Из цикла "АРМЕЙСКИЕ БАЙКИ"
В моём детстве космическими полётами бредили все мальчишки.
Надо ли говорить о том, каковы были ответы на вопрос: «Кем ты станешь, когда вырастешь?»
Тем более что эти мечты изо всех сил лелеяла и вдохновляла официальная пропаганда. Речь идёт не только о песнях про покорителей космоса и радиорепортажах с орбиты. Была и более материальная поддержка.
На игровых площадках детских садов, как грибы, вырастали деревянные ракеты всех цветов радуги. Там, где детсадовские шефы были побогаче, космические корабли сверкали крашеным металлом, имели отдельные кабинки с сидениями, были снабжены рулём (?!), а самое главное – могли раскачиваться, что доставляло огромное удовольствие детворе.
В парках культуры и отдыха, как они тогда назывались, ракеты выглядели посолиднее. Как правило, это были карусели: либо большие, с механическим приводом – быстро и за деньги, либо маленькие, которые можно было бесплатно, но медленно, крутить вручную. Поэтому, когда карманные деньги у детворы заканчивались или отсутствовали – начинались упражнения для мышц ног и рук (на некоторых каруселях в центре был неподвижный железный круг, хватаясь за который руками, можно было раскрутиться, не вставая с сиденья). И толкали, и раскручивали ногами, и запрыгивали на ходу – до головокружения, дрожи в коленках и падений в пыльные рытвины, выбитые сотнями ботинок и сандалий.
Наверное, эти упражнения сыграли немалую роль в том, что наше поколение по результатам медосмотров выглядело предпочтительнее, чем последующие.
Игра в мечту продолжалась во дворах и на задворках. Детская фантазия превращала в космические корабли и атрибуты космонавтов самые разные хозяйственно-бытовые предметы и сооружения. На старом складе была найдена огромная металлическая бочка с надписями на иностранных языках. После нанесения космической символики и многотрудной работы по пропиливанию иллюминатора бочка становилась кабиной космического корабля.
Козлы для пилки дров были стартовой площадкой, старый гамак выполнял роль космического пространства и создавал невесомость и перегрузки, склон канавы за дворами использовался как полигон для посадки, а укромный уголок между сараями, выходящий открытой стороной на ту самую канаву, долго потом носил название «Байконур».
На Байконур космонавтов доставляли спецтранспортом – старой детской коляской, которая с трудом выдерживала тяжесть будущего героя в полном космическом обмундировании. Об экипировке, впрочем, надо сказать отдельно.
Что должно быть у космонавта в первую очередь?
Конечно, шлем. Мотоциклетные, с пластиковым забралом, появились позже, а здесь в ход шли шапки-ушанки с красной звёздочкой и неровно выведенной красной краской надписью «СССР». Применялись и солдатские каски (были среди них и ржавые немецкие, найденные в земле после вспашки полей), и даже сохранившаяся у чьих-то родителей с незапамятных времён будёновка.
Но больше всего мы завидовали соседскому Вовке – у него был чёрный отцовский танковый шлем с настоящим шлемофоном, а вторым сокровищем был настоящий бинокль, в который часовой (каждый хотел им стать едва ли не больше, чем космонавтом) следил за тем, чтобы на подходах к стартовой площадке не было посторонних. Попробовали как-то использовать в качестве шлема противогаз, принесённый тем же Вовкой, но долго в нём никто находиться не мог: душно и воняет резиной.
На втором месте по значимости был костюм космонавта, он же скафандр. С этим было сложнее. Отцовские рыбацкие сапоги, доходившие голенищами до паха, ещё удавалось иногда вытащить из кладовки. В старом хламе были найдены изношенные кожаные перчатки, а вот с комбинезоном были проблемы. Конечно, больше всего на роль скафандра подошёл бы «хим-дым», он же ОЗК (общевойсковой защитный комплект), который имелся у Вовкиного отца, но, во-первых, мы его видели только тогда, когда дядя Слава вывешивал снаряжение для просушки после возвращения с рыбалки, а во-вторых, в его пятьдесят шестом размере любой из нас попросту утонул бы раньше, чем в глубинах космоса. Так что приходилось довольствоваться повседневной одеждой, дополняя её обязательным ремнём, на котором должны крепиться необходимые в полёте предметы.
Предстартовый контроль был строгим. Попрыгать, чтобы ничего не звенело – это, наверное, из фильмов про разведчиков. Предъявить космическую еду в тюбиках. Имитатор – зубная паста – была ещё редкостью против широко распространённого зубного порошка, и потому особенно ценилась космонавтами. Показать умение пользоваться фонариком типа «жучок» - вдруг у корабля на орбите сядут батарейки. Сто раз покружиться на месте, показав, что успешно прошёл тренировки на центрифуге.
Придирчивая «государственная комиссия» могла придумать и другие испытания, не пройдя которые кандидат в космонавты не допускался к полёту, но, если всё было хорошо – счастливчик на том самом спецтранспорте отправлялся на старт.
Космический корабль (помните бочку?) стоял, точнее, лежал, на стартовом столе (козлы для пилки дров, водружённые на остатки старого фундамента).
Космонавт по трапу (приставленным сбоку ступенькам старого деревянного крыльца, чудом спасённого от употребления на дрова), забирался в корабль и принимал не очень удобное горизонтальное положение. Что поделаешь, издержки несовершенной технологии запуска, которая состояла в том, что бочку, наклоняя козлы, перекатывали на сетку гамака. А дальше, собственно говоря, и начинался полёт.
Операторы ЦУП трясли и раскачивали аппарат так, что космонавту внутри действительно приходилось испытывать и ускорения, и мгновения невесомости. При этом по обшивке со звоном стучали метеориты (думаю, на орбите вокруг Земли у космонавтов вряд ли закладывает уши по этой причине). В этом грохоте с трудом угадывались позывные: «Земля, Земля, я «Кедр», полёт проходит нормально…».
Но самое большое испытание, как и в реальном полёте, ждало отважного лётчика при посадке. Финальный и наиболее сильный импульс корабль получал в направлении канавы, на уклон которой и приземлялся, вылетев из гамака. Ощущения при этом зависели от того, насколько высоко и сильно выталкивали бочку, простите, в данном случае - посадочный модуль. А уж тут коллеги старались изо всех сил, и приземление получалось ощутимо ударным и продолжительно вращательным.
Из капсулы спускаемого аппарата космонавт выползал на дрожащих ногах, с гулом в голове, и хорошо, если без синяков. Кажется, никто из участников наших полётов не стал космонавтов, но определённую закалку получили все. Некоторым, как будет видно дальше, она отчасти пригодилась…
Окунуться в эти воспоминания меня заставил один незабываемый «полёт», участником которого пришлось стать в далеко не детском возрасте. Дело было на полигоне во время очередных плановых учений. И надо же было мне показаться на глаза командиру части!
– Сержант, ко мне! Слушай приказание: берёшь у начальника штаба пакет, садишься на КШМ (командно-штабную машину) и пулей в третий дивизион. Через полчаса вернуться с ответом и доложить!
– Товарищ полковник, а куда ехать?
– Я что, неясно сказал? В третий дивизион! Расположение посмотри по карте у замначштаба.
Выходит, это я неясно спросил. Бегу в штаб, докладываюсь ЗНШ, смотрю карту. Ага, до третьего километров десять по прямой, главное, не промахнуться с направлением, впрочем, мимо такой массы людей и техники проскочить сложно.
Вот и машина. Не простая, как говорится, а командно-штабная. Тот, кто видел гусеничную боевую машину пехоты (БМП), поймёт, каким видом транспорта мне предстояло воспользоваться впервые в жизни. Спереди транспортного средства между гусениц торчали ноги механика-водителя в сапогах, а из-под брюха техники доносилось позвякивание гаечных ключей и бормотание популярной песни.
– Эй, земляк, вылезай, поехали!
– Какое поехали? Подай-ка лучше накидной ключ на 24!
Доворачивание гаек, объяснение боевой задачи и маршрута следования вместе с проверкой понимания задачи и маршрута водилой заняли ещё несколько драгоценных минут. Залезать на броню и нырять в люк мне не захотелось, проще оказалось юркнуть в открытую дверь штабного отделения. Проще, но, как вскоре выяснилось, совсем не лучше. Раздался скрежет стартера, в ответ на который три сотни лошадей за тонкой перегородкой радостно заржали, потом ржание переросло в львиный рык, и машина понеслась...
Здесь нужно отметить три момента.
Первое – местность, по которой мы, как бы это сказать… скакали, представляла собой плоскую равнину с небольшими кочками, часто пересечённую мелиоративными каналами. А каналы в Калининградской области, бывшей Восточной Пруссии, были по-немецки аккуратными, полнопрофильными, шириной по верхнему краю метров этак десять - двенадцать и глубиной до зеркала воды примерно с мой рост.
Второе – максимальная скорость второй бээмпэшки по шоссе – 65 километров в час.
И третье – ремней безопасности в коробочке не было.
Так вот, в ходе движения оказалось, что для хорошего водилы и колдобины – шоссе. Это я о том, что задачу он понял буквально и рванул вперёд изо всех подвластных лошадиных сил, не обращая ни малейшего внимания на кочки, склоны, подъёмы и водяные полосы между ними. Что проектная скорость, вероятно, относится к движению по шоссе полностью снаряжённой машины – с вооружением, боекомплектом и десантом на борту. Это к тому, что наша облегчённая «коробочка» позволяла «выжать» «потолок» на любой местности. И что десантников, по-видимому, тренируют и готовят к таким поездкам куда как лучше, чем меня на «Байконуре» в почти забытом детстве.
В общем, это был ещё тот полёт. Тут и ускорения, и перегрузки, и невесомость – всего хватало… или хватило… не важно, главное, хватил я этого с лихвой. Все силы уходили на то, чтобы зафиксировать себя внутри этой с рёвом несущейся по ухабам консервной банки. Вот здесь-то и вспомнились детские космические игры, кувыркания внутри «спускаемого аппарата», и снова, как в детстве, я пожалел о том, что у меня нет Вовкиного танкового шлема. «Полёт» закончился тем, что «космонавт» всё-таки не удержался и впечатался в перегородку отсека при резком торможении.
Хорошо, что дело было перед обедом, а не после, думаю, читатель догадается, почему.
– Эй, зёма, выходи, приехали! (стук по броне и лязг открываемой дверцы).
Легко сказать – выходи, когда руки трясутся, ноги не слушаются, а голова гудит и кружится... В общем, принимал меня водила из дверки под белые ручки, почти так, как извлекают космонавтов из посадочного модуля после приземления. И тогда, вывалившись на траву, умом, сердцем и всеми ушибленными и уцелевшими частями тела я почувствовал и понял, каким счастливым делает человека твёрдая и не колышущаяся земля под ногами, насколько зелень, в которой стрекочут кузнечики, прохладнее и мягче брони цвета хаки, а пение жаворонков в зените лучше рёва двигателя.
…
«И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А снится нам трава, трава у дома,
Зелёная, зелёная трава».
Песня «Трава у дома» группы «Земляне» была написана позже, хотя тоже очень давно. А мне она до сих пор нравится, потому что напоминает про незабываемые «полёты» не во сне, а наяву…
