Первый-то мне случайно подвернулся. Получилось всё само собой, я вернулся из магазина, сумками гремлю, а тут вижу – дверь приоткрыта, и в районе замка как-то выломан косяк. Прислушался — тихое шевеление внутри. А у меня на лестничной площадке куча барахла дачного, я наощупь нашёл рукояточку-то и аккуратно топориком его и тюкнул по затылку, когда он выходить начал. Затащил обратно, лёгкий оказался, мало кушает, пять минут ещё меня сомнения одолевали, но решил с ментами не связываться, кто их знает, где у них пределы самообороны, задушил болезного поясом от халата.
Турник у меня к потолку прикручен, как раз пригодился, чтобы слить кровь. Болгаркой в ванне попилил на части, лицо всмятку, ну и фаланги от пальцев отдельно, чтоб не узнали случайно. Думал потом, куда его теперь девать, промелькнула даже мысль лихая заморозить и съесть постепенно, готовить-то я люблю, но побрезговал, противный мужичонка, грязный какой-то. В итоге замаскировал под строительные отходы и вынес в несколько приёмов, подгадав под расписание мусоровоза. Небось, до сих пор гниёт на свалке, хотя за двенадцать лет уже и совсем сгнил, наверное.
По-бытовому всё как-то прошло, буднично. Это когда мы с Димоном убивали Макса, вот тогда было страшно. Зачем — непонятно, Макс — мой лучший друг детства. Но увлеклись игрой какой-то дурацкой и убили случайно. Закопали прямо во дворе. И глупо, и страшно, что Димон выдаст, хотя тоже друг детства. Этот сон нелепый мне раз в год-два снится. Напоминает, видимо, что нужно в одиночку всё всегда делать.
Вторым стал Серёжка Фаустов. Кличка у него “эсэсовец” потому, что фамилия немецкая, на фауст-патрон и на ракету ихнюю похожая. С ним мы в школу ходили в соседние классы. Никогда особенно не дружили, но так — здоровались, парой слов перекидывались. К двадцати годам он разъел ряху, раскачался и стал бандитом. Ну, у каждого своя дорога в то время была, наши редко пересекались. Потом, конечно, несколько раз отсидел, кололся всем подряд, превратился в неопрятного, страшного такого громилу с выбитыми зубами и огромными опухшими кулаками.
Серёжку-то я примерил, когда он украл велосипед у моей хорошей подружки. И тут же, дурачок, продал какой-то соседке с ребёнком за четверть цены. Подружка потом этот велосипед опознала, выкупила его обратно, а на Серёгу заявлять не стала — боялась его. Где он бухает со своими приятелями, все в районе знают, там громко и матерно. Когда они разошлись, уже ближе к полночи, я его “случайно” встретил и предложил отметить моё хорошее настроение. Уговаривать не пришлось, назавтра его там же и нашли с бутылочкой палёнки рядом. Думаю, даже уголовного дела не завели.
В любом занятии можно найти себе образовательный элемент. После Серёжки я научился метиловый спирт определять. Спасибо Андрюше Степанову, подсказал, как цианистый натрий синтезировать, он тоже как калий, только проще. Сам-то я химию не любил никогда и не понимал.
Когда подумать надо, помечтать, то хорошо точить ножи. Вжик-вжик, рука набита, всё равно, что медитация у этих, у йогов. Заточка ножей — целая наука. Японские водяные камни, камни масляные, точильные станки, прави́ла, нержавейка, ржавейка, углеродные примеси — голову можно сломать. И керамика — неуязвима для металлодетекторов, хоть и ломается легко.
С ножом же главный приём — неожиданность. Лучше сзади подойти и сбоку по шее, а дальше по горлу, чтобы через сонную артерию прошло, гарантированная смерть от кровопотери. Или уж в ярёмную вену, если сзади не зайти, но тут риск запачкаться самому. На джиу-джитсу пошёл, там тоже много хороших неожиданных приёмов, ни разу, впрочем, не пригодились, но уверенности добавили, да и для здоровья полезно.
После Серёжки-эсэсовца был большой соблазн сразу остальную местную знакомую шпану выкосить. Это проще всего б стало в осуществлении, но большой риск, что обратят внимание на кучность смертей. Поэтому я по одному в год из местных выбираю, летом, когда особенно жарко и напрягаться не хочется.
В чисто уголовную среду вклиниться без отсидки оказалось сложно, зато очень просто приобщиться к наркоманам. Вот, кто противные существа, гнусные, унылые дебилы. Так и норовят скрысить, обмануть, украсть, вколоть себе побольше. А мне не жалко, колите, родненькие, сколько влезет колите, у меня ещё есть. Обычно и получается трое на лестничной клетке, не считая шприцов. Вскрытие, уверен, никто никогда не делал — и так ясно, что передоз.
Если бога нет, то всё дозволено. Я же так думаю, что раз бога нет, то каждый сам себе бог. Сам себе рамки закона и морали, а я ещё царь и герой для полноты и завершённости этой картинки. Власть законодательная, судебная и исполнительная в одном лице. Ведь это у них на Западе жизнь — главная ценность. А я такие видел жизни, что лучше бы их и не было вовсе.
Я как задумаюсь, страшно становится. Ведь жизней таких ненужных — легион, на каждый второй рассчитайсь. Бывает, например, что обуза и себе и другим с рождения. Ну это ладно, люди убогие. Бывает, наоборот, жил-был человек и сам себе устроил жизнь никчёмную. Дядя Саша, мой сосед хороший, лет до сорока пяти жил в угаре, — вино рекой и женщины штабелями, а хоть и росту в нём всего метр шестьдесят. А сейчас — всеми забытый старичок, ни друзей, ни врагов, еле выходит из дому раз в неделю за продуктами, ждёт, пока помрёт, форсировать события боится, суеверия мешают.
Я даже иногда, грешным делом, про биологию размышляю. Что старость нам дана специально, чтоб не жалко было. Если человек в расцвете сил и здоровья вдруг умер, то все вокруг, и друзья близкие, и родственники, это ж для них стресс и расстройство. А старичок жалкий копытца свои кривенькие откинул, — так этого и так все давно ждали. Жалкий-то он только на словах, а на деле никому его уже давно и не жалко. Но таких я не трогаю, не мой профиль, хотя помог бы, если бы попросили. Моя цель — люди вредные, другим жизнь активно сами портящие.
С работы я уволился уже пять лет назад скоро будет. Там мрак, скука и полная бессмыслица. Накупил гаражей по разным районам, сдаю под домашние склады по объявлениям, получается почти как зарплата. На дорогу время не тратится, и самому пригождается, бывает, пустующее помещение.
План улучшения общества у меня теперь — по одной штуке в месяц, пока иду с небольшим опережением, пятилетка за три года. И никому мои эти родимые штуки неинтересны, все они — лишние, беспросветные люди, без сущности и смысла, даже в новостях ни разу не отмечены. Можно рассказывать об этом под выпивку, как иные врут про рыбалку, друзья давно считают меня за фантазёра. Можно хоть в газету написать, хоть в журнал, все посчитают художественным вымыслом, ещё гонорар заплатят. Главное — с целью ни разу не ошибиться.
