Кванты в гору не пойдут, кванты гору обойдут – так переделали
известную поговорку в нашей лаборатории. А нам с коллегой
Виталием таки пришлось побывать по делам оптическим и
квантовым в горном селении Пасанаури, что в восьмидесяти
километрах от Тбилиси по Военно- грузинской дороге. Ибо там
проходила XII Всесоюзная школа по когерентной оптике и голографии.
Горная страна с первых минут удивила своими особенностями.
По раздаче столовой приятель шёл следом за мной. Блюд на его подносе было поменьше примерно на булочку и стакан сметаны, ну, не так проголодался, наверное. Томная жгучая брюнетка средних лет, не глядя на мой поднос, лениво произнесла: «Восемьдесят две копейки». Дав рубль и не ожидая сдачи, я было двинулся дальше, но сзади услышал: «Восемьдесят шесть копеек».
– Виталик, успокойся, всё равно рубль! – остановил я коллегу, уже открывшего рот, чтобы поспорить с дамой.
– Да, но у меня же меньше!
– А тебе стало бы легче, если бы назвала восемьдесят? Здесь рубль – мелкая разменная монета, забыл?
Мы ещё раз убедились в этом на следующий день, в очереди за соком в буфете и наблюдениях за теми, кто впереди. Кто-то из курильщиков, давая рубль, попросил:
– Пачку «БТ», пожалуйста! (сигареты такие болгарские тогда были, 35 коп. стоили).
– Палучи, следующий!
Следующий, тоже с рублём в руке:
– Мне две пачки «БТ».
Ну, вы поняли, каков был ответ. А я толкнул в бок стоящего впереди следующего курильщика: «А попроси три!»
Реакция была такой же:
– Пожалуйста, следующий!
Не меньшее удивление нас ожидало при открытии Школы.
«Когерентность в четырёхмерных церебральных структурах и концептуальный интеллект». Именно так звучало название лекции тогдашнего вице-президента Грузинской Академии наук доктора наук Владимира Чавчанидзе.
Основная идея учёного состояла в том, что наш мозг не раскладывает поступающую в него информацию по ячейкам памяти, не ищет её по ссылкам-адресам и не обрабатывает побитово-поточно, как компьютер. Каждый «кадр» окружающего мира, воспринятый всеми органами чувств, фиксируется структурами мозга целиком, как на фотопластинке фиксируется объёмное изображение предмета – голограмма.
А поскольку структуры четырёхмерны, то трёхмерных «кадров» в них можно «упаковать» неограниченное количество.
Целиком и восстанавливается картина – цвета, звуки, запахи – когда мы вспоминаем прошлое, иногда что-то забывая. Не удивительно: когда «фотопластинка с голограммой» разбивается или портится, любая сохранившаяся часть, любой фрагмент способен воссоздать всю картину, но с худшим качеством, потерей мелких деталей.
В гипотезу укладываются, пожалуй, все необыкновенные явления в области человеческой памяти, в том числе и такое, необъяснимое с точки зрения «компьютерной» модели, как абсолютная память.
В беседе с Владимиром Валерьяновичем после доклада мы были удивлены его чувством юмора и завидной фантазией.
А через день довелось побеседовать с ним о гостеприимстве.
Мы с другом спокойно сидели в холле, обсуждая последние выступления, и тут за столик присел молодой джигит.
– А вы откуда, ребята?
– Мы из Минска, из Белоруссии, – ответил я.
– О, как хорошо – моя жена тоже молдаванка! Слушай, а давай я тебя на машине покатаю? Горы же вокруг, красота!
Пришлось призадуматься. Март, уже стемнело, да и единственная дорога, по которой мы сюда ехали, как-то не очень напоминает автобан…
– А машина у тебя какая?
Парень обрадовался вопросу:
– Ваша, минская – МАЗ, машина – зверь!
Ночные гонки на МАЗе по Военно-грузинской дороге? Вы бы согласились? Нет уж, я не такой храбрый. Но как отказать джигиту в искренней просьбе? Никак нельзя, обидится. Поэтому, сказав собеседнику двусмысленное: «Подожди, я сейчас», автор удалился в направлении офиса руководства Школы.
Выслушав сомнения приглашённого, профессор сказал:
– Не волнуйтесь, я всё улажу, идите, отдыхайте.
И уладил. Назавтра горный гонщик снова подошёл в холле к сбежавшему накануне гостю, и, улыбаясь, сказал с лёгкой укоризной:
– Так надо же было мне сказать, что тебя укачивает, постеснялся, наверное?
Причину своего «стеснения» я объяснять не стал, переведя разговор в русло интереса к маркам местных вин. Собеседник охотно подхватил тему, и не замедлил провести нас с Виталием в расположенный неподалёку погребок, где, по его словам, вина были лучше и дешевле, чем в буфете санатория.
Погребок и его хозяин показались нам интересными и колоритными, но уже при втором заходе с Виталием повторилась история, аналогичная приключению в столовой. Правда, в этот раз приятель не сдержался и в итоге был вежливо, в пристойных, но весьма витиеватых выражениях, изгнан из заведения.
Народная тропа к погребку была основательно протоптана, и не удивительно, что на обратном пути наша находящаяся в расстроенных чувствах парочка встретила российского куратора Школы – профессора Скроцкого. Георгий Викторович успокоил нас, уверив, что разберётся, и нырнул в погребок, махнув рукой, мол, я вас позову.
Спустя минут 15, устав ожидать и забеспокоившись о судьбе нашего заступника, мы спустились вниз, прислушиваясь к звукам за дверью. Скандала там как будто не было, только иногда раздавались короткие неразборчивее возгласы. Переглянувшись, мы решительно двинулись в погребок и замерли от удивления: два аксакала увлечённо и самозабвенно рубились в быстрые шахматы.
Хозяин поднял взгляд на остолбеневших визитёров и со смехом сказал:
– Ну, что стоите, заходите, рассказывайте, как дела в физике, кирюхи!
Этим приветствием он встречал нас в последующие дни, и присвоенный титул действовал лучше дисконтной карты! А перед отъездом каждому была подарена бутылка «Алазанской долины».
Впрочем, катание с джигитом по горной дороге всё-таки случилось, правда, днём, и джигит был другой – водитель рейсового автобуса, на котором мы в один из относительно свободных дней поехали в Тбилиси. Билеты взяли накануне с третьей попытки – едва удалось застать кассира в маленькой будочке на автобусной остановке. И были удивлены, когда к приходу автобуса на остановке обнаружили приличное количество людей, ведь кроме нас к кассе никто не подходил.
Разгадка пришла на автовокзале в Тбилиси. Пассажиров было битком, но мы никак не ожидали, что выход из середины салона растянется минут на десять.
А всё потому, что на панели рядом с водителем находилась большая кэпи-аэродром, и выходящие кидали в неё кто рубль, кто трёшку… Смущённо мы продемонстрировали джигиту билеты, и под возглас «А, бэдный… ну, проходи» выбрались на свободу.
Набережная Куры, проспект Руставели, Мтацминда, фуникулёр, памятник Сталину, магазин «Сачашнико» с дегустационным залом… и, наконец, огромный крытый рынок, где просто разбегались глаза. Правда, полдороги от «Сачашнико» до рынка топали пешком: на одной из остановок к водителю заскочил, похоже, его приятель, автобус тронулся, но через пару минут остановился. Двери открылись, а динамики прохрипели: «Товарищи, автобус дальше не пойдёт: компрессор поломался. Просьба освободить салон». Возмущаться никто на стал, и вскоре пустой Икарус с «поломанным» компрессором отбыл в нужном сговорившейся парочке направлении.
Рынок удивил своими размерами и обилием всего, что растёт в местном климате, в особенности – приправ. Прикупив чурчхелы и чего-то вроде хмели-сунели, я вспомнил, что ещё перец обещался привезти, у нас с остреньким бывали перебои. И тут взгляд упал на бабушку, державшую в руках небольшую связку маленьких красных перчиков.
– Бабушка, почём перец?
– Рубл!
– А он крепкий?
– Очен крэпкий, сынок, бери, нэ пожалеешь.
– А попробовать можно?
В глазах собеседницы мелькнуло удивление.
– Ну, можна, если очэн нада, – она протянула мне стручок, выглядывающий из зажимающих его пальцев миллиметра на три.
– Жалко ей, что ли? – подумал я, и, решительно отломав примерно сантиметр от свободного стручка, отправил приправу в рот, в первое мгновение ничего такого не чувствуя.
– Э, дарагой, сильна крэпка будит, нада молоком запить!
То, что начинается «сильна крэпка», до меня уже дошло. Отдав рубль и схватив связку, дегустатор помчался к молочным рядам, вытирая набегающие слёзы. О, а вот этого делать не стоило: подправленное ладонью жгучее облако выдоха попало в глаза, в нос, и слёзы потекли уже не каплями-квантами, а сплошным потоком.
Дальнейшее пребывание на рынке свелось к долгому промыванию пострадавших органов чувств в рукомойнике местного заведения с буквой «М», но задание было геройски выполнено.
Дома перчики были благополучно использованы по назначению: отламывая по чуточке от стручка, мы несколько лет подряд раскладывали жгучую приправу в банки маринованных томатов. Убойная сила сохранялась долго, лет через семь старшая дочка, помогавшая в раскладке, потёрла глаза и подвиг повторился в миниатюре!
Продолжение следует...
Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11, Часть 12, Часть 13
@sergeymironenko, да уж, могу представить ваши страдания от перчика...
Я как-то руками помыла один разрезанный стручок, потом весь день отмывалась...
@nadiyamikhno, благодарю!
В тот раз очередь удивляться пришла моему приятелю: а как ещё было относиться к моей наивности и огнеупорности местной публики? 😊