История о странной природе творчества

Семь лет я прожил на седьмом этаже (никакой нумерологии, это даже не совпадение). За окнами был двор с детской площадкой, а по периметру стояли еще три дома, точно таких же, как мой. Типичные Черемушки.
В неморозное время года я часто выглядывал в окно - потому что я в него курил. И в процессе я рассматривал чужие окна. Все так делают.
Ничем примечательным соседи по двору не отличались, мне даже не приходило в голову купить бинокль - вот насколько скучной казалась жизнь в других окнах.
Во всех, кроме одного.
В соседнем доме проживал некий мужик. Ничего конкретного я о нем сказать не могу, даже приблизительный возраст назвать затрудняюсь: позиция для наблюдения у меня была неудачная. Когда мужчина приближался к окну, я его видел, а когда отходил - уже нет. Я только потому и обратил на него внимание, что он появлялся-исчезал слишком часто. Он бродил по комнате, как шляются пьяные под фонарем, ищущие потерянные невесть где ключи. Смотреть на это было тягостно и тревожно.

Вначале я думал, что соседа мучают хронические боли, хотя самая первая версия была еще проще: я решил, что у него ноет зуб. Но маяться с зубом годами не станет ни один человек.
Я сказал - годами, да? Да, это длилось долго, а точнее, не прекращалось все семь лет, что я прожил на седьмом этаже. Поэтому версия с зубом вскоре сменилась на другую - про неизлечимую болезнь. Но затем я усомнился и в ней.
В движениях мужчины не ощущалось телесного страдания. Была какая-то маета, но не физическая боль, иначе это повлияло бы на осанку. Поэтому я решил, что он обычный псих, тихий помешанный. Опасности он не представлял, он всего-навсего слонялся по комнате. Вероятно, мужик беспокоился о какой-нибудь надуманной ерунде - но беспокоился так, что не мог ни сидеть, ни лежать. Возможно, его истязали настырные голоса, а может, его обуревали собственные душевные порывы, столь мощные, что он боялся лопнуть и расплескаться. Или он пытался сосчитать в уме до миллиарда - всё это и многое другое я успел нафантазировать, пока наблюдал за жильцом в окно. А наблюдал я всякий раз, когда курил. А курю я, к сожалению, много.

Постепенно я привык к шатаниям соседа и перестал думать о нем, как о сумасшедшем. Я начал воспринимать его почти нормально - с поправкой на нескончаемое и необъяснимое томленье. Быть может, он мыслил даже более здраво, чем я сам, а из угла в угол ходил просто потому, что не мог найти хорошую рифму? Не мог передать оттенки сложного чувства или подобрать слова для описания чего-то неосязаемого? В общем, что-то ему не давалось, но при этом было так близко, что протяни руку - и дотянешься, схватишь.

Со временем я уверился, что вижу в окне поэта, тонкого и настоящего. Такого, который готов убить сутки на поиск одной-единственной правильной строчки. Хотя нет, слово "готов" тут не к месту. В этом поиске нет никаких обязательств. Поэт никому ничего не должен, он делает это для себя - иначе всё, что он хотел открыть миру, навсегда останется невысказанным. И вот для того, чтобы это драгоценное не пропало, он мучительно собирает слова в предложения, рифмованные или нет - не важно. Важно только, что он должен, он обязан поделиться. Но окружающий мир такой неудобный, такой каменный, он всеми силами мешает, и бороться с ним невыносимо тяжело. Это как считать в уме до миллиона или всю жизнь терпеть зубную боль - вдыхая свободно лишь в те секунды, когда удается облечь смутные мысли и чувства в ясную форму. У этой болезни нет названия, и от нее не умирают, но единственный способ выжить - прекратить сопротивляться и начать делать то, что кажется по-настоящему важным.
Всё это я осознал как-то разом, в одно мгновение. Тогда я закрыл окно и начал писать роман.