О муравьях, кошках и птицах с самым красивым пением. Что изучает сравнительная этология

Некоторое время назад мне выпала честь пообщаться с известным советским и российским зоологом, ведущим специалистом в области этологии, доктором биологических наук, профессором, академик РАЕН Евгением Пановым. Евгений Николаевич – автор более 15 книг, многочисленных статей и переводов. Вот уже несколько лет 83-летний учёный живёт в небольшом посёлке Мстёра, что под Вязниками во Владимирской области. Здесь Евгений Николаевич представил выставку своих фоторабот, он много общается с художниками, которыми славится известный на всю Россию посёлок, гуляет и работает над новыми трудами.

С Евгением Пановым мы поговорили о сравнительной этологии и изучении животных в природных условиях. Так, чтобы суть этого направления поняли простые читатели – даже далёкие от науки. Правда, разговор получился, что называется, на троих: к Евгению Николаевичу и вашему корреспонденту присоединилась супруга профессора Екатерина Юрьевна Павлова – тоже опытный этолог.

— Евгений Николаевич, когда в поисковике браузера набираешь словосочетание «сравнительная этология», сверху сразу же выскакивают ссылки на Ваши научные труды. Если говорить, скажем так, популярно: что входит в сферу интересов этой науки?

Е.Н.:- Сравнительная этология появилась, когда изучение животных, их поведения, было перенесено из научных лабораторий в живую природу. Этологи наблюдали за видами в естественной среде. Сравнительная этология предлагает не сидеть в кабинете с пробирками, а работать в полях, лесах – в разных уголках нашей планеты.
Сейчас возраст не позволяет отправляться в научные походы на несколько недель, но и оставаясь на одном месте, во Мстёре, продолжаю изучать мир.
Пример из жизни. Супруга гуляла с собакой и увидела поползня с повреждённым крылом. Мы взяли птицу в дом, стали её выхаживать. В мой кабинет привезли сухое дерево. Чтобы покормить птицу, я ставил на тахту блюдце с семечками. Получилась интересная история. Прежде чем начать кормиться, поползень запасает семечки на будущее. Это характерно для многих видов птиц, но не было данных о том, как поползень ведёт себя при этом. Некоторые семечки он сразу прячет. А некоторые сначала шелушит, пряча в итоге только ядро. Припасая очищенную семечку, поползень сильно возбуждается.
Идём дальше. Я провёл небольшой опыт. Сто семечек пометил фломастерами. Крупные – красным, другие – белым. Ждал ровно час. Потом считал семечки. Делал это несколько раз – и всегда после кормления птицы мелких семечек оставалось больше, чем крупных. Таким образом, можно говорить, что поползень взвешивает пищу клювом. Ещё одна новая информация об этой птице.

— Можно ли, наблюдая за животными, делать выводы и о том, как они общаются друг с другом?

Е.Н.:- Это тоже большая область сравнительной этологии. Какими сигналами они пользуются? Какие позы принимают в тех или иных ситуациях? Считалось даже, что у животных есть определённые знаки – некое слабое подобие человеческого языка. Очень многие пытаются в последнее время говорить о таких вещах, как «язык животных», но это абсолютная чепуха.

— То есть тем же птицам приписывают слишком много разумного?

Е.Н.: — Абсолютно верно. Определённые действия животных запрограммированы генетически. Другие приобретаются в результате накопленного опыта. У того же поползня врождённый инстинкт запасать семена. По мере того, как птенец растёт, его навык «прокачивается».

— Нередко говорят и о том, что у животных и птиц есть, образно говоря, «характер». Есть хитрые, есть недалёкие… Как это перевести на язык науки?

Е.Н.: — Самыми «умными» — обязательно в кавычках – птицами считаются врановые: ворона, ворон, галка… Ближайший предок человека – это шимпанзе. Так вот в одной из статей врановых назвали «оперёнными шимпанзе». Это преувеличение, но…
Е.Ю.: — Дело в экспериментах. Исследования показали, что эти птицы способны решать довольно сложные задачи – открывать коробки, использовать веточки, чтобы доставать насекомых. Они прекрасно дрессируются и приручаются – их можно многому научить. Но, опять-таки, это не разум, а навыки.

— В противовес можно назвать голубя, которого считают глуповатым?

Е.Ю.: — Птица действительно не очень умная. Даже если посмотреть на то, как она кормится. В этом плане сизари совершенно беспомощны – воробьям больше достаётся. Почему машины чаще всего сбивают именно голубей? Потому что эта птица не может толком рассчитать траекторию полёта относительно движущейся машины.
В целом же очень сложно переносить на животных человеческие характеристики. Что такое ум? Что мы подразумеваем под хитростью? Вопросы на самом деле тонкие.

— Кто мог бы возглавить Ваш личный рейтинг «Самая красивая птица»?
Е.Н.: — В средней полосе России – сорока. Размах белых крыльев, перья отливают зелёным и синим…

— Птица с "самым красивым пением»?

Е.Н.: — Считаю, что зарянка. Это субъективно, конечно.
Е.Ю.: — А соловей?
Е.Н.: — Условно говоря, соловей – это джаз или даже рок. А зарянка – настоящая классическая музыка. Красиво поют славка — черноголовка и многие другие птицы. Но в пении зарянки удивительная нежность. Как будто сердце у неё разрывается. А ведь у этологов есть ещё одна плоскость для деятельности – изучение структуры птичьего пения. Километры плёнки расшифровываются с помощью специальных приборов ради того, чтобы понять: какие у птиц «ноты», насколько они сочетаются друг с другом и так далее.

— После таких оценок понимаешь, что в профессии учёного немало романтики, а общение с природой вдохновляет.

Е.Н.: — За суетой люди порой не чувствуют этого. Мы с супругой смотрим на природу и с точки зрения науки, и просто по-человечески.
Е.Ю.: — Все зоологи обожают свои объекты неспроста. Работа наша очень трудна. Без любви её просто не сделаешь.

— Этология изучает всех – от насекомых до млекопитающих. Наверняка очень многое удивляет и самих учёных.
Е.Н.: — Конечно. Большая загадка – муравьи, пчёлы. У них нет мозга – лишь нервная сеть. А какие невероятные взаимодействия они при этом выстраивают… В своей книге главу о них я назвал «Единение в созидании».

— И опять проводятся параллели с человеческим обществом – допустим, в фантастической литературе.

Е.Н.: — В 18 веке считали, что социальная организация людей и муравьёв – чуть ли не одно и тоже. Это не так. В случае с насекомыми всё держится на абсолютной автоматике. Каждая особь действует независимо, сама по себе. Нет у них идеи объединения усилий или чего-то такого. Система формируется в результате случайных действий – это как теория больших чисел.
Е.Ю.: — Задумываясь о том, что сильно удивило меня, вспоминаю Алтай. Там мы наблюдали за овсянками. Их несколько видов. Причём есть зона, где виды смешиваются и дают гибридов. По окраске овсянки желтоватые, зеленоватые, с пестринками. На Алтае обитают два разных вида, у которых в окраске практически нет белого. Но однажды мы увидели почти белого гибрида. Очень необычный фенотип, который не имеет ничего общего ни с первым видом, ни со вторым видом.
Изучение гибридизации вообще очень увлекательно. Перед вашими глазами – эволюция и возникновение совершенно новых видов. Вы можете наблюдать это воочию, сегодня, и представлять, что через миллион лет на Земле будет новая группа животных. Она зарождалась на ваших глазах.
Е.Н.: — Раньше, кстати, считалось, что такой гибридизации быть не может. Но я лично наблюдал её в разных уголках Советского Союза. В Казахстане на полуострове Мангышлак сходятся два вида верблюдов: одногорбый африканский и двугорбый из Средней Азии. Туркмены разводят первых, казахи – вторых. На границе государств животные совершенно свободно гибридизируют. Получается популяция, где можно увидеть всё что угодно. И по количеству горбов, и по их форме, и по окрасу, и по шерсти.

— Поделитесь, пожалуйста, интересными фактами о тех, кто ближе всего к нам, — кошках и собаках. О независимости первых и преданности вторых, например.

Е.Ю.:- Только сразу признаюсь, что к нашим домашним питомцам мы относимся не по-научному, любим их практически как членов семьи. Если же говорить серьёзным языком, в таких оценках кошек и собак есть доля истины. Собаки сильнее социализированы – для них партнёр однозначно имеет большее значение. Мы привязываемся к ним как к членам семьи, но и они к нам – тоже. Человек, взявший питомца домой маленьким щенком, становится для него если не родителем, то, во всяком случае, собратом по виду. Такие привязанности свойственны высокоорганизованным животным, ведущим, скажем так, общественный образ жизни.
Кошки – одиночки, это свойственно всей группе кошачьих, кроме львов. Но и в их обществе есть свои привязанности. Я, допустим, знаю, с какими кошками в округе дружит моя.

— Сравнительная этология может дать ответ, почему вожаком стаи или прайда стала конкретная особь, а не другая?

Е.Н.: — Берём волков. Их иерархия — штука непростая. Она не абсолютна — одно животное изъяли, и меняется вся система. Тот, кто был среди самцов чуть ли не на последнем месте, может выбиться в лидеры. Дело не всегда чисто в физической силе. Всё это – отдельное и очень интересное направление науки.
Е.Ю.: — У других животных – взять хотя бы оленей – есть лидеры в разных сферах. При миграции ведёт группу одна особь. При пастьбе за ситуациями в группе следит другая. Структуры подвижны – всегда идёт распределение ролей.

— Что дают знания о поведении животных людям?
Е.Н.: — Изучая животных, изучаешь и человека. Перед фундаментальной наукой стоят задачи, довольно далёкие от нашей будничной жизни. Важно узнавать и понимать социальные организации разной степени сложности. Как появились те или иные вещи в нашем мире? Непознанного ещё очень много.
Е.Ю.: — Пользу от фундаментальной науки можно увидеть, только если рассмотреть всё общество. Проследить, как передаются знания, мысли, теории от одних областей знаний к другим. От учёных – к культуре. От культуры – к образованию, от него – к людям. Это непрямая связь, которая через сложные цепочки и создаёт цивилизацию.

Ваш @efim-off.