Хедрик Смит. Русские. Начало.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

НАРОД

I

Привилегированый класс.

Дачи и ЗИЛы.

..всякий ленинец знает (если, конечно, он настоящий ленинец),
что уравниловка в сфере потребностей и личной жизни
является проявлением реакционного мелкобуржуазного абсурда.

Сталин. 1934 год.

Выберите любой будний день и прогуляйтесь, как это сделал я, вниз по улице Грановского, в двух кварталах от Кремля, и вы увидите два ряда блестящих черных “Волг” с включенными двигателями, и с водителями, бдительно смотрящими по сторонам и в зеркала своих машин. Они самоуверенно припарковались здесь, часто заехав на тротуар, несмотря на запрещающие стоянку знаки. Тем не менее, не было ещё случая, чтобы их потревожила милиция. Их внимание приковано к двери дома № 2 по улице Грановского, блекло-бежевого здания с закрашенными краской окнами и табличкой, сообщающей: “В этом здании 19 апреля 1919 года Владимир Ильич Ленин выступил перед командирами Красной Армии, отправляющимися на фронты гражданской войны”.
Вторая табличка, та, что около двери, обозначает это здание просто как “Бюро пропусков”. Но, как мне говорили, пропуска там дают не всякому. Только тем, кто работает в Центральном Комитете Коммунистической Партии, и членам их семей.
Человек со стороны, не знающий о том, что партийные чиновники предпочитают ездить на черных “волгах”, и не научившийся обращать внимание на говорящие о многом буквы МОС и МОЦ на номерах автомобилей, приписанных к Центральному Комитету, ничего странного тут не увидит. Время от времени из “Бюро пропусков” выходят мужчины и женщины с полными пакетами из бурой бумаги. Они располагаются на комфортабельных задних сиденьях ожидающих их машин, и водители отвозят их домой. В глубине квартала, подальше от посторонних глаз, громкоговорители выкликают в закрытый, со всех сторон охраняемый двор других шоферов, чтобы те получили по телефону распоряжение о доставке на дом. Стоящий в воротах седовласый охранник отгоняет случайных прохожих. Шуганул он и меня, когда я приостановился, чтобы полюбоваться на развалины церкви в глубине двора.
Дело в том, что эти люди – часть советской элиты, они приезжают сюда за покупками, в закрытый магазин, который намеренно не обозначен никакой вывеской, дабы не привлекать лишнего внимания. В него и пускают-то только по особым пропускам.
Целая сеть таких магазинов обслуживает высший слой советского общества – руководителей, или тех, кого один советский журналист непочтительно назвал “нашим коммунистическим дворянством”. Эти магазины защищают советскую аристократию от хронических нехваток, бесконечного стояния в очередях, от грубости продавцов и иных ежедневных унижений, изматывающих обычных граждан. Здесь политический помазанник может получить редкостные русские деликатесы типа икры, копчёной семги, превосходной консервированной осетрины иди экспортных сортов водки, коллекционных молдавских и грузинских вин, отборного мяса, зимой – свежих фруктов и овощей, которые трудно отыскать где-либо еще. Как-то одна русская женщина пересказала мне старый анекдот про девочку, спросившую у мамы, чем отличаются в России богатые от бедных, и получившую ответ: “Богатые едят помидоры круглый год, а мы - только летом”.
Некоторые магазины снабжают элиту (по сниженным до цены магазинов дьюти-фри ценам) иностранными товарами, которых пролетариат и в глаза никогда не видал: французским коньяком, шотландским виски, американскими сигаретами, импортным шоколадом, итальянскими галстуками, австрийскими меховыми сапогами, английским трикотажем, французскими духами, немецкими коротковолновыми приемниками, японскими магнитофонами и стерео-проигрывателями. В других магазинах важные персоны могут получить “на вынос” даже только что приготовленные кремлевскими поварами горячие блюда. Качество этих продуктов настолько выше, чем у тех, что встречаются в рядовых государственных магазинах, что одна москвичка “со связями” объяснила мне однажды, почему ей и ее друзьям так по сердцу магазин “Диета” на Старом Арбате – в него, оказывается, свозят остатки из «Бюро пропусков» на улице Грановского.
У советской системы привилегий имеется собственный протокол: права пользования ими распределяются соответственно рангу. Верхушка – главнейшие из вождей Политбюро, члены могучего Центрального Комитета, члены Совета Министров и небольшая группа руководителей Верховного Совета, иначе говоря, парламента, все они получают kremlevsky payok, содержащий достаточно продуктов, чтобы их семьи могли бесплатно роскошествовать целый месяц .
(Для сопоставления: обычной городской семье из четырех человек приходится тратить на еду 180–200 рублей в месяц, это примерно половина ее заработков.) Самым важным из вождей пайки доставляют на дом, возможно также, они пользуются магазинами, находящимися прямо в Кремле и в здании Центрального Комитета. У заместителей министров и тех руководителей Верховного Совета, что пониже рангом, имеется собственный спецмагазин в Доме Правительства, мрачном сером здании на Берсеневской набережной, рядом с кинотеатром “Ударник”. Старые большевики, вступившие в партию еще до 1930 года, и теперь пребывающие на пенсии, получают свои кремлевские пайки в трехэтажном доме на Комсомольском проспекте. Ценность и качество пайков выстроены в убывающем порядке, соответственно рангам тех, кто их получает.
Другие спецмагазины, торгующие по заниженным ценам, обслуживают маршалов и адмиралов, крупнейших ученых, космонавтов, директоров заводов, увешанных наградами Героев Социалистического Труда, писателей – лауреатов Ленинской премии, актеров, звезд балета, редакторов “Правды”, “Известий” и других важных изданий, и прочее московское начальство. Аппарат Центрального Комитета, как рассказывал мне человек, часто в нем бывающий, состоит из чиновников и служащих, распределенных по трем уровням: они ходят за покупками в разные магазины и питаются в столовых Центрального Комитета, строго соблюдая установленный порядок кормления. Принадлежащие к среднему уровню партийные функционеры, работники министерств, сотрудники Генерального штаба вооруженных сил или тайной полиции имеют собственные, средние, магазины: роскоши там поменьше, а платить им приходится больше, чем высокому начальству. Крупные чиновники многих правительственных учреждений пользуются системой “спецраспределителей”, которая, по сути дела, предоставляет им доступ к специальным магазинам, находящимся прямо в их учреждениях. Как рассказал мне один чиновник, за каждым важным из них, чиновников, закреплена определенная квота, то есть сумма денег, которую он может потратить в таком магазине, – она проставлена на его пропуске и соответствует его рангу. Величина суммы держится в секрете от подчиненных. На третьем этаже ГУМа, главного московского универмага, расположена неприметная “сотая секция” – особым образом снабжаемый магазин готового платья, обслуживающий часть элиты. В подвале “Военторга” (армейского магазина) на проспекте Калинина, находится секретный магазин для офицеров армии и флота. По всей Москве разбросаны пошивочные, парикмахерские, прачечные, химчистки, багетные мастерские и прочие заведения – вместе с продуктовыми магазинами, как сказал мне человек, имеющий доступ к этой сети, их насчитывается около ста, и все они в обстановке строгой секретности обслуживают избранную клиентуру. “Я глазам своим не поверила... Я бы все, что там есть, купила”, – говорила мне женщина-журналистка средних лет, после того, как один сановный знакомый тайком провел ее в такой магазин. “Для них, – добавил ее муж, – коммунизм уже наступил”.
Еще один привилегированный слой советского общества пользуется восемью магазинами “Березка”, торгующими в Москве за твердую валюту. Здесь русские, у которых есть “сертификатные рубли”, могут по дешевке покупать импортные товары. Сертификатные рубли — это особая валюта, обычно выдаваемая тем, кто заработал какие-то деньги за границей: дипломатам, особо доверенным журналистам, поэтам и им подобным; заработанное они обязаны обменивать на советские деньги. Предполагается, впрочем, что важные правительственные чиновники получают часть зарплаты в этих же сертификатах, которые продаются на черном рынке за рубли по курсу восемь к одному. Практически каждый, кто регулярно имеет дело с иностранцами – гиды “Интуриста”, переводчики правительственных учреждений, сопровождающие иностранцев журналисты, обучающие дипломатов преподаватели языка, получают некоторое количество сертификатных рублей, на которые можно купить импортный шарф, яркую рубашку или галстук, туфли на платформе, вообще как-то приукрасить свой по-советски тусклый гардероб. Вдобавок к этому, важным лицам, которым обычно приходится развлекать иностранных знаменитостей, доставляются из ресторана продукты для устройства приемов, а женам их, как я слышал, в особо важных случаях даже выдают напрокат меха. Один из американских дипломатов как-то обратил внимание на отоваривавшегося в «Березке» сотрудника тайной полиции, до этого замеченным осуществлявшим наружную слежку за этим дипломатом. Существование этих магазинов, по сути представляющих собой сектор потребительского рынка, в котором не действуют советские деньги, многих русских приводит в ярость. “Это так унизительно, так оскорбительно, что в нашей стране существуют магазины, в которых не принимают наших же собственных денег”, – гневно жаловался мне один служащий. Там не только не принимают советских денег, но и людей, у которых нет туда пропуска, заворачивает стоящая в дверях охрана – предмет особой обиды для некоторых моих друзей из числа русской интеллигенции, усматривающих в этом наглую насмешку над провозглашаемыми идеалами общественного равенства.
Магазин на улице Грановского, представляющий собой всего лишь видимый краешек целой горы приятных добавок к заработку, олицетворяет систему советских привилегий: как ни верти, а в стране существуют блага, которых за деньги не купишь. Рядовым гражданам они недоступны, ибо представляют собой дивиденды, приносимые либо политическим рангом, либо личными заслугами на государственной должности. На Западе водопроводчик, или мясник, или владелец магазинчика может купить себе такой же величины “Кадиллак”, заказать такой же замысловатый обед, снять номер в таком же шикарном или укромном отеле или прибегнуть к услугам столь же опытного хирурга, что и губернатор штата. При советской системе – ничего подобного. Лучшее элита приберегает исключительно для тех, кого югославский коммунист Милован Джилас называет “новым классом”: “...Это те, кто обладает особыми привилегиями и экономическими преимущест-вами, благодаря принадлежащей им монополии на власть”.
Этот привилегированный класс составляет немалую часть советского общества – численность его изрядно переваливает за миллион, а если считать родственников, то, вероятно, и за несколько миллионов . Точные размеры его – одна из тех вещей, которые в советском обществе никак не поддаются подсчёту, поскольку русские вообще отрицают его существование. Официально в стране имеется только два класса, рабочие и крестьяне, плюс “прослойка” служащих, то есть – служащие и интеллигенция. Подлинно привилегированный класс образует лишь верхний слой этой интеллигенции. Его ядром является верхушка Коммунистической Партии и Правительства, политическая бюрократия, которая правит страной, объединяя в себе крупных руководителей экономики, наиболее влиятельных администраторов в сфере науки и князей партийной прессы и пропагандистской сети.
Нервный центр этой системы называется на советском жаргоне словом nomenklatura – это тайный список тех, кто занимает наиболее важные посты, будучи избран на них партийными боссами. Nomenklatura существует практически на всех уровнях советской жизни – от деревни и до Кремля. Наверху номенклатурой Политбюро – то есть постами, назначения на которые производятся по прямому указанию самих советских правителей, – являются Кабинет Министров, глава Академии Наук, редакторы “Правды” и “Известий”, партийное начальство всех республик и областей, заместители министров в наиболее важных министерствах, послы в Соединенных Штатах и некоторых других ключевых странах, а также секретариат Центрального Комитета Коммунистической Партии. Этот секретариат – команда, обладающая куда большей властью, чем аппарат Белого Дома, в свой черед отбирает тысячи людей, которым предстоит занимать другие посты, пониже, но все-таки очень важные. Так оно и продолжается сверху вниз, докатываясь до республик, областей, городов, районов, деревень – колоссальная система протекционизма.
Именно для поощрения этой системы типа Таммани-холл, этой тщательно выстроенной иерархии, и существует сеть спецмагазинов и прочих заведений. Она расползлась по всей стране, даже в провинциальных городах существуют свои, конечно, не такие раскидистые, сети закрытых магазинов и распределителей для элиты. Номенклатура работает как самодвижущееся, самообновляющееся сообщество. Рядовые члены партии дивидендов от своей корпорации не получают, за них это делают партийные руководители и те, кто работает в “аппарате”, – apparatchiki.
Еще одним входом в советскую элиту, еще одним критерием приобретения приметного положения в советской системе и связанных с ним привилегий, является способность личности внести свой, яркий вклад в мощь и престиж советского государства. За выдающиеся заслуги перед государством видный ученый, прима-балерина, космонавт, олимпийский чемпион, знаменитый виолончелист или прославленный военный могут получить в советской элите место, но не власть, а это существенная разница, как раз и отличающая политическую элиту от всех остальных.
Знаменитости из сфер науки и культуры, задача которых состоит в том, чтобы являть мощь и успехи страны Советов, обязаны, чтобы сохранить свое положение и привилегии, демонстрировать всяческую лояльность. Партия имеет монополию на награждение их немалыми премиями, дает чины, позволяющие вести безбедную жизнь, а то и просто решает, чьи сочинения следует публиковать и при этом щедро оплачивать. Партия же и наказывает. Она может задержать официальное признание, как она сделала некоторое время назад, отказав Александру Солженицыну в Ленинской премии. Она может, если ее обидеть, отнять привилегии, как она сделала, лишив прославленного виолончелиста Мстислава Ростроповича, выступившего в защиту Солженицына, права выезжать за границу и даже давать концерты на родине. Но, как правило, для того, чтобы отметить выдающиеся успехи, и привлечь к себе тех, кто таковые имеет, партийная бюрократия дарует представителям культурной и научной элиты звания народных артистов или лауреатов Ленинской премии, а с ними и привилегии в виде, скажем, хороших загородных дач. Совсем как русские цари, которые в течение нескольких веков награждали поместьями и высокими титулами дворянство, доблестно служившее трону.
После революции, Ленин, несмотря на официально провозглашённую цель уравнять всех, выпустил декрет о том, чтобы талантливым специалистам платили больше, чем простым рабочим, и чтобы учёные получали специальные продоволь-ственные пайки. Джон Рид, американский коммунист, автор книги «Десять дней, которые потрясли мир», вспоминает, какую неловкость он ощутил, видя, как советские лидеры беззастенчиво присваивают себе привилегии. Но именно Сталин развил систему привилегий и откровенно защищал и оправдывал её, пользуясь чисто капиталистической логикой – некоторые люди, или группы людей, особо ценные для государства, заслуживают специальной платы и поощрений. В наше время целый отдел ЦК партии, известный как Upravlenie Delami , и имеющий тайный бюджет, оперирует целым набором квартир в престижных домах, дачами, гостиницами, специальными домами отдыха, парком автомобилей и многочисленной прислугой, прошедшей проверку на благонадёжность. Всё это предназначено для элиты власти. Один московский журналист рассказывал мне, что эти слуги обязаны подписать обязательство не разглашать деталей частной жизни «сильных советского мира». По его словам они неплохо вознаграждаются за молчание, поскольку тоже имеют свои специальные магазины и дачные комплексы.
Самым ярким символом ранга и привилегий являются лимузины с шоферами, на которых раскатывает nachalstvo. Они мчатся посредине улицы, в то время как милиционеры яростно сигналят другим водителям прижиматься к обочине.
На углу улицы Грановского, вдоль привычного маршрута Леонида Брежнева по пути из Кремля домой, звучит громкая сирена, приказывающая милиции останавливать другие машины, когда он или другие власть предержащие едут в свои загородные резиденции. Предупреждения заблаговременно передаются и по милицейским рациям по ходу всего маршрута.
Сливки элиты, всего их примерно 20 человек – это члены Политбюро и секретари республиканских компартий, имеют чёрные ЗИЛы ручной сборки. Их стоимость достигает 75 тысяч долларов за машину. Однажды я попробовал заглянуть внутрь припаркованного ЗИЛа, пока охранник не отогнал меня. Автомобиль напоминал продолговатый Линкольн Континентал с кричащей внутренней отделкой: мягкие виниловые сиденья, плюшевые коврики, кондиционер, радиотелефон и прочие принадлежности. Один инженер, изучавший жизнь сильных мира сего, рассказал мне, что Сталин пользовался кавалькадой из шести машин: пяти ЗИЛов и старым люксовым «Паккардом», всякий раз садясь в другой автомобиль, чтобы никто не знал, в какой именно машине он находится в данный момент. Хрущёв сократил число лимузинов до четырёх. С тех пор как один чем-то обиженный лейтенант выстрелил по машине Брежнева у Боровицких ворот 22 января 1969 года, тот стал передвигаться в кортеже из четырёх ЗИЛов, сопровождаемом мотоциклистами.
Для второго эшелона важных персон, которым ЗИЛ не положен по рангу, самым престижным является машина «Чайка», автомобиль с выпуклыми формами на высокой подвеске, похожий на беременный Паккард пятидесятых. «Чайки» настолько известны своим быстрым передвижением по центральной, отведенной для важных персон полосе главных магистралей Москвы, что эту полосу народ окрестил «чайкиной полосой». Министры, адмиралы и маршалы, а также высокие иностранные гости имеют право на «Чайку». Некоторые посольства и западные бизнесмены купили эти машины по цене 10 000 рублей (13 000 долларов). Простые русские люди могут заказать такую машину для свадебной церемонии.
Парк государственных автомобилей с шоферами, (состоящий, в основном из чёрных «Волг») настолько обширен, что русские воспринимают роскошные автомобили, находящиеся в распоряжении высокопоставленных лиц, как нечто само собой разумеющееся. Но я слышал, как люди жаловались на то, что водители лимузинов проносятся через узкие перекрёстки, не замедляя скорости, вынуждая прохожих бросаться врассыпную, как кур на деревенской дороге, и заствляя других водителей прижиматься к обочине. Одна негритянка из Америки, посетившая Советский Союз в ходе организованного им Всемирного конгресса миролюбивых сил в 1973 году, чувствовала себя очень неловко, наблюдая, как водитель «Чайки», которая была предоставлена ей и другим делегатам, рассекал через толпу пешеходов. Это напомнило ей о том, что так поступали дворяне царской Руси, когда от их карет, разбрызгивающих грязь, шарахались крестьяне. Когда она прямо заявила об этом сопровождавшему их гиду, та приложила палец к губам и сказала: «Шшш, так нехорошо говорить!»
Однако автомобили, выставляемые напоказ как признак чинов и привилегий, являются всё же явлением не типичным. Как правило, советская политическая элита пользуется своими привилегии в узком кругу. Я сам был слегка удивлён в 1974 году, когда в холодной элегантности Георгиевского зала Кремля президенту Никсону был оказан блестящий приём. Я находился всего в нескольких футах от лидеров, ожидая проигрывания государственных гимнов. Никсон был в синем саржевом костюме, глава компартии СССР Леонид Брежнев стоял, поджав губы, выставив напоказ бордовый галстук западной марки. Рядом стоял курносый президент Николай Подгорный, а премьер-министр Алексей Косыгин выглядел откровенно скучающим, его глаза блуждали, как у мальчика, который ждёт, не дождётся окончания тягостной церемонии. Банкетные столы, длиной, как казалось, метров в сто, ломились от деликатесов: несколько сортов чёрной икры, копчёная лососина, жареный молочный поросёнок. Официанты в белых ливреях бесшумно скользили под хрустальными люстрами, подавая горячие закуски, пока оркестр на балюстраде играл мелодии из фильма «Юг Тихого океана» для сотен элитных гостей. Для американских репортёров было совершенно естественным шагом описать шик по-королевски гостеприимного мероприятия, но советская пресса хранила о событии полное молчание. Ни единого кадра роскошества не попало, конечно, на экраны телевизоров. Такое поведение типично для кремлёвских лидеров, жизнь коих не видна народу. Живут они в своих гетто – резиденциях, досуг проводят в специальных местах или в клубах, ранжированных по чину каждого. Когда они выезжают из Москвы, то пользуются специальным аэропортом, Внуково 2. Человек с улицы может, конечно, отдавать слегка отчёт в их привилегированном существовании, но его держат на приличном расстоянии.
Сам Кремль невероятно импозантен. Но Москва не имеет официальной резиденции типа Белого Дома. Советские лидеры всегда больше заботились о своих дачах за городом, нежели о городских квартирах. Брежнев занимал этаж старого девятиэтажного здания номер 26 на Кутузовском проспекте, а над ним на целом этаже выше проживал начальник секретной полиции Юрий Андропов. Министр внутренних дел Николай Щёлоков разместился на этаже ниже. Самое завидное городское жильё было у Николая Косыгина. Он жил в современном доме на Ленинских Горах, с видом на центр Москвы через реку. Подгорный, как мне говорили, жил в высоком, отлично отделанном здании из жёлтого кирпича на улице Алексея Толстого. Существует несколько других важных городских гетто для политической элиты и аппарата. Для проницательного взгляда эти высотные здания носят признаки того, что в них живут сильные мира сего – дома имеют строгую современную архитектуру, сделаны обычно из жёлтого кирпича, с необычно широкими окнами, вдающимися балконами и ухоженными, роскошными по советским понятиям, лужайками.
Однако больше всего русских притягивают интерьеры этих квартир. Одна актриса, имевшая друзей среди московских иерархов, рассказывала мне, как была поражена обустройством их кухонь: встроенными шкафчиками, кухонными столами с покрытием из огнеупорной пластмассы, западногерманскими плитами и холодильниками марки «Купперсбуш», мебелью в гостиной, купленной по скидке в Финляндии, и ввезённой без уплаты таможенной пошлины. По её словам, это оборудование и мебель были настолько роскошней чего бы то ни было существующего на советском рынке, что сантехников специально отправляли в Западную Германию для обучения установке и уходу за кухнями для избранных.
Поражает и простор этих квартир, даже сам факт, что на каждого человека приходится, по крайней мере, по одной спальне и никому не надо спать в гостиной. Студент старших курсов, которого я знал, часто бывал в гостях у семьи высокопоставленного генерала Степана Микояна, сына бывшего долгие годы членом Политбюро Анастаса Микояна. Он не уставал поражаться их семикомнатной квартире (не считая кухни и нескольких ванных комнат) в Доме Правительства. Для него было удивительно то, что у каждого члена семьи были свои комнаты, была студия, гостиная и столовая, достаточно просторная, чтобы в ней вполне свободно разместился огромный рояль, на котором однажды играл Ван Клайберн. Такая роскошь являлась немыслимой для 99% населения. Даже потолок в квартире был неприлично высоким в его понимании, тогда как большинство людей с Запада поражались низким потолкам советских жилищ.
Тот факт, что молодому человеку удалось заглянуть в их жизнь, был, конечно, исключением, потому что не очень многим русским удаётся проникнуть за занавес секретности, которым привилегированный класс от них отгораживается.