Рисующий уходящее время

Чего я в это, которое в фантиках? Да нравится. Вот ещё один, из наших. Его можно смело называть нашим, советским америкосом. Бывают и такие.

Хм…

"Сегодня Ланжерон гуляет,
сегодня Бэллочка справляет –
свою помолвку,
просим спеть её на БИС!"

Сказал же, ещё один из наших. Приветствуем всех. Чо там у тебя за пазухой?
Давай, сразу разливай, как не родной, ты чо?

"Бэлла, не ломайся.
Ну не рассказавай мне майсы!
Помнишь, Бэлла,
как давали изумительный гастроль?"

Ну, ладно. Бульон сам погрею.
Это я умею.

"Хрусты летели и летели,
а мы с тобой давно вспотели,
мы танцевали модный танец Карамболь…"

Купер – шестидесятник. Да все мы оттуда. (Ладно, про себя, на крайняк). В энциклопедиях можно и не рыться. А то ещё – всякое бывает. К примеру, вот такое словосочетание: "советско-российско-американский художник". Не знаю, кого как. Меня это впечатлило.

Он и дизайнер, и архитектор, и скульптор, даже ещё и писатель. Не просто писатель. У него мышление философское. Типа, как у Карла Маркса. Сравнивать не буду. Хотя, уже черту провёл…

По рождению он – Куперман. В свои 79 впечатляет полотнами, преисполненными ума, мысли и очарования. Его работы заставляют созерцать, вдумываться и слышать. Ещё можно понюхать. Меня котя научила. Именно этим в свое время он и завоевал всемирное признание. На сегодняшний день на арт-рынке его творчество пользуется очень большим спросом, стоимость его работ иногда просто заоблачна.

Хотелось бы сказать, что бОльшая часть его работ хранится в престижных галереях и музеях мира от Третьяковки до Нью-йоркского Метрополитена. Может, поэтому, его называют художником мира и, поэтому так тепло принимает публика его работы, которые регулярно экспонируются в музеях и галереях Нью-Йорка и Парижа, Лондона и Женевы, Москвы и Санкт-Петербурга, да и многих других городах.
А как всё начиналось...

В Москве, в далёких 60-х, он был известен как Юра Куперман. Он родился за год до начала той страшной войны, в 1940 году, в семье музыканта и копировщицы. В детские и отроческие годы, мальчишкой, был предоставлен сам себе, может, это тоже сыграло свою роль. Отец погиб на войне, а мать, получив похоронку, занялась устройством личной жизни. Да Бог ей судья. Не я же.

Его вырастила улица и коммуналка, где жили почти одни уголовники. С юных лет Юрка с друзьями-хулиганами пил водку в подворотнях и гонял в футбол. Такая неблагополучная среда обитания даже не предрасполагала к тому, что юный Куперман сможет вырваться из её лап. Ну, тут как сказать…

Жизнь – она ведь такая… С кем поведёшься… От того и наберёшься, нет?

По окончании школы, когда перед Куперманом встал выбор - куда пойти учиться, он увязался за своим одноклассником, который решил поступать в Строгановку. А если учесть, что у друзей не было даже элементарного понятия о рисунке, не говоря уже о живописи, то их даже к экзаменам не допустили.

И что любопытно, однокашник быстро нашёл себе новую цель, а вот Куперман буквально зациклился на идее стать художником. Такое тоже бывает.

Проявив необыкновенную целеустремленность, этот юноша целый год с упорством готовился к поступлению. Он даже брал уроки у профессиональной художницы. Наверняка ещё тогда преподаватель смогла в нём разглядеть большие задатки. И уже на следующий год он стал студентом, а в 1963-м окончил художественное учебное заведение.

Ну, дальше… В 72-ом он эмигрировал. Израиль, Франция, США, Англия… Что Россия? Наверное, хотелось туда, не знаю. Я не понимаю эмигрантов. Если хочется, то зачем? Вот, картина "Три окна". Это было нужно уехать?

В 2016 ему было предоставлено российское гражданство. Эх, Юрий Леонидович…
Картина называется "Лилии":

Разные техники, разные жанры, разная структура. А визитная карточка весьма проста. Это и металл ржавый, и фанера какая-никакая, просто бумага, да всё что угодно. Кисточку не забыть. Без неё никак. Всё остальное можно считать безвременьем. У Сергея Юрского, кстати, есть очень хорошая книжка. Называется – "В безвременье". Настоятельно рекомендую. Две повести и несколько рассказов. Это – удовольствие на всю оставшуюся жизнь.

Ассоциации – ну как без них? Нагоняют страху. "... впервые увидевших произведения мастера – это смерть. Каждая вещь на его полотнах, прожившая длинную жизнь и припорошенная пылью времени, а иногда и покрыта ржавчиной – будто умирает, чем нагоняет щемящую тоску и ностальгию". Как-то так. Вот, "Стул" и "Кисть". Более, чем конкретно.

Тут ещё что? Думаете, что мастер даёт предметам вторую жизнь? Я бы так не говорил. Ветхость никого и нигогда не украшала. Вряд ли он пошёл бы на такой компромисс. Да и зачем?

Если подумать о преемственности поколений – ну, тут можно свихнуться. Да, у него дед был старьёвщиком, что теперь? Я помню их, даже завидовал им, было дело. Об этом в "Кусочках памяти" писал. Рынки я люблю до сих пор. Побродить по ним – это награда. Жаль, уходят.

А приглушёность в его работах – это… Не большой специалист, да вообще никакой. Но знаю, что есть такое понятие, как цветовая гамма. Вот от неё и надо плясать. У него она тусклая. Он сам просто всё объясняет: "Я люблю свет, а не цвет, – много пишу в оттенках серого. Размашистая, яркая живопись – это не моё"".

Да, ещё пространство. Фоновое пространство. То, что сзади, я это так понимаю. Это самая настоящая карта времени. Тут надо рассматривать каждый сантиметр. Это не просто плоскость. Это – самый большой мир! В нём – куча островков памяти, в нём – отзвуки временного пространства… Это – "Кармен". Как-то так.

Он сумел сделать то, что не каждому … Человеческое бытиё - оно не для всех. К этому не грех приобщиться. Что касается вещей старых – а куда мы без них? Ну, у меня напротив – комната, полностью заваленная. Я её называю складом. Это не я, это жена. Ей места не хватает. Сначала ругался, теперь думаю.

Всё разлагается, со временем. Может, он на это напирает. Всё равно ведь – настоящее остаётся. И никакая паутина ничего не сможет сделать. Его колорит в другом. Чувствую, сказать не получается. Свет с тенью бьётся – кто тут подспособит?

Пространство расскажет больше, чем плоскость.