Смени картину мира, как лицо

Кащеева жена смотрела на себя в зеркало.

Обычное зеркало, и в нем обычное лицо. Такое же, как у всех — два глаза, нос, рот, лоб, щеки, подбородок. Она знала, что большинство людей найдет в этом лице кучу отличий от других лиц, и мнения насчет привлекательности, как и насчет чего угодно, окажутся противоположными со множества разных сторон. Также Кащеева жена была уверена в том, что никогда не поймет сама, в чем же заключаются различия. Одно и то же, расположенное в нужном порядке. Разница в миллиметраже форм и размеров. И из-за этой разницы живые создают критерии красоты и уродства, мучаются, совершенствуют, стыдятся, изобретают понятие гармонии и верят в сезонную моду на форму губ и цвет глаз. Она пожала плечами и отошла от зеркала, оставив изображение женского лица за его гранью. То лицо или это — неважно. Такая же иллюзия, существующая только в головах у живых, как и остальные. За ее спиной зеркало мгновенно впитало черты оставленного лица, как покрытая водой бумага вбирает акварель.

Прислонившись к косяку плечом и скрестив руки на груди, Кащеева жена наблюдала, как, сидя за столом, красится перед другим, маленьким зеркалом хозяйка квартиры. Долго, тщательно, слой за слоем наносит свое представление о том, что такое красота. Какая-то фрактальная безысходность, подумала Кащеева жена. Она рисует себе другое лицо затем, чтобы нравиться кому-то, чьих взглядов на прекрасное не знает, но домысливает, прибавляя к своим какие-то особенности, например, что лучше брови погуще, а скулы порезче. А у этого кого-то (и еще хорошо, если конкретного) вообще смутное отношение к лицу, его интересуют руки. Ноги. Волосы. Но вот именно такие брови ему не нравятся. Не нравятся брови…

Да, покачала головой Кащеева жена, как ловко они придумывают способы концентрироваться на простых вещах, чтобы коротать свой и без того короткий век. Они, живые, остро нуждаются в понятных задачах и целях, отсутствие ориентиров грозит им утратой потребностей и желаний. А ведь именно последние заполняют и объясняют жизнь. Четкая картина мира придает определенности существованию, пустота и хаос пугают человеческий разум. Всем им нужно во что-то верить. Неудивительно, думает Кащеева жена. Они же не знают о том, что смертью их жизнь не заканчивается. Поэтому идея потратить ее на лишение самого себя приятных успокаивающих иллюзий, обосновывающих все твои действия, вызывает в лучшем случае недоумение, в худшем же — ужас. Оттого живые так упорно не желают понимать, что в основе всех их мотиваций лежит…

Пшик.

Пшик.

Женщина брызгает себе на шею духи. Кащеева жена присматривается к ее накрашенному лицу и по-прежнему не видит разницы. Безнадежно, думает она, сколько бы мы не сосуществовали на двух сторонах реальности, я смогу понять лишь логику их мыслей, а эмоции так и останутся для меня абсурдным развлечением, чем-то наподобие театра или кино для них. Как меняется женское лицо после нанесения косметики? Она понимает, я — нет.

Хорошо, по крайней мере, что я общаюсь с мертвыми, которые уже осознали, что разница находится в воображении создателя, чьи эмоции воплощают в плоть и кровь ее значение.

Женщина осторожно, стараясь не помять, натягивает через голову мягкую шерстяную тунику и старательно расправляет на груди складки широкого воротника-хомута. Потом идет к шкафу, берет с полочки шкатулку с цацками, вытаскивает оттуда по очереди украшения и задумчиво вертит, перекладывая так и эдак, в руках. Кащеева жена перемещается на диван рядом — ей надоело наблюдать стоя. Наконец выбирается узкая серебряная цепочка с кулоном в форме цветка, с прожилками на лепестках в пол-миллиметра — тонкой работы, признает Кащеева жена, и хозяйка квартиры, осторожно переступая ножками в тончайших чулках, направляется к большому зеркалу в коридоре, завершить финальным аккордом марафет. Кащеева жена слышит, как она доходит до зеркала, останавливается. И наступает тишина. А потом раздается визг и грохот.

«Упс»,— думает Кащеева жена, — «недоглядела».

Она выскакивает в коридор, где мечется от стены к стене хозяйка квартиры. Она похожа на красивого мотылька, пойманного в стакан, только мотылька, опрометчиво наделенного голосом, сейчас приближающимся по регистру к ультразвуку. «Какие же они эмоциональные и громкие», меланхолично думает Кащеева жена, глядя на расплывчатое изображение лица в зеркале. «А я набралась у них рассеянности, перестала убирать за собой». В переливчатом оловянном озере зеркала плавало лицо, которое она оставила, уходя в комнату. Неудивительно, подумала Кащеева жена, что женщина паникует. Я бы тоже неприятно удивилась, если бы мыслила их категориями. Удобный материал — стекло, эта медленно текущая жидкость. Всегда можно исправить ошибки. Она запускает пальцы в вязкую структуру зеркала, цепляет отражение, скомкав, вытягивает наружу. Женщина замолкает.

А если поэкспериментировать с ее взглядом на реальность, вдруг придумывает Кащеева жена, уже собравшаяся растворить пальцами комок отражения. Почему бы и нет. Мало ли среди живых бродит странненьких людей, одним больше, одним меньше — кардинально на мироздании это не скажется. Она тщательно скатывает отражение в мячик и кидает его на пол, в сторону женщины. Мячик ударяется об пол и упруго скачет прямо к ногам хозяйки квартиры. Та медленно оседает на пол по стене. «Ну что ж, действительно, проведем время с пользой», думает Кащеева жена, «попробуем расширить необъяснимым твое восприятие». Она опускается на колени рядом с женщиной, берет ту за руку. На долю секунды хозяйка квартиры открывает глаза и видит перед собой перекатывающиеся сгустки дрожащего воздуха. А потом Кащеева жена и хозяйка исчезают.

«Множественность», гудит у нее голове. «Множественность в единстве». Какая еще множественность?

— Кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех? — слышит она свой голос, густой, мурлычущий и гулкий. Перед ней стоит мужчина, сверху их обоих опаляет жгучее полуденное солнце. Она видит мужчину сверху. Видит также и собственные лапы — огромные, сильные, мягкие. Лапы неспешно сминают землю, оставляя борозды от когтей.

— Человек, — усмехаясь, отвечает она и вытирает крепкой смуглой рукой пот со лба. В сандалию забился маленький камешек, он колет ступню, раздражает, и она небрежно приподнимает ногу, чтобы вытряхнуть его. Мельком взглядывает на ногу — мускулистую и загорелую, а как же иначе, ведь пройдено столько дорог, и переводит глаза вверх на чудовище, хлещущее себя по золотистым горячим бокам бычьим хвостом.

Она гибко, по-кошачьи, приподнимается на могучих лапах. Ужас и стыд владеют ею. «Жалкий человек разгадал загадку, теперь пришло мое время». Она идет к краю горы.

«Множественность». Она чувствует страх. Боится мужчина. Боится чудовище. Оба боятся смерти. Кто из них она? Страх разрастется и заполняет все - Сфинкса, мужчину, раскаленный воздух. Может быть, она спит? Это сон? Как проснуться? Она вцепляется зубами себе в лапу, мужчина кусает себя за руку. Из прокушенного места течет кровь, больно. Но солнце по-прежнему печет бока сквозь тогу, сквозь шелковистую львиную шерсть. Она поднимает глаза вверх. Вверху огромное прекрасное женское лицо, запрокинутое к небу, искаженное ужасом. «А ты и не знала, что можешь быть многими?», слышит она. Оглядывается по сторонам и видит лишь текущее вокруг марево. Впереди пропасть. Сзади пропасть. Сфинкс отталкивается от земли и с воплем бросается вниз с обрыва. Мужчина падает на тропу, вокруг него крутятся горы, небо, солнце, все смешивается в диком водовороте, он видит мелькающие в кувырках лапы и хвост, летящую навстречу землю и сквозь собственный крик слышит рев чудовища.

«Для первого раза тебе хватит», говорит Кащеева жена. Женщина сидит на тропе, опираясь спиной о стену из коридора. Напротив нее лежит мужчина, потерявший сознание. Она встает, подходит к краю обрыва и различает внизу, на камнях, разбитое тело Сфинкса.

Они сидят в коридоре. Женщина, прислонившись к стене, Кащеева жена — рядом на корточках, подобрав юбки. «Прекрасно», говорит Кащеева жена, «теперь ты, по крайней мере, начнешь сомневаться в несокрушимости своей реальности. Начало положено». Она встает с пола, подходит к зеркалу и смотрится в него. В зеркале отражается обычное лицо. Нос, рот, брови. Кажется, в прошлый раз брови были другого цвета, замечает Кащеева жена, аккуратно вытягивает пальцами отражение, комкает его, бросает женщине на колени мячик и превращается сначала в переливающиеся сгустки воздуха, а потом пропадает вовсе.

Текст является собственностью художественного проекта "Кащеевы байки".
Автор иллюстрации - Настя Яцхей
Все права защищены.