© "Крестный Ход на Великую", мемуары, часть1

Анна Русских. (Воспоминания. Зарисовки.) 1. Сборы. История. Выход, 1 день пути.

Этой чудной весной 2001 года я стала безработной. Мой скромный бизнес прекратил свое существование по независящей от меня причине. Между тем позвонил брат из Вятки. Он собирался идти в Крестный ход и звал меня с собой.
На моей родине в Вятке каждый год 3 июня отправляется Большой Крестный Ход в село Великорецкое и обратно. Несут икону Николая Чудотворца. По преданию, найденная 600 с лишним лет назад в Великорецком икона, сотворила много чудес, исцелила много людей. Вятичи попросили дать им икону для защиты от татаро-монгол. Икону вятичам дали, но поставили условие: каждый год возвращать ее на сутки на прежнее место. Вятичи поклялись, что выполнят все условия, и икона была доставлена водным путем из Великорецкого в Вятку, и действительно, город был спасен от нашествия татаро-монгол. С тех пор каждый год 3 июня паломники с иконой отправляются в Великорецкое. Даже в годы гонений на религию Крестные Ходы не прекращались.
В прошлом, 2000 году, брат впервые ходил с паломниками на Великую, и в этот раз собирался идти снова, но его рюкзак выстиранный, висел на нашем балконе. Рюкзак этот был послан нам из Вятки с овощами, и теперь его нужно было отправить назад, Володя с другим рюкзаком идти отказывался. Решила: съезжу в Вятку, отвлекусь, отвезу Володе рюкзак, да и сама в крестный ход схожу.
Итак, я стала собираться в дорогу. Купила билет, простилась со своими мужчинами, и приехала в Вятку за сутки до выхода Крестного хода. Я была настроена решительно. Будет трудно, брат рассказывал, но я верила, что пройду весь путь, преодолею все трудности. Моя воля окрепнет. Душа очистится, и я смогу снять с себя часть мучавшей меня, не дающей покоя ноши, в виде накопленных за это время ошибок.
3 июня в 6 утра Володя пришел к нам, то есть к маме. Рюкзак у него был просто неподъемный. Я заставила открыть его и стала откладывать в сторону ненужное. «Ну зачем столько хлеба? Ну, какая тушенка, зачем варенье, печенье? Ты что, на пикник собрался?!» Но Володя ответил, что идти налегке не интересно, обязательно должны быть вериги. «Я твоя одна большая верига» - ответила я, и мы засмеялись.
Всегда в Вятке рядом с мамой и братом я чувствовала себя уютно и легко. Наша мама редкой доброты человек, а брат из тех людей, с которыми не страшно идти в разведку.
Итак, мама нас благословила, при этом мы смиренно склонили головы, расцеловала, и мы вышли. Я была одета необычно, но по всем правилам, и мне это нравилось: длинная серая шелковая юбка до пят, серая толстовка из Франции, теплая, мягкая. Косынка на голове тоже оригинальная: на ней карта метро Парижа. Легкие замшевые сандалии на липучках, за спиной рюкзак. Я чувствовала себя настоящей паломницей и говорила так про себя с ударением на «о»: Я поломниця!
Икону Николая чудотворца должны были выносить из Серафимовской церкви. Народу там собралось уже очень много: церковный двор и церковь, где шла служба, были переполнены, у всех было приподнятое, праздничное настроение, оно и мне передалось. Мы сидели в церковном дворе рядом с рюкзаками, а Володя то и дело отходил, чтоб поздороваться со знакомыми. Я рассеянно смотрела по сторонам. Вот рядом группа пожилых людей: плащи, кроссовки на ногах, в руках посохи. Одной из бабулек лет 80, за плечами мешок, панамка на голове. Неужели в таком возрасте можно пройти 170 километров? Удивляло и то, что пожилые люди стояли, разговаривали, в то время, как мы, «молодежь», сидели, берегли силы, и рюкзаки были сняты.
Вот средних лет мужчина весь в наколках, одежда полувоенная, старается надень на шнурок иконку Николая Угодника, по всему виду, человек этот провел в местах не столь отдаленных немало лет. Вот группа женщин, выделяющихся московским акцентом, за плечами одной из них современный рюкзак таких необъятных размеров, что у меня закрадывается сомнение, можно ли с таким рюкзаком преодолеть этот трудный путь. Обращает на себя внимание молодой мужчина лет тридцати с небольшим: фирменные джинсы, кросовки с иголочки, в том же стиле куртка и джинсовая панама, даже рюкзак фирменный, джинсовый. «Крутой», - мы переглядываемся с Володей.
Зазвенели колокола, все поднялись, из церкви вынесли хоругви и икону Николая Чудотворца. Мы перекрестились. Господи, благослови! Подходим к батюшке, просим благословения, я целую иконку, висевшую на шее, почти на всех такие же иконки. У Володи тоже иконка на шее, но старинная, 19 века, подаренная ему другом.

2 гл. 1-й день пути.
Звучит праздничный звон колоколов, толпа паломников оживляется и чуть-чуть отступает: из церкви выносят Икону и хоругви. Процессия выходит за церковные ворота. Мы с Володей крепко беремся за руки, чтоб не потеряться и идем по малоэтажным, старым улицам моего родного города. Я шагаю весело, таращусь по сторонам, ощущаю себя участницей необычного и значимого события и мысленно ликую: какая же я молодец, ну просто умница девочка!
Первая остановка совсем скоро, сворачиваем на улицу Горбачева, и входим в подворье Трифонова монастыря. Нас встречает колокольный звон. После небольшой службы идем до Макарьевской церкви. Она находится в черте города, но на заречной стороне, идти не близко. Движение транспорта по всему пути остановлено. Вот и мост через Вятку, мы спускаемся к мосту и видим свысока, что процессия просто грандиозная, идет несколько тысяч человек. Слева из остановленных машин, из окон автобусов на нас смотрят постные лица горожан. Не вижу никого, кто помахал бы нам рукой, перекрестил бы, улыбнулся… Справа для взора открыта панорама Вятки, с цепочкой деревянных домиков вдоль песчаной полоски пологого берега - это знаменитая Дымковская слобода.
Мост через реку Вятку пройден, мы на заречной стороне, ощущается усталость, но мы знаем, что в Макарьевской церкви будет большая служба, а значит, большой привал. Вдруг я вижу, как крутой джинсовый парень переходит дорогу и идет к остановке, скидывает рюкзак. Мы с Володей переглядываемся.
Двор Макарьевской церкви просторный, зеленый, березки, цветочки. Располагаемся под деревом, расстилаем коврики, собираемся трапезничать. Я совершенно не хочу есть, с трудом проглатываю кусок хлеба с огурцом, ощущаю в горле спазм, закрадывается страх: выдержу ли это испытание? Погода жаркая. Снимаю косынку, не надо было надевать импортную, шелковую, лучше бы нашу, хлопчатую. Из церкви доносится пение. Как хорошо! Я лежу на коврике. Отдыхаю. А ведь правильнее было бы стоять на ногах и молиться, как делают истинно верующие.
Над головой синее небо, ласковый ветерок пробегает по лицу, чуть треплет волосы. Я прикрываю глаза, и меня одолевает дремота.

Звон колоколов. Подъем. Мы собираем рюкзаки, сворачиваем коврики, крепко беремся за руки, и вместе со всеми выходим за ворота на дорогу. Процессию возглавляет высокий священник, за ним следуют священники с хоругвями, за хоругвями - Икона Святителя Николая, за иконой - священники, певчие, и только за ними миряне. Процессии нет конца, без сомнения идет несколько тысяч человек, и молодежь, и совсем пожилые бабушки, некоторые с внуками. Много детей, у них тоже рюкзачки, кажется они совсем не чувствуют усталости и трудностей, весело перебирают ножками, иногда шалят, толкают друг друга......
Истинно верующих паломников можно сразу отличить от случайных людей: первые одеты по правилам, скромно, женщины в длинных юбках, платочках, за плечами – рюкзак, в руках – молитвенник, в пустые разговоры они не вступают, а на привалах не спешат стелить коврик и ложиться на отдых, а сначала идут на молитву. Случайные и новички зачастую одеты по светски, идут, весело болтая, а на привалах сразу располагаются на отдых, принимаясь за трапезу. Вижу несколько парочек в изрядном подпитии, двое мужчин провинциально-деревенского вида – особенно: идут, покачиваясь, одна на двоих авоська с пожитками, снедью и бутылкой волочится следом за ними.
Вот и поворот из города, провожающие отсеиваются. Асфальт кончился, начинается бездорожье. На ближайшем привале народ пропускают через хоругви, батюшка каждому дает целовать крест, таким образом идет пересчет паломников и их благословление. Но благословление на Крестный Ход получают не все, Володя видел, как батюшка отказал пьяному, тому, что с авоськой, отстранив его и отправив назад. Второго я видела позже, он шел вместе со всеми, налегке, и по-видимому даже не предполагал, что друг его уже сошел с дистанции. Мы переглядываемся с Володей.

• Вот интересно, как же он сможет пройти, без еды, без самого необходимого?
• На волю Божью, - отвечает брат.
  Обращает на себя внимание группа высоких, крепких молодых ребят, одетых в одинаковую камуфляжную форму. На ногах высокие, на шнуровках, добротные ботинки, за плечами современные рюкзаки. Позже, на одном из привалов узнала: это военнослужащие из Флориды. Общались между собой они на чисто-русском языке, во время службы усердно молились, читая акафест Николаю Чудотворцу наизусть, и мне оставалось только строить догадки, что вероятно, были эти парни русскими православными эмигрантами, посланными русской диаспорой пройти этот Крестный ход за всех верующих русских американцев.
  Из иностранцев так же шли итальянские журналисты, отличающиеся от русской братии добротной, дорогой замшевой обувью, фотокорреспонденты из журнала «Гео», а так же выделяющийся среди паломников мужчина с внешностью английского лорда, очевидно так же эмигрант. Высокий, стройный как струна, благородные, породистые, аристократичные черты и густая шевелюра седых волос, все это привлекало взгляд. Рядом с ним все время был то ли переводчик, то ли просто сопровождающий, и я втайне лукаво представляла себе этого лорда к концу Крестного пути, со сгорбленной осанкой, измученного и усталого. Вообще я, привыкшая работать с иностранцами, давно научилась выделять их из общей толпы простых русских людей. Раньше никак не могла понять, почему же иностранцы отличаются от русских, даже если их одеть в одно и то же? Ответ на это вопрос нашла сама: их лица, и весь облик полны достоинства и одновременно чего-то наивно-детского, в отличие от наших людей, которые выглядят всегда озабоченными сиюминутными проблемами, а в глазах зачастую неуверенность и недоверие.
  А между тем, дорога идет к селу Бобино - это конечный путь первого дня пути.
  Мои ноги переступают все медленнее и медленнее, я чувствую усталость во всем теле, и даже живописный, долгий привал не помог мне отдохнуть, прийти в себя. Пологий пригорок, рядом деревенька, быстрая чистая речушка, в водах которой резвые паломники поспешили охладить усталые намозоленные ноги. У меня не было мозолей, но и силы в ногах истекали с каждым шагом. В другое время, я бы с удовольствием наслаждалась красивой природой, окружающей нас, но сейчас я была озабочена одним: как идти дальше, если ноги отказываются шагать от усталости? Сидячий образ жизни за рулем и за компьютером, не подготовленность и несколько несерьезное отношение к столь значительному событию – давали знать в полной мере. Мне было страшно оттого, что каждый мой шаг мог оказаться для меня последним, что ноги откажут мне совсем. В горле стоял ком, есть на привалах я не могла. В общем, это было состояние сильного стресса. Володя был озабочен моим мрачным состоянием, как я узнала позже, в голове у него уже зрел план, как меня отправить назад. Я же решила: назад дороги нет, если только не свалюсь замертво.

При подходе к Бобино запомнился подъем в гору, которому казалось, не будет конца. Однообразная, асфальтовая дорога, ведет все вверх и вверх, а села все еще не видно. Но.. вот и большое село, добротные деревянные дома в окружении заборов, слышен лай собак, но встречающих – не видно. Время вечернее, 9 часов, сумерки, объявлен привал до часу ночи. Нам повезло, мы расположились в школе, в спортзале, кто-то в классах, кто-то на улице в палатках, а кто-то у местных жителей в избах. В спортзале – самое больше количество народу, коврики, спальные мешки, одеяла расстелены впритык. Я как села, так пошевелиться больше не могла. Володя ушел на молебен, а я сидела как парализованная, не то чтоб подняться, но даже с места на место ноги не могла переставить, и только тихонько плакала, глядя, как другие паломники устраиваются на отдых.
В коридоре школы стояли большие чаны с горячим сладким чаем, а так же давали свежий белый хлеб. Так хотелось налить в кружку горячего чая для Володи, но подняться я не могла. Самой же не хотелось ничего.
Господи, что со мной!? Неужели я сломаюсь, не пройду этот путь?! Володя пришел, стал растирать мне ноги. «Ой, не надо, ой, больно!» Женщина, расположившаяся рядом, поняла ситуацию и постаралась успокоить меня: завтра к вечеру ноги разойдутся и будет все в порядке. Мы с Володей рассмеялись (я сквозь слезы). Наконец, все угомонились, многие уснули. Вот кому я завидовала! До подъема оставалось два часа, впереди маячил день и 55 км пути.
Я задумалась: у меня есть два часа времени, я нахожусь в Крестном Ходе, что я должна сделать, чтоб вместе со всеми подняться и продолжать путь?? Ответ пришел сам по себе, неизвестно откуда: молиться! Молиться и молиться! Я знала всего две молитвы и все два часа истово повторяла их одну за другой ни на минуту не прерываясь. «Господи, Иисусе Христе сыне Божие, прости, помилуй, помоги мне, грешной!..» «Отче наш, сущий на небесах, да святится Имя твое, да придет царствие твое!...»
В час ночи стала подниматься. Володя с беспокойством смотрел на меня, он так же не сомкнул глаз. Медленно, со скрипом, но я встала. «Достаем сапоги! – скомандовал брат, - Сейчас будет сплошное бездорожье!» Надела теплые, вязанные мамой носочки, резиновые сапоги, и странно, ногам стало легче. Народ потихоньку поднимался, собирая рюкзаки и скручивая коврики. Спящий рядом мальчик лет четырех-пяти, никак не хотел просыпаться, мать одевала его сонного, а он потихоньку плакал и капризничал. «Посмотри-ка, на улице все птички проснулись, и лягушки и киски и собачки. Вставай, малыш и ты». Постепенно мальчик перестал капризничать. Вообще за все время Крестного пути я ни разу не слышала громкого истерического детского плача, это было так удивительно и необычно.

продолжение следует..