Лет 30–40 тому назад власть существующего тогда режима старалась ограничивать мои действия или упрятать подальше от общества, хотя ничего вредного или преступного я не совершал. Напротив, всегда был полезен обществу, что и доказывал непрерывно — в учёбе, строительстве, создании текстов, физической работе. Это были конкретные, целесообразные и результативные для общества дела. Но власти я был нужен, хотя не устраивал по всем параметрам, и власть, зачастую, бывала в нерешительности, если не сказать, недоумении: «Как использовать этого активного чудака? Как бы сказать всем, что деятельность Балдоржиева — с подачи органов власти, с нашей подачи, что все его слова и действия — вложены и направлены властью, а без этой власти он просто никто, пыль…»
Партия, то есть власть того времени, в котором прошла половина моей жизни, сама считала себя умом, честью и совестью эпохи и никому не могла позволить обладать такими качествами.
Хотелось бы ошибиться, но думаю, что именно по этой причине таких качеств нет и не может быть сегодня в большинстве представителей населения России, ибо эти качества определяют субъектность человека, влияющего на эндокринную систему организма общества.
Не подозревая об озабоченности власти мной, но недоумевая по поводу её недовольства, я создавал бригады, с которыми стриг овец в колхозах и совхозах области, строил и создавал редакцию вместе со своими друзьями, писал тексты и создавал книги. Ощущал свою ответственность за всё, что происходит вокруг меня. Это ощущение и беспокойство, непонятные окружающей меня среде, живы и сейчас. Чувство одиночества, отчуждённости от какой бы то ни было власти, желание уединиться со своими размышлениями у меня с тех далёких и счастливых времён.
С наукой, как таковой, соприкасаться, к сожалению, мне не довелось. Система образования отторгала меня, хотя учился я на отлично. Вся моя жизнь — самообразование. Сегодня я понимаю, что был и остаюсь субъектным человеком, стремящимся узнать человеческую цивилизацию, а не отдельную в ней империю. Именно такие люди, являющиеся в начале укором, а потом примером общества, никогда не были и долго ещё не будут нужны России, история которой — только имперское сознание и непрерывная школа рабства, подавляющего в людях всяческие гормоны, работающие на творчество и созидание, обновление и изменение.
В лабораториях власти умеют воздействовать на эндокринную систему организма общества, но там же понимают опасность тех, чья деятельность тоже может воздействовать на эту же систему. Именно такие люди становятся для власти социально-опасными элементами. На всех остальных можно даже не обращать внимания.
Если я раньше остро ощущал своё одиночество и не мог (и не пытался) вписаться ни в какую структуру режима, то сегодня вижу, что в окружающей среде довольно много людей, которые могут выступать агентами своих действий и быть независимыми от других людей. Может быть, у многих из них ещё нет чувства ответственности за всё, что происходит в стране и появится ли такое чувство вообще, но это уже другие люди. Нет, они ещё не свободные, с огромным, иногда даже отвращающим от них представителей цивилизованного общества, инстинктом самосохранения, люди, у которых ужасающий набор человеческих (человеческих ли?) качеств. Наверное, эти качество и должно было сформировать предыдущее общества. Ведь ничто не получается из пустоты, одно возникает из другого…
Свою возможность не только познавать, но и воздействовать на общество, изменить ситуацию в лучшую сторону эти люди не используют и, наверное, не будут использовать. Это очевидно. Вряд ли они понимают целесообразность таких изменений. Они ещё не субъектные личности. А это означают, что до гражданского, общества с институтами, корректирующими и балансирующими действия власти, ещё далеко.
Но субъектные личности в стране есть всегда, они существуют, как укор и пример для общества, как угроза и вынужденная учёба для власти, как камни для оттачивания остроты ума, мысли, действия, как баланс, пусть даже самый слабый, между несправедливостью и справедливостью. В первую очередь, это люди слова и дела. Там, где они, всегда возможны и даже обязательны изменения. Мог ли я мечтать 40 или 30 лет тому назад, что буду общаться с такими людьми, делиться с ними мыслями?
Только такие личности способны создать гражданское общество.
Что отличает субъектную личность от других людей, что по этому поводу говорит мой опыт? Такая личность, как правило, дистанцируется от воздействия окружающей среды, не входит в реакцию с ней, напротив, такая личность находится в среде и воздействует на него. И даже находясь на больших расстояниях, такая личность является настоящим катализатором для общества. Иногда даже чем больше дистанция, тем сильнее воздействие, ибо в своём Отечестве пророков нет, но удалённый свой — уже пророк.
Естественно, что эти люди самые опасные враги режима, который непрерывно поддерживает легитимность мощной, все время совершенствующейся, пропагандой, то есть хитростью и обманом, задабриванием и подкармливанием с рук, чем и характеризуется ручное, совершенно неэффективное, управление диктаторов.
В первую очередь, субъектная личность понимает возможность изменения самого себя и, конечно, меняет себя. Даже физически. Представьте себе ожиревшего человека, называющего себя диетологом, надменно рассуждающего о похудении, ведь это существо подрывает веру в саму науку об оздоровлении… Или человек, который всю жизнь прожил в согласии с властями, имея от неё дивиденды, но в одночасье стал совершенно другим…
Верить можно только тому человеку, практика собственного изменения которого заметна и наглядна, закономерна и непрерывна, то есть естественна. Значит, такой человек может изменить и общество, показать путь к более лучшему будущему. Он — наглядный пример. Только такая личность может побудить к работе мощнейшие гормоны общества. Всякий гормон, как известно, срабатывает только через не могу…
Если же человек обладает признаками и качествами (пусть даже не всеми) не субъектного общества, то верить или доверять ему нет никаких оснований. Такой товарищ не только не способен изменить что-либо или кого-либо, но чрезвычайно вреден для организации, партии, общества. Это обыкновенный человек, который использует не субъектность общества и любой, подвернувшийся, ресурс ради личных выгод.
Субъектная личность — всегда необыкновенный человек. Естественно, не субъектный — обыкновенный, такой же, как и все. Субъектность и не субъектность человека узнаваемы сразу, везде и всегда. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека. Большое, естественно, видится на расстоянии…
Никакого лучшего укора, могущего стать примером, кроме личного, для общества не было и быть не может. Вот почему напрасны все кликушества и действия так называемых известных политиков, то есть обыкновенных людей, главное занятие которых — заботы о собственной обеспеченности, где, в редком случае, срабатывают собственные гормоны человека, но никак не гормоны общества.
Не думаю, что власть со времён моей молодости изменилась. Она приспособилась к мировым обстоятельствам, усовершенствовалась: слилась со всеми возможными видами лжи, обмана, преступности, но, по сути, осталась прежней, паразитирующей на ресурсах страны и общества, из которой и появляется власть и с которой по-прежнему надо работать. С ней, как и с любым организмом и любой системой, всегда надо работать. Что может произойти с обществом, если запустить работу с ней, мы ощущаем и видим наглядно.
Но всякая работа с населением, если она не воздействует на эндокринную систему его организма, бесполезна и вредна. Воздействовать же может только субъектная личность. Следовательно, таких людей и должны привлекать к работе учредители партий и движений, которые заинтересованы в политическом и экономическом преобразовании страны. Сегодня такие личности есть и, конечно, будут далее всегда. Не проявить себя они не могут.
Об этом и говорит мой опыт общения с властью и обществом, а также пожизненное пребывание вне кабинетов. Думаю, что это хороший опыт.
