Кисмет

Сказка Востока

Фатьма закончила рассказ печальным вздохом. Её пронзительный взгляд из-под чачвана способен был смутить любого, только не мага.

— Съешь персик, Фатьма.
— Ты ведь сможешь его остановить?
— Сон, Фатьма. Ты сказала, что видела сон. Это значит слишком поздно. Это кисмет. Судьба. Съешь персик, Фатьма.
— Останови его!
— Теперь, когда судьба проявила себя вполне явным образом, на этом пути нельзя изменить ни малейшей песчинки. Съешь персик, Фатьма.
— Пообещай, что хотя бы постараешься остановить его?
— Тебе ли не знать неотвратимую силу судьбы, Фатьма? Путь проложен, проведена черта. Съешь персик, Фатьма.
— Ты ведь понимаешь, почему я прошу тебя об этом. Пообещай мне как брат!
— Лучше пожелай ему пройти этот путь без страха и сомнений.
— Иногда судьба даёт лишний шанс. Обещай, прошу!
— Ну, хорошо. Обещаю. Съешь персик, Фатьма.

Признайся, тебе, верно, приходилось слышать, будто в канун зимнего солнцестояния чародеи тайно охотятся на краю земли в Кафтурских горах на первый луч зари. Да, да, на самом краю земли… Не смущайся, в этом нет ничего предосудительного. Дело ведь не в том, что ты эту сказку слышал, а в том, как ты к ней относишься.

На свете полно людей, азартно верящих химерам разума, нежели музыке небесных сфер. Притягиваемые их верой, находятся учителя, выдающие помпезную важность за атрибут сокровенного знания. Морочат головы легковерным простакам, утверждают, будто постигли тайну, и сулят посвящение в чародеи едва ли не каждому. С витиеватым и надменным пафосом рассуждают о некоем Ритуале, густо приправляя свой вымысел махровой мистикой. Те из них, что родились с дырявыми карманами, вдохновение черпают от огарка лучины, носят многажды латаное платье и с каждым перерождением тратят себя на поиск жизненного смысла. Они вполне искренни в своём заблуждении. Не знаю, сохранилась ли эта порода, мне давно не встречались философы с аурой блаженных романтиков. Их и прежде-то было немного. Быть может, все они ушли на север к варварам…

Иные же, отмеченные в младенчестве серебряным динарием в не по-детски цепком кулаке, замотанные в коконы аспидной парчи, плодятся, как крысы, под благословенным небом Шушмахана и морочат головы искателям чудес из сугубо практичных, алчных побуждений. Занятие это приносит немалый доход, позволяющий скупать плодородные поля и сады. Вот им действительно должно быть стыдно. Нет, не за ущербную страсть к наживе и не за невежество, осознать которые они не в состоянии, а за те немалые рунные стада, которые по их заказу извели на пергамент. Ибо туманы лжи распирают их трактаты до неимоверных размеров. Однажды мне пришлось видеть, как у крепкой повозки, запряжённой двумя тягловыми волами — лишь только на неё погрузили всего одну такую китаб — разом лопнули обе оси.

Попомни моё слово, предприимчивые сочинители бредовых книг исподволь приберут к рукам весь подлунный мир. По крайней мере, эти прохвосты давно ходят с отъевшимися шеями, поскольку неугомонные простофили, праздные сыновья состоятельных отцов, верят, будто, пойманный в шёлковые силки первый луч утренней зари можно превратить в субстрат безграничных возможностей. Тот самый, из которого при помощи алхимии якобы делаются волшебные посохи, а если в процессе образуются чудодейственные крошки, их скармливают синим птицам и золотым рыбкам. Ради обладания этим секретом фанатики, одержимые жаждой всесилия, бросают вызов судьбе, идут на невообразимые траты и жертвы.

Только вот что я скажу всякому, кто собрался на край света. Просиди он на пронизывающих ветрах в Кафтурских горах хоть до скончания времён — а ветра там, скажу я тебе, такие, что иссушают всё живое в камень всего за одну ночь — ничего не получится, кроме печальных шушмаханских сказок о новых героях, прогневивших своим безрассудством судьбу. Хотя бы потому, что, сидя в окружении гор на краю света лицом на восток, нельзя поймать первый утренний луч. Но даже если какой-то смельчак вдруг догадается повернуться лицом на запад, ему не овладеть искусством укрощения кафтурских ветров. А если всё же он их укротит, спасшись смертельного озноба, ему не перехватить шёлковым арканом вожделенный луч в тот миг, когда тот бьёт в алмазную вершину и, отражаясь, возвращается в лоно сияющей зари. И даже если случится совсем невероятное — он окажется небывало ловок и удачлив — всё равно ни-че-го не выйдет! Всех и каждого, кто пошёл этим путём, ждут лишь гулкие насмешки горных пери. Хочешь знать почему? Да потому что истинный волшебник не ждёт нового дня — он сам его творит! Ночь не отступит, покуда Всемогущий и Милосердный Повелитель простора и времени не бросит в космический эфир скатанное в ладонях зерно первопричины. Кипя брызгами, шипя и стремительно растворяясь, зерно это даёт толчок подземному морю, тысяче тысяч огненных стрел, движению небесных тел и трепету невидимых нитей, из которых соткана ткань мира. Вот тайна тайн, достойная пути истинного мага!

Знатная сказка! Только шалишь! Шалишь! Встречал я и не таких краснобаев. Меня не так-то просто сбить с толку. Нет, не на того напал, хитрый дервиш! Хоть ты и пахнешь дивной мятой, кто бы ты ни был, кто бы ни был тот, кто тебя подослал — всё уже предрешено: за час до рассвета караван отправится в путь. Всё складывается благоприятно. Ясновидящая Фатьма сказала: через полтора года две дюжины моих верблюдов достигнут Кафтурской гряды. Прекрасно! Что же, что три четверти караванщиков и вьючного скота в дороге будут растерзаны свирепыми барсами и задушены демонами отравленных колодцев? Кисмет! Такова их судьба. Всё это — не самая большая плата за проход к алмазной горе. Нет, дервиш! Мне не нужна охота на какой-то там луч. Ха-ха-ха! Что за смешная выдумка? Мечта чумазых факиров на шушмаханских базарах? Гнездо птицы Рух в кроне мирового дерева на отвесном склоне Кафтура над бездной огненной геенны — вот моя мечта! Вот что мне нужно! Чтобы на крыльях птицы Рух свободно воспарить над миром от Кафтура до Магриба. От утренней зари до вечерней. А каким будет путь назад — да и будет ли? — совсем не важно…
— С восхищением говорю, сказка твоя слаще халвы, чудеснее историй аль-Гаруна! Рахмат, уважаемый! Спасибо! Зерно, которое ты мне дал, я сохраню как талисман. Взамен, вот, возьми себе новый халат — твои лохмотья уже совсем обтрепались. И да продлятся твои счастливые дни. Салам!

С городской стены маг, нахмурившись, молча смотрел на нитку каравана, тянущуюся навстречу рассвету. У городских ворот, сидя в дорожной пыли, с глухими рыданиями отчаянно заламывала руки Фатьма. Такое случается с женщинами, когда они провожают в дальний и опасный путь любимых сыновей.

Глоссарий:
Кисмет — фатум, рок, судьба.
Чачван — густая сетка из чёрного конского волоса, закрывающая лицо женщины.
Китаб — книга.
Пэри — злокозненные существа женского пола.
Рахмат — спасибо.
Салам — приветствие.