичное «язычество».

И – сравнительная перспектива в рамках творчества (как же непривычно это писать это именно так) — ИСПОЛНИТЕЛЬНИЦЫ - эволюция наглядна: «Мертвые языки» и «Чертополох», композиции с полноценными клипами, датированными 26 и 9 августа 2016 года соответственно, показывают нам уже очень сильного… сильную… рэп-исполнительницу – вон виднеется заиндевевший комментарий «Поверил в женский рэп», и тут невозможно не солидаризоваться – самое странное, что, судя по всему (без ложной лести и скромности), лучший «женский» рэп тогда появился где-то на андеграундной глубине, в то время, как на поверхность уже тогда, к 2016-ому, выпорхнули… рэперша Маша Хима, баттл-рэпер…ша – Юля Kiwi, что-то среднее – Mozee Montana и, в лучшем же случае – Катя Drummatix, но — её здесь не считаем, ведь тогда она чаще ассоциировалась с группой «ГРОТ», и в сольном творчестве была менее «рэпершей» чем сейчас; в то же время, Нина Потехина уже смогла синтезировать адекватную подачу женского речитатива (пусть слегка и огрубленного «рэперскими» интонациями) с адекватным же в рамках такового исполнения – битом (трек «Мертвые языки» здесь особо показателен, гитарное мерцание дает заряд мелодичности, которая впоследствии будет ассоциироваться… с Лизером… увы; пути массовой культуры неисповедимы), и, что куда более важно – со смысловым наполнением, от которого ты, как зритель, не подыхаешь заведомо в стоне «ну не может такого сказать девушка!...».

Что у нас, как правило – в этом стоне? – отзвуки невежественного, карикатурного патриархата? – не всегда, а просто в ПОПУЛЯРНОМ женском рэпе 2016-го года, компании той же «Мози Монтаны», уже любому адекватному человеку прозорливо виделось то, к чему это в конце концов приведет, — инертно, интуитивно… не будем голословны, приведем в пример цитатник «Тот самый панч» - цитату из недавнего «женского баттла».

Ну, то есть там «легитимация» женщины в инфо-пространстве свершилась ради… этого. Какой-то наиболее абсурдный пост-революционный бонапартизм.

А у Нины и оттенков этого не было, вообще – ни промокшего бордельного самобичевания (не путать с самораспадом!) – ни забитого в голос инородного пафоса. Всё «пафосное», что там было – это некоторые интонации непосредственно «бита» в «Чертополохе», чуточку «скайфайного» - но один только колорит клипа в «Чертополохе» уже это всё и сводил на нет.

Наконец, раннее творчество Нины – это простой «женский рэп», каким он и должен быть – но, на фоне той жути (совсем не хтонической), которая с официозом словосочетания «женский рэп» привнесена в наше замечательное «сегодня», даже при учете всех позитивных тенденций – это, уже тогда, был — не «простой» «женский рэп», а отличный… рэп.

Да и кругозор тоже важен – в строках, построенных по структуре «отсылки» примерно как в некоторых треках Оксимирона или Хоруса (короче – по принципу реминисценции) – фигурирует Толстой и его Пьер Безухов, на грани с известным мемом про «на словах ты! — а на деле хуй простой» - в недавнем посте в паблике Нины Потехиной – Юнгер и его «Уход в лес»; что еще нужно русскому рэпу, как не русский писатель в центре одной композиции и немецкий консерватор-русофил – в аннотации к другой?

Для баланса отметим главный минус «Чиновницы-покойницы», но уже совсем не «феминистский»: на образности самой разной «мертвечины», пусть и оформленной в интригующие шаманские интонации, - увы, есть вероятность больше и не выехать, и следующий альбом должен, по-хорошему, являть некий синтез с ранним творчеством Нины. Как ни странно, именно в этом релизе «грязь» невероятно уместна, и друг к другу образы подвязываются просто прекрасно – и строки вроде«утопиться в квартире без ванной» и «вытраханное… слизала кошка, та, что давно мертва» - которые у иного исполнителя будут звучать (особо, когда на них акцентируется внимание) – очень замысловато и даже пафосно – здесь же, более чем уместны и растворяются в клубке как сюжета, так и ряда других образов; как правило, когда в альбоме всё так хорошо — есть риск, что все станет плохо: имеется опасность счесть подобный сплав за некий эликсир безупречности, что и может привести к творческому стазису.

А знаете, почему еще это – феминизм? Да еще и языческий, да ещё и русский?

А потому что это жутко (жутко!) по-русски – провозгласить один из лучших видов феминизма — но абсолютно невольно, косвенно, не задаваясь этим как сверхцелью; без ханжеской, огульной, догматичной показухи; вообще — термина не употребляя, вообще. Русь и язычество (и анархия… ладно, опустим подробности) — в этом хорошо так породниись: не любят они терминов. И, как это ни иронично, но обыгрываемая самоненависть к «женской-себе» здесь – заставляет верить, слушать, понимать и брать на душу, в то время как непрестанное провозглашение культа «себя» в главенствующем феминистском дискурсе – в том числе в российском – особенно в российском! – путь гибельный. А «языческий феминизм», как минимум, на поле «русского рэпа», который — не устанем напоминать — по большому счёту являет собой сегодня — бизнес, — может стать адекватной легитимацией женского логоса, как по Дугину, так и по этому альбому — очень даже «тёмного» логоса. И как же это по-русски!…

(Пометка, очередная – на тезис о том, что это «по-русски» — ступать аккуратно. Он взращен на очень ватной почве. Как зачитано в «Чертополохе»: «Говорят, мы на дне впадины — пока кто-то на Марсе с «Бакарди»; ну и пусть даже ниже магмы — лишь бы всегда находить причину быть рядом».)

А.К.