Есть старый, почти детский страх — шагнуть в темноту и не найти пола. Не опереться. Рухнуть в пустоту. Кажется, с возрастом мы его перерастаем. Но нет. Мы просто меняем слова. Мы называем это не «страхом темноты», а «поиском стабильности». И вся наша взрослая жизнь превращается в грандиозную, изнурительную охоту на твердь. На точку опоры. На островок, с которого можно оттолкнуться, чтобы прыгнуть выше, дальше, к следующему такому же островку.
Мы ищем их везде. В работе с окладом и соцпакетом, которая должна быть «надёжной гаванью». В квартире в ипотеку, которую называем «своим углом» и «крепостью». В человеке рядом, в которого вкладываем титул «мой муж» или «мой партнёр», как будто это звание даёт гарантию, что он не сдвинется с места, назначенного ему в нашем жизненном проекте. Мы даже в графике ищем её: венец стабильности — это когда в восемь утра ты пьёшь тот же кофе, в семь вечера смотришь тот же сериал, а в субботу едешь в тот же гипермаркет. Мы строим жизнь как цепочку маяков в тумане, и бежим от одного к другому, лишь бы не оставаться на открытой воде, где нет дна под ногами.
А потом происходит нечто. Не катастрофа. Не война и не потоп. Просто тихий, едва слышный хлюп.
Первый хлюп. Твою «надёжную» работу, которая пережила три кризиса, поглощает невидимый инвестфонд. Новый босс, 28 лет от роду, говорит о «новых вызовах» и «адаптивности». Твой старый, добротный маяк — не рушится. Он просто гаснет. И ты стоишь на его холодных, потухших камнях, понимая, что светил он не потому, что был вечен. А потому что тебе так было удобно думать.
Второй хлюп. В «своей крепости» лопается труба, заливая соседей снизу. Ипотека на 15 лет превращается в счёт за ремонт на 500 тысяч, который нужно найти за неделю. Стены, которые ты считала гранитными, оказываются гипсокартоном, за которым течёт ржавая вода систем, о которых ты не думала. Крепость требует выкупа. Ежедневного. И её надёжность — лишь отсрочка платежа до следующей аварии.
Третий, самый страшный хлюп. Он приходит не снаружи, а изнутри. Ты смотришь на человека в кресле напротив — на «свою опору» — и вдруг ловишь взгляд, полный такой же усталой, немой растерянности. И ты понимаете одновременно: вы оба искали в другом ту самую твердь. А вместо этого, как два уставших пловца, ухватились друг за друга посреди открытого моря. Вы не две скалы. Вы — два усталых тела, которые какое-то время могут держать друг друга на плаву, но не в силах стать друг для друга дном. Это открытие не криковое. Оно — ледяное и тихое. Это звук уходящей из-под ног последней кочки.
И вот ты уже не стоишь. Ты — проваливаешься. Медленно. Эта трясина не заглатывает с криком. Она принимает в себя молча, по щиколотку, по колено, по пояс. Её название — не «кризис». Оно бытовее, страшнее. «Ежедневность без опор». Утро, когда не за что зацепить мысль «зачем вставать». Диалог, который не за что зацепить, потому что все темы — про то, как тушить пожары. Будущее, которое не за что зацепить взглядом — туман сгущается, а маяков больше нет.
Мы злимся на эти кочки-обманщицы. Проклинаем работу, квартиру, отношения. Но виноваты не они. Виновата наша оптическая иллюзия. Мы приняли процесс за объект. Искали берег, а нам всегда была доступна только лодка. Ищущую, живую, хрупкую лодку нашего собственного «Я».
Точка опоры — это не место, куда можно встать. Это — направление, в котором можно плыть.
Стабильность — это не каменный фундамент. Это — умение балансировать в лодке, когда вокруг — только вода.
И тогда всё переворачивается.
Работа — это не маяк. Это — весло. Инструмент, который гребёт вперёд, к новым навыкам, к новым связям, к новым деньгам. Его можно сменить, если старое обломилось. Его смысл — не в том, чтобы дать покой, а в том, чтобы дать движение.
Дом — это не крепость. Это — палатка в долгом походе. Место, где можно перевязать раны, согреть чай, перевести дух перед следующим переходом. Его нельзя обожествлять. Им нужно уметь пользоваться — и быть готовой свернуть его, если путь лежит дальше.
Любовь — это не слияние двух скал в один монолит. Это — две лодки, плывущие рядом. Иногда они на буксире у той, что сильнее сегодня. Иногда связывает их только фонарь, светящий с одного борта на другой, чтобы не потеряться в ночи. Их сила — не в неподвижности, а в согласованности гребков. В умении крикнуть: «Эй, у меня закончилась вода!» — и получить в ответ бутылку, перекинутую с соседнего судна.
Когда ты принимаешь это — мир перестаёт быть болотом с гиблыми кочками. Он становится океаном. Страшным, бескрайним, непредсказуемым. Но в океане есть простор. В нём есть течение, которое может нести тебя, если понять его логику. В нём есть другие лодки — такие же, как твоя. И главное — в океане нет иллюзии, что где-то там, под ногами, есть твёрдая, надёжная, мёртвая земля.
Ты обретаешь самую парадоксальную стабильность — стабильность собственной гибкости. Уверенность не в том, что мир под тобой не дрогнет. А в том, что ты умеешь держать равновесие на зыбкой палубе своей жизни. Что твой внутренний гироскоп, компас интуиции и воля — вот они, настоящие точки опоры. Они — не снаружи. Они — в самой глубине твоего существа. Как киль у корабля. Его не видно. Но именно он не даёт тебе перевернуться при любой волне.
Поэтому в следующий раз, почувствовав под ногой знакомый, предательский хлюп и увидев, как очередная кочка уходит под воду, не цепляйся за неё. Оттолкнись. Оттолкнись сильнее. Чтобы дать ход своей лодке. Чтобы почувствовать, как вода расступается под её носом. Чтобы понять наконец, что единственная твердь, которой стоит доверять, — это ритм твоего сердца и сила твоего следующего гребка. Всё остальное — просто отражение неба на воде. Красивое, но не для опоры...
