Капля за каплей лекарства попадали в вену, растекались внутри ее кожи. Морфин тек в ее в жилах, сплетаясь с кровью, и охлаждал дьявольские костры, которые раздавались огромной болью во всем теле. Но и он уже стал лениво выполнять свою работу, от чего комнату заполнял не только запах лекарств и подступающей смерти, но и громкие отчаянные крики.
Она слишком медленно приходи. Смерть. Порой она влетает неожиданно, стремительно, забирает человека и уходит, оставляя за собой грязные следы боли, горчи и скорби. Но иногда она медлит. Пытает тебя и твоих близких. Она слишком медленно уходит. Как затянувшаяся осень, которая скачет на термометрах теплом и холодом, к которой невозможно привыкнуть. Слишком изменчивая она. Вот так она умирает.
Он снова слушал её крики, однако как то помочь ей не мог.
- Майкл!
Это первое осмысленное слово, которое состояло не из ничего не значащих звуков. Вообще, если уж быть совсем откровенным, то наоборот, кричать имя сына было бессмысленно. И дело не только в том, что он не хочет вставать и идти к ней, но и в том, что даже если он придет, то это ничего не изменит. Но в криках было что-то настоящее. Возможно, это была боль. Нет ничего более настоящего, чем боль, которая пронизывает тебя от самой кожи до костей, которая сковывает и окружает тебя. Она есть ты. И дело не в том, что если ты болен раком на последней стадии, когда метастазы устраивают пикник в твоем изуродованном теле, а дьявольские костры вместо дыма пускают по телу боль, а это означает, что ты существуешь. Дело даже не в существовании. Просто боль, это враг, который заперт внутри тебя.
Она снова повторила его имя. Он закрыл лицо подушкой, чтобы не слышать её. Однако, как и всегда, Майкл сдался и пошел на её крик, чтобы снова увидеть её худое тело, через её кожу он мог видеть кости. Каждый раз, смотря на неё, его пробивал озноб.
Мальчик шел по коридору слишком механически. Его перемещение не было продиктовано желанием, скорее даже наоборот, он мечтал закрыться в комнате и не вылезать из-под кровати. Слезы покинули уютные железы и потекли по щекам, но он не замечал этого до тех пор, пока не подошел к двери в эту комнату. Он положил руку на ручку и замер на долю секунды.
Когда она вернулась из больницы, то дверь в эту комнату не закрывалась. Изначально её поведение было каким-то, нормальным. Тогда ещё морфий действовал так, как должен. Однако, позже Майкл стал все реже заходить в эту комнату, каждое пребывание его тут было все большим мучением. Затем, уходя он начал закрывать дверь, отец же дверь стал запирать только месяц назад. Они закрывали дверь, чтобы запирать там крики и истерики.
Она невыносима. Умирает слишком медленно. Она это боль. Рак – это яд, который отравил не только её, он отравил весь этот дом. Невидимая плесень окутала его стены. Двери стали запираться. Как отсеки на подводной лодке, чтобы не утонуть в этой боли, страхе и никак не приходящей смерти. Но пробоина росла с каждым днем. Дом давал трещину, в которую вылетало счастье и даже сама жизнь.
Ручка повернулась и он вошел. Она лежала на кровати, закатив глаза. Её череп выступал уже на целый метр дальше кожи. Ужасный запах заползал в ноздри, словно черви в труп. Однако, слез уже не было. Майкл их вытер, чтобы она не видела. Он всегда так делал.
- Я не могу уснуть, тут муха. Она жужжит в ухо. Я не могу уснуть. Не могу.
Она ревела. Снова начала ныть.
Никаких мух в марте. Никаких мух.
- Посиди со мной. Убей её. Она мешает мне спать.
Она ревела и переходила на крик. Её голос постоянно менял тональность. И самое главное, ему было страшно рядом с ней. Она сама походила на смерть и на муху, которую она выдумала. Но он пересилил себя. В прошлый раз, когда она жаловалась на мышей под кроватью, он заорал, что она врет и убежал. Тогда отец остался с ней. Вечером он хотел ударить Майкла, но не смог. Он просто обнял его, и они вместе плакали. Но в этот раз он согласился остаться.
- От тебя пахнет сигаретами. О боже, как я устала. Муха мешает, она жжужит. Почему от тебя пахнет сигаретами?
- Я в папином свитере. Он всегда пахнет ими, мам.
Он сел рядом. На самом деле, он курил примерно минут 30 назад. Он начал курить месяц назад. Он думал, отец его убьет. Однако, все получилось иначе. В тот день был вторник, дождь лил, словно бешеный душ, а отец начал запирать за собой дверь. Майкл увидел, как дверь закрылась, впервые за полгода отец запер дверь, когда выходил. Тогда он упал и пролежал на полу минут десять или час, а может быть и целую вечность. Из каталептического состояния его вывел крик матери, который проник сквозь дверь. Словно свет, он обогнул её, пролез сквозь щели, и окутал Майкла. Отец побежал к матери, а десятилетний мальчик пошел на кухню, взял пачку сигарет и спички.
Он знал, как это делается, потому что часто видел, как это делает отец. Но руки не слушались, спичка ломалась одна за другой, летели искры, иногда спичка вспыхивала, но тут же галса. Это была моментальная смерть, которая была недоступна его матери. Она горела слишком долго. Слишком сильно. Слишком зло. По лицу Майкла бежали слезы, он стоял на крыльце и чиркал спички, держа сигарету в зубах. Отец открыл дверь на улицу и увидел его таким. Он думал, что отец его ударит. Сильная рука взяла сына за плечо и втянула в дом. Майкл закрыл глаза и ждал удара, но вместо этого он услышал чирк. Отец поднес зажигалку к сигарете и сказал «вдыхай».
Дым влетел в рот и обжог все внутри. Но Майкл не выронил сигарету. Он медленно вдыхал сигарету, втягивая дым в легкие. Каждый раз после этого он кашлял, а отец закурил свою сигарету и тоже плакал. Они стояли друг напротив друга в темном коридоре, курили и плакали, отец и сын, в пожаре невыносимости и страха.
Она умирала как сигарета. Медленно. Тлея. От её кожи оставался только пепел. А дым, как и её боль, охватывал её родных изнутри, душил. После первой сигареты у него закружилась голова, и он ушел в свою комнату, упал на кровать и провалился в сон. Сигареты немного помогали, успокаивали его. Но он не решался рассказать ей об этом.
Она уже давно не спрашивала о том, как прошел его день. Не интересовалась ничем. И нужда в этом постепенно угасала. Однако тут она начала расспрашивать, задавать вопросы. Как учеба, как день прошел, что нового у его друзей. И не переставала жаловаться на муху. Майкл рассказывал ей обо всем, обычно он преувеличивал что-то, но в этот раз он был честным и откровенно рассказывал обо всем. На удивление, это его не утомляло, а даже наоборот, нравилось. Он рассказал, как написал контрольную по математике, как впервые его поцеловала девочка, правда в щечку, но это был уже взрослый поцелуй. Она плакала и пыталась выдавить улыбку. На её лице, красоту с которого слизал рак, это выглядело жутко. Возможно, он всю жизнь будет вспоминать эту улыбку в своих кошмарах.
Она взяла его руку и прошептала
- Посиди со мной. Убей муху, она мешает мне спать. Я буду спать, а ты не дай мухе, пожалуйста, я не хочу её слышать снова.
Он кивнул, и она постаралась уснуть. Запаха он больше не замечал. Но вот вид его пугал до ужаса. Майкл ненавидел смотреть на неё спящую. Каждый раз он думал, что она умерла, а этот свист, который она издавала носом, это воздух, выходящий из неё. Либо душа. Но он сидел и ждал, пока она уснет. Пока эти стоны прекратятся.
Через полчаса она спала. А он думал, почему же некоторым везет умереть быстро и безболезненно. Почему бог столь жесток, что позволяет людям так долго мучиться перед смертью. Неужели это как раз то самое очистительное пламя, которое позволяет людям вознестись в рай? Почему же тогда он теперь так ненавидит мать и хочет её смерти?
В тот день, когда он начал курить, перед тем, как пойти спать, он сказал отцу;
- Когда она уже умрет?
Отец посмотрел на него и не нашел, что сказать. Он просто шептал «не знаю». Затем он закурил ещё одну сигарету, а Майкл пошел спать.
Рак не просто мучил всю семью, он схватил их за сердца и начал выкручивать. Словно время побежало быстрее в них самих, но в доме оно замерло. Отец постарел, волосы покрылись сединой. Майкл подрос за эти 7 месяцев очень сильно. Мать приблизилась к смерти. Но в самом доме время длилось медленно. Секунды переваливались по циферблату, словно толстый жук в банке с вареньем. Такое тягучее было время.
Отец должен был вернуться с работы через четверть часа. Иногда он позволял себе задержаться после работы в баре, чтобы хоть как то скинуть с себя этот груз. Но сегодня был врач, и ему хотелось узнать, что он сказал. Майкл пришел домой из школы в 12, сиделка согласилась посидеть ещё немного с ними, но в половине второго ей все же пришлось уйти. Врач пришел в два. Разумеется, ничего нового он не сказал. Она плоха и с каждым днем становится все хуже, но он не знал, почему смерть не торопится её забирать.
Майкл просидел не шевелясь около 40 минут с тех пор, как мать уснула. Никаких мух в марте не было, поэтому он даже не ждал услышать её жужжания. Затем он посмотрел на часы и понял, что скоро придет отец, поэтому лучше выйти отсюда. Поворачиваясь, мальчишка заметил, что подушка сбита, поправил её и вышел. Он снова посмотрел на часы и обнаружил, что либо его часы спешат на 10 минут, либо часы в комнате его матери опаздывают.
Майкл спустился вниз и закурил сигарету. Руки его дрожали, но он смог прикурить сигарету. Легкие снова заполнились ядовитым смогом. Яд успокаивал его. Однако руки тряслись сильно. Когда он подносил сигарету ко рту, он заметил, что он плачет. Но было уже не до слез, потому что Майкл услышал, как открылась входная дверь.
Майкл затушил окурок и вытер слезы. Он встречал отца победной улыбкой. Он не улыбался так уже больше полутора лет, когда у матери диагностировали рак. Тогда он ещё не знал что это, а он лежала в больнице. Но вот уже 7 месяцев как рак поедал их дом. Он кинулся к отцу и обнял его. На вопросы о том, что сказал врач, он ответил сухо. Отец ответил так же без интереса, ведь все это он слышал раз в неделю.
Он пошел в комнату и открыл дверь. Не было свиста. Был только отвратительный запах лекарств, мочи и смерти. Отец подошел к жене и обнаружил, что в комнате была гостья, которая сделала свое дело. Он заплакал громко, но с облегчением. Огромный груз упал с его плечей, выбив стул из-под ног. Майкл услышал этот плач и побежал обратно в комнату к матери. Она была мертва.
Майкл сел на стул и смотрел на силуэт женщины, рядом с которой он только что был. Смешанное чувство овладело им. Он плакал, но ему было намного легче. Ей было намного легче. Он сидел и смотрел на свои руки. Руки, которые только что поправляли подушку.
Нет. Они не делали этого. Он видел, как его руки взяли подушку и положили её на постаревшее лицо матери. Как он убивал рак. Как он убивал муху, как она и просила. Как он убивал мать. Он закричал, что не хотел, что он не мог. Что не бывает мух в марте. Он упал со стула на пол и плакал. Отец посадил его в кресло и вызвал скорую, он прикурил сигарету и дал сыну. Он не злился на него. Он не мог злиться.
Майкл сидел напротив матери и курил. Он не мог сказать ей, что он курит, что отец ему разрешает. Он не мог предать её. Комната так же отвратительно пахла, но мама не сопротивлялась. Она сама просила. В марте не бывает никаких мух. Вдруг он услышал жужжание перед ухом и слезы снова полились из глаз. На окне сидела муха.
Привет! Я робот. Я только что проголосовала за Ваш пост! Я нашла похожий контент, в котором могут быть заинтересованы читатели:
https://vk.com/orgazm_mozga_mr
почему ты не можешь скинуть ссылку с моего паблика или страницы?
Сейчас видно буковки?
Видно
Муха аж швы в плитке растворила, едкая, зараза.)