Мы не утратили Любви – мы просто не хотим тяжело заболеть.
У евреев существовал и до сих пор существует обычай, согласно которому глава трапезы перед началом еды произносит благословение (брахот) над хлебом, а затем разламывает его и раздает сотрапезникам. Именно этот древний еврейский обычай послужил основой для действий Иисуса во время Тайной Вечери, когда Он "взяв хлеб и благословив, преломил и подал им" (Лк. 24:30), придав этому действию новое, сакральное значение Таинства Евхаристии.
Также и вино имело особое и уникальное благословение в еврейской традиции, но ритуал его освящения отличался от хлеба. Он имел свои нюансы, которые обсуждаются, в том числе, и в Вавилонском Талмуде (Вав Талм. "Беракот"). Над вином всегда произносится специальное благословение, известное как "Борэ при ха-гафен" ("Благословен Ты... сотворивший плод виноградный"). В Талмуде обсуждается и подчеркивается уникальность вина. Мудрецы постановили, что вино заслуживает собственного благословения, так как оно "радует сердце человека" и имеет важное ритуальное значение (например, для Киддуша).
Известные нам по трудам Иосифа Флавия, Филона Александрийского и Кумранским рукописям, ессеи придавали своим общим трапезам ("чистым трапезам") высочайшее религиозное значение, сравнимое со священнодействием в Иерусалимском храме. Однако, хотя Кумранские рукописи описывают их общинные трапезы как священные, прямая связь с Тайной Вечерей дискуссионна. Стоит отметить, что большинство исследователей подчеркивают уникальность христианского понимания Евхаристии как Нового Завета, а не заимствование у ессеев.
Стоит остановится на текстологической критики Евангелия от Луки 22:19 ("Сие творите в Мое воспоминание"). Часть критиков утверждает, что "в окружении Иисуса она (речь идет о трапезе - прим. моё) еще не приобрела значения таинства. Слова: "Сие творите в Мое воспоминание" (Лк.22:19), — по всей вероятности, были вставлены в уже сложившийся текст в согласии со словами апостолами Павла (1 Кор.11:24), ибо они отсутствуют в древнейших, довульгатовских, латинских версиях, а также в кодексе Безы".
Действительно, этот отрывок отсутствует в некоторых древних источниках. В так называемой "Западной" версии текста Евангелия от Луки, представленной, в частности, в Кодексе Безы и некоторых древних латинских (довульгатовских) версиях, стихи 19б и 20 (где содержатся эти слова, а также слова о чаше как Новом Завете в Крови) отсутствуют или представлены в сокращенном виде.
СПРАВКА:
Кодекс Безы, или Codex Bezae Cantabrigiensis (Кембриджский кодекс), является одной из пяти наиболее важных и уникальных ранних рукописей Нового Завета, имеющих огромное значение для библейской текстологии. Он обозначается международным индексом D или 05. Он датируется V веком н.э. Кодекс содержит большую часть четырех Евангелий (в необычном порядке: Матфей, Иоанн, Лука, Марк) и Деяний святых апостолов, а также небольшой фрагмент Третьего послания Иоанна. Главная особенность заключается в том, что его текст очень сильно отличается от большинства других древних рукописей, включая Синайский и Ватиканский кодексы. Он является ведущим представителем так называемого "Западного типа текста". Кодекс демонстрирует, что в ранней Церкви существовало значительное текстуальное разнообразие и вариативность в передаче священных текстов.
В чём суть проблемы? Как известно, в первом послании к Коринфянам (1 Кор. 11:23-26) ап. Павел пишет о Тайной Вечере: "сие творите в Мое воспоминание". Однако, Послание Павла было написано раньше Евангелия от Луки. Вот почему многие критики полагают, что автор Евангелия от Луки (или более поздние переписчики) могли добавить или расширить текст Луки, чтобы привести его в соответствие с уже устоявшейся литургической традицией ранней Церкви. На самом деле, утверждение о том, что слова апостола Павла в 1 Кор. 11:24 подвергались переработке и что в древнейших кодексах они выглядели иначе, является предметом активных дискуссий.
Так например, "Александрийский" тип текстов (самые древние и авторитетные кодексы) наиболее ценимые текстологами рукописи, такие как Папирус 46 (датируется ~200 г. н.э.), Синайский кодекс и Ватиканский кодекс, как правило, опускают слова "примите, ядите" и слово "ломимое" (или "ломится"). В этих версиях текст выглядит примерно так: "И возблагодарив преломил и сказал: сие есть Тело Мое, [которое за вас]; сие творите в Мое воспоминание" (слова в квадратных скобках тоже иногда варьируются). Есть и "Византийский" тип текста (и Textus Receptus). Этот тип текста, на котором основан Синодальный перевод (русский) и KJV (английский), содержит полную версию фразы, включая "примите, ядите" и "ломимое".
Большинство современных библеистов полагают, что более короткая версия в самых ранних манускриптах, Синайском и Ватиканском кодексах является оригинальной. Расширенные же версии, которые появляются в более поздних или других семействах манускриптов (как в 1 Кор. 11:24, так и в Евангелии от Луки 22:19-20) считаются гармонизациями с синоптиками, а не поздней вставкой. Многие ученые указывают на общую арамейскую литургическую традицию, лежащую в основе обоих текстов.
Что ясно? С точки зрения современной (критической) текстологии сознательная редактура и попытка унифицировать священные тексты имеет под собой серьезные основания.
Есть мнение (среди протестантских и либеральных богословов), что слова Иисуса о хлебе и вине как Его теле и крови следует понимать исключительно как метафору, обозначающую духовную пищу (т.е. Его учение).
Их аргументы: На протяжении всего Евангелия Иисус часто использовал притчи и метафоры. Например, Он называл Себя "дверью", "пастырем", "истинной виноградной лозой" и "хлебом жизни" (Ин. 6:35), что явно является символическим обозначением Его роли и учения. Далее. Иисус в Евангелии от Иоанна говорит: "Дух животворит; плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь" (Ин. 6:63). Этот фрагмент трактуется как указание на то, что Его слова, а не буквальное вкушение плоти, приносят спасение. Да и потом, употребление крови было не просто запрещено, а рассматривалось как одно из самых серьезных нарушений Закона Моисея. За это полагалось строжайшее наказание — истребление души из среды народа Израиля (см. Левит 17:10-14). Кровь считалась священной, поскольку в ней содержится жизнь, которая принадлежит только Богу. Она могла использоваться исключительно для ритуалов очищения и искупления грехов на жертвеннике в Храме, но никак не для употребления в пищу. Таким образом, нарушение запрета было посягательством на святость жизни, что влекло за собой самое суровое наказание. Вот почему, буквальное понимание слов Иисуса могло показаться Его ученикам абсолютным нарушением этого запрета, что усиливает метафорическую интерпретацию.
Однако подавляющее большинство христианских конфессий (Православие, Католицизм, многие основные протестантские деноминации) отвергают метафорическую трактовку, настаивая на реальном присутствии Тела и Крови Христа в Евхаристии. Аргументом в пользу буквального, а не символического значения служит реакция учеников в Иоанна 6:52 и далее, когда они спорят: "Как Он может дать нам есть Плоть Свою?". Иисус не смягчает свои слова и не объясняет их как простую метафору, а повторяет с еще большей настойчивостью.
Структурно это выглядит так:
Католицизм/Православие: Реальное присутствие (через пресуществление/преложение).
Лютеранство: Consubstantiatio (сущность Христа присутствует вместе с хлебом и вином).
Реформаты: Символический акт (Кальвин) или духовное присутствие (Цвингли).
Возникает вопрос, а как совместить эти две совершенно противоположные установки? Разве это возможно? Да, возможно но только при переходе из ветхозаветного, буквального понимания закона в новозаветное, духовное и символическое значение.
Главное объяснение заключается в том, что с пришествием Христа произошло исполнение и завершение Ветхого Завета и установление Нового Завета. Ветхий был системой законов и ритуалов (включая жертвоприношения животных), которые являлись прообразами спасения. Новый Завет — это реальность спасения через жертву Христа. Иисус не отменил закон, а исполнил его (Мф. 5:17). Запрет на употребление крови в Левит 17:10-14 был частью обрядового закона Ветхого Завета, который регулировал жизнь народа до прихода Мессии.
Дело в том, что существует фундаментальное богословское различие между двумя типами крови. То есть, крови как источник жизни и крови умершего. В Ветхом Завете запрещалось пить кровь животного, потому что в ней была его жизнь, и эта жизнь принадлежала только Богу. Употребление этой крови означало бы профанацию святости жизни. В Евхаристии христиане вкушают не кровь животного и не кровь как символ земной жизни. Они вкушают Кровь Воскресшего Христа — это Кровь, которая уже пролита как совершенная и окончательная жертва искупления. В ней содержится не просто жизнь, а вечная жизнь!
Христианское понимание Евхаристии переводит действие из чисто физического (биологического) в духовное и метафизическое измерение, и это уже не "кровь" в материальном понимании. Евхаристия является таинством — видимым знаком невидимой благодати. Даже при вере в реальное присутствие (как в Православии или Католицизме), это присутствие является таинственным и сверхъестественным, не подчиняющимся обычным физическим и биологическим законам. Вино остается по виду и свойствам вином, но по сути своей (для верующего) становится Кровью Христовой.
Совмещение этих положений возможно, если принять христианское учение о том, что Новый Завет превосходит Ветхий. То, что было запрещено как прообраз, становится обязательным в своей истинной форме, поскольку сама цель запрета — святость крови как жизни — достигнута и исполнена в Иисусе Христе. Христианство (используя термины вроде пресуществления в католицизме или преложения в православии) утверждает, что во время литургии происходит реальное и чудесное изменение сущности хлеба и вина в истинное Тело и Кровь Воскресшего Христа! Для человеческих органов чувств (вкус, запах, внешний вид) хлеб остается хлебом, а вино — вином. Физические свойства не меняются. Меняется внутренняя суть. Вино перестает быть сущностью вина и становится сущностью Крови Воскресшего Спасителя.
СПРАВКА:
Исторически в Православии использовались термины "преложение" (греч. μεταβολή) или "претворение". Термин "пресуществление" (transsubstantiatio) также был принят в некоторых вероучительных документах в XVII веке (например, в "Православном исповедании" Петра Могилы и на Иерусалимском Соборе 1672 г.) в контексте полемики с протестантами, хотя некоторые православные богословы критикуют его за излишнюю схоластичность и "латинизацию". Однако само учение о реальном изменении сущности является общепринятым.
Именно это сущностное различие помогает обойти как обвинения христиан в каннибализме (sic!), так и фундаментальный ветхозаветный запрет. (На самом деле, ещё ранние христиане сталкивались с подобными обвинениями. Например, Юстин Мученик в "Первой Апологии" (глава 66) защищает Евхаристию как духовную пищу, а Тертуллиан в "Апологии" (IX) опровергает слухи о каннибализме). Ветхий Завет запрещал употреблять биологическую кровь животных, связанную с их земной жизнью. Евхаристия — это вкушение духовной Крови Воскресшего Христа, которая дарует вечную жизнь и не имеет никакого отношения к биологической материи или крови в обычном понимании.
Таким образом, для христианина, в Чаше находится уже не вино в обычном смысле, а Кровь Христова. Это не кровь в нашем биологическом понимании, а духовная Кровь, которая не поддается научному анализу, но при этом является реальным присутствием Воскресшего Спасителя. Это акт веры, который находится за пределами человеческой логики и чувственного опыта. Церковь это называет одним словом - тайной (чудом), превосходящей человеческое понимание и научное объяснение. Это можно постичь только верой, а не рациональным анализом физических свойств Даров.
"После освящения хлеб и вино становятся в подлинном смысле Телом и Кровью Христа: они не просто символы, но реальность. ...Православная Церковь, хотя и использует порой термин "пресуществление" (metousiosis) для подтверждения реального изменения сущности Даров, настаивает на том, что это изменение остается тайной, которую невозможно объяснить рациональными или научными категориями. Мы не пытаемся дать философское объяснение образа (способа), которым это происходит, мы просто верим, что это происходит". (митр. Каллист (Уэр) "Православная Церковь")
В современном мире обвинение в "богопоедании" (теофагии) действительно звучит резко, непривычно и для внешнего наблюдателя может восприниматься как нечто отталкивающее или даже дикое. Для христиан же это уникальное, сверхъестественное Таинство веры, а не просто "сакраментальное поедание" божества в том же смысле, как это могло бы происходить в древних языческих ритуалах. Использование термина "теофагия" в отношении Евхаристии вне контекста сравнительного религиоведения может быть воспринято как оскорбительное или неточное, поскольку оно не передает всю глубину богословского понимания Таинства Причастия. Евхаристия - это высшая форма единения с Воскресшим Иисусом Христом Сыном Божьим.
Также важно понимание, что Тело Христово — это не только Его тело, но и вся полнота Церкви. "Ибо, как в одном теле у нас много членов, но не все члены имеют одно и то же дело, так и мы многие составляем одно тело во Христе, а порознь один для другого члены" (Рим. 12:4–5). Цель Причастия — глубочайшее духовное единение, которое невозможно достичь никаким иным способом. Евхаристия занимает центральное и уникальное место как вершина христианской жизни, где Бог самым непосредственным образом входит в жизнь человека в таинственном, телесном и духовном смысле.
P/S.
Для современного светского человека важно понимать, что не все христианские верования были сформулированы сразу в их нынешнем виде. То, что мы сегодня называем "догматом о пресуществлении", — это результат многовековых богословских споров.
С самого начала христиане верили, основываясь на словах Христа на Тайной вечере ("Сие есть Тело Мое... сие есть Кровь Моя"), в реальное присутствие Христа в Евхаристии. Святые Отцы и учителя Церкви (такие как Игнатий Антиохийский, Ириней Лионский, Кирилл Иерусалимский) писали о хлебе и вине как о реальных Теле и Крови, а не просто символах. Они не использовали строгую философскую терминологию для объяснения того, как это происходит. Это оставалось тайной.
Потребность в более точном философском языке возникла в Средние века на Западе. Для объяснения чуда с использованием аристотелевских понятий "субстанции" (сущности) и "акциденций" (внешних свойств) и был введен термин "транссубстанциация" (пресуществление). Он был официально закреплен как обязательный догмат Католической Церкви на Четвертом Латеранском соборе в 1215 году.
Православная традиция дольше избегала использования этого латинского термина, предпочитая более простые греческие слова, такие как метаболе (преложение) или метарутмисис (претворение). Термин "пресуществление" (метоусиосис) вошел в официальные православные вероучительные документы (например, "Православное исповедание" Петра Могилы и решения Иерусалимского Собора 1672 года) уже в XVII веке, в основном как ответ на протестантскую Реформацию и их символическое понимание Евхаристии.
Таким образом, учение о реальном присутствии Христа в Дарах является древним учением Церкви. Но его строгое философское определение — результат многовекового богословского развития и конкретных исторических споров, в ходе которых Церковь стремилась четко сформулировать свою веру, используя доступный ей философский язык.
