Дверь закрылась с грохотом, который прокатился по всей комнате так, что дрожали даже стекла в старой деревянной оконной раме. Сквозняк, вечный сквозняк в этой маленькой комнате, которую между собой делили три совершенно разных человека. Один с утра до ночи мог петь песни и читать стихи, ничего не замечая вокруг. Второй человек кривляется у зеркала, наслаждаясь тем, как он выглядит. Третий, усевшись гордо на стул, утверждать, что он король. В общем, в палате под двадцать пятым номером психиатрической больницы номер двадцать пять всегда царит своя, особая атмосфера.
Аркадий Иванович вскочил с кровати, осторожно осмотрелся и изрек пугливо: «Кто здесь? Санитары? Не надо! Уходите! Уходите, прошу…» Он прикрыл свое лицо простыней и громогласно завопил. Мужчина кричал с такой силой, что стекла оконные вновь стали дрожать.
«Закрой свой рот. Закрой свой рот…» - недовольно бормотал Степан Федорович.
Афанасий Петрович поднялся с постели и босиком, шаркая сухими от старости пятками по холодному полу, стал очерчивать шагами круг. Чуть позже он стал слегка пританцовывать ногами, поднял руки вверх и стал кружиться на месте.
«Э! – Заорал на него Степан Федорович. – Уйди, чучело огородное!»
Дверь в комнату распахнулась. На пороге стоял санитар, в его руках был поднос, на котором лежали различные таблетки. Аркадий Иванович внезапно прекратил кричать, сняв простыню с лица. Он осторожно осмотрел санитара, затем оторвал ноги от пола, смиренно положил их на кровать, укрылся одеялом.
«Сюда! – Протестовал Степан Федорович. – Товарищ, скажите, который сегодня день? Жду гостей!»
Степан Федорович был когда-то большим начальником, а сейчас лежал в больнице. Его отекшее крупное лицо почти всегда имело красноватый оттенок. Тучное тело продавливало пружины кровати настолько сильно, что они осели ниже, чем должны были быть. Порой, мужчине было тяжело даже встать с нее.
- Уважаемый, позвольте узнать, каких гостей? – Осторожно поинтересовался санитар.
- Каких? – Удивленно посмотрел на него тучный мужчина. – Каких!? Да очень даже важных! С минуты на минуту должны постучать в эту дверь и войти! – Его отекшее лицо стало очень серьезным, было заметно, что Степан Федорович гордится тем, что очень важные люди навещают его.
- К нему и вчера гости приходили, - скандировал Аркадий Иванович, словно робот, - говорит, что среди них был Петр Великий, а я ему говорю, что он дурак! Разве нужен он Петру?
Внезапно Афанасий Петрович остановился, встал ногами на стул, который стоял у его постели и стал читать отрывок из стихотворения Николая Алексеевича Некрасова:
«…Я мыслю: где ты, век деяний
Царя великого Петра?
Где гений мира, гений браней
И славы русского орла?»
- Вы все глупцы! Глупцы! Невежды! – Закричал Степан Федорович с агрессией. Он кричал так, что слюна вылетала из его рта.
- Вам подарок передал сам Петр, - с осторожностью заговорил санитар, обращаясь к тучному мужчине, - примите, уважаемый. Вам станет легче, обещаю.
- Вы пришли меня отравить? – Подозрительно зарычал мужчина на санитара.
- Вовсе нет, - покачал головой санитар, подыгрывая больному, - я посол его. Меня сам Петр к вам послал, чтобы передать свой дар за гостеприимство ваше. Примите таблетку. – Санитар протянул таблетку и стакан воды Степану Федоровичу. Мужчина покорно выпил лекарство и уселся в кровати.
Санитар подошел к Афанасию Петровичу, поднял голову верх и заговорил с ним: «Дорогой наш Афанасий Петрович, спуститесь, пожалуйста, со стула. Для вашего возраста это опасно!»
Афанасий Петрович был невысоким, худощавым стариком. Все его лицо было в морщинах, глаза выглядели так, как будто он все время щурился. Тонкие черты его лица смотрелись величественно, но пухлые большие губы, торчащие из бородки, совершенно не гармонировали со строением его лица.
«В этом мире я только прохожий, Ты махни мне весёлой рукой…» - стал читать старик, слезая со стула. Он смотрел на санитара и не понимал, почему тот пристал к нему.
- Афанасий Петрович, поберегите себя! – Санитар заботливо укладывал старика в постель. – У вас спина и колени больные, а вы так прекрасно читаете стихи. Берегите себя!
«… И опять и живу и надеюсь На любовь, которой уж нет…» - Продолжал читать старик, покорно укладываясь в постель.
- Примите лекарство, дорогой наш человек, - произнес санитар ласково, подавая таблетку и бокал воды больному.
Афанасий Петрович выпил таблетку, удобно устроился в своей кровати и начал засыпать.
- А я за вами слежу! – Восклицал Аркадий Иванович, глядя на санитара, который медленно подходил к его кровати.
- Я принес вам кое-что, - слегка улыбнувшись, тихо сказал санитар.
- Что!? – опасаясь, спросил больной.
- Зеркальце. Помните, вы просили? – санитар протянул маленькое зеркальце в пластмассовой рамке, которая была круглой.
Аркадий Иванович обомлел от подарка. Молодой мужчина сорока лет был очень приятного вида. До того, как он поселился в этом учреждении, в его жизни было много женщин, которые называли его Аполлоном. Но больше всего на свете, этот красивый мужчина любил себя. И, когда он, наконец, взял из рук санитара зеркальце, он начал себя осматривать. Его прекрасные черты лица будто испарились. Лицо было серым, вытянутым, а под некогда прекрасными голубыми глазами виднелись огромные коричневые мешки от недосыпа и нервов. Иссиня-черная пышная шевелюра была растрепана, но мужчина этого не замечал. Он смотрел в зеркало и приговаривал: «Я - совершенен! Я – Аполлон!»
Санитар взял поднос в руки и осторожными шагами стал продвигаться к двери. Он старался издавать как можно меньше шума, чтобы не беспокоить больных, которые приняли лекарство и прилегли отдохнуть. Он вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Степан Федорович пришел в себя. Мужчина встал с постели и подошел к Аркадию Ивановичу, который судорожно рассматривал себя в зеркальце и продолжал хвалить свою «красоту». Тучный мужчина долго наблюдал за этой картиной, после чего резким движением отобрал зеркало у своего соседа по комнате. Молодой мужчина внезапно испугался, стал громко кричать, снова накинув простынь на свое лицо. Степан Федорович засмеялся. Он положил зеркало на кровать своего соседа, у которого его отобрал, постучал его по плечу и вернулся к своей постели. Аркадий Иванович упокоился. Он стянул с лица простынь, взял в руки зеркало и стал рассматривать себя, прихорашиваться и приговаривать шепотом: «Я - совершенен! Я – Аполлон!»
Афанасий Петрович проснулся, посмотрел на Аркадия Ивановича и Степана Федоровича, после чего начал читать отрывок из поэмы «Черный человек»:
«Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь…»
Степан Федорович достал из под подушки ложку, которую он давно тайком вынес из столовой, которую он несколько ночей подряд точил о железные ножки своей кровати. Тучный мужчина быстрыми и резкими шагами подошел к старику и вонзил в него свое самодельное орудие пару раз. Удар пришелся в грудь, рана сильно кровоточила, старик захрипел. Степан Федорович вытащил из тела старика свое орудие, обтер его простыней с кровати Афанасия Петровича, после чего мирно вернулся к своей кровати, как ни в чем не бывало. Старик умер.
«Ненавидел, как он читает! Старый хрыч! Возомнил себя великим… Актеришко! – бормотал Степан Федорович.
Через какое-то время, когда Аркадий Иванович увидел кровь, то он запаниковал. Он был растерян, называл имя своего соседа по комнате, который лежал в крови, надеялся, что тот снова начнет читать стихи, но этого не произошло. Когда молодой мужчина понял это, то он спрятался под одеяло и начал плакать.
«Что ты рыдаешь, ничтожество? – Засмеялся Степан Федорович. – Жалко старого стало? Ну, ничего… Скоро забудешь! Он же этот… как его? – Мужчина задумался, но спустя пару минут воскликнул. - ПОВЕСА! - И снова засмеялся, да засмеялся так, что стекла в деревянных рамах задрожали.
Тело Аркадия Ивановича задрожало от страха, он побледнел. Мужчина резко встал с постели и только успел сделать пару шагов от кровати, как замертво рухнул. Степан Федорович лег на свою кровать. В комнате установилась тишина.
«Не нужны они, - шептал он, - я здесь главный, я здесь… ЦАРЬ! Ничтожества. Одни ничтожества! Всюду! Кругом ничтожества...»
