Сегодня, 17 мая 2017 года, исполнилось ровно десять лет, как не стало моего научного руководителя Сергея Николаевича.
В тот майский день десять лет назад была предзащита сразу у трех моих дипломников, и друзья-коллеги решили, что лучше мне ничего не говорить до окончания заседания. Я знала, что положение очень тяжелое (11 мая по дороге на работу его сбила машина, уже было сделано несколько операций), но призрачная надежда , что смерть снова пройдёт мимо, еще оставалась.
Хорошо помню это ощущение пустоты, когда я поняла, что всё, и надеяться больше не на что. Это казалось жутко несправедливым - ведь несколько лет он боролся со страшной болезнью и победил ее. Был полон творческих планов. Он был нужен всем нам - коллегам, друзьям, родным. И вот больше его нет.
Когда осенью 2009 в НИИЯФ МГУ задумали выпустить книгу о докторе физико-математических наук, заслуженном профессоре Московского Университета Сергее Николаевиче Кузнецове, было решено, что помимо его научных трудов там должны быть воспоминания о нем его коллег и друзей.
Я не понимала даже как начать писать эти воспоминания, это был просто полный ступор.
Дело в том, что Сергей Николаевич был очень близким человеком для меня, по сути я воспринимала его, не побоюсь этих слов, как приемного отца (моего родного не стало, когда мне было 15, да они и на самом деле были немного похожи). Но ничего не написать я тоже не могла, ведь я - фактически последняя из его учеников.
Почти уверена, что прочтя написанное, шеф нашел бы, что покритиковать, хотя наши общие научные статьи он практически не правил, доверяя мне как соавтору. И я хочу, что эти воспоминания остались и тут, на Голосе.
***
Я не могу вспомнить, когда я первый раз увидела Сергея Николаевича. Скорее всего, осенью 1986, когда пришла на третий этаж НИИЯФ, в отдел, который тогда назывался ОКИ. Но хорошо помню, как мой однокурсник, мнение которого я очень ценила, сказал, что Кузнецов – это да, и мне очень стоит пойти работать именно к нему.
И еще я хорошо помню первый праздник в ОКФИ, в честь 8 марта 1987 года. И букет пронзительно-желтых нарциссов, и маленький коричневый замшевый кошелек, который до сих пор лежит в моем столе. И пожелание зарплаты, которая перестала бы в него помещаться. Меня тогда невероятно поразило то, что серьезный занятой человек счел нужным уделить внимание малознакомой студентке, только что поступившей на работу.
А потом была целая жизнь... Когда мы обсуждали сборник воспоминаний, было решено, что о работе писать не будем. Но несколько слов я все-таки не могу не сказать. Я очень надеюсь, что вправе считать себя ученицей Сергея Николаевича. Ведь именно он научил меня практически всему, что я сегодня умею, тщательной проверке любого нового, на первый взгляд многообещающего экспериментального факта, привлечению к анализу всех доступных данных, стремлению взглянуть на известные факты с неожиданной стороны.
Что вспоминается… Сосновый лес в Дубне, и как я пыталась убедить шефа, что нельзя собирать грибы, если не знаешь их названия, а лишь предполагаешь, что они съедобны (теперь я думаю, что это он меня разыгрывал, во всяком случае, правильно их жарить научил меня тогда именно он). И неторопливые разговоры на берегу Волги… Книжки стихов на полке, подаренные им. Киплинг, Маршак, Цой. Последними были два маленьких томика Александра Иванова, которые Сергей Николаевич отдал мне, стараясь поддержать в очень тяжелую для меня осень (в октябре 2006 не стало моей мамы). Просто принес со словами: «Вам это сейчас будет полезно». Он так и называл меня на «Вы», как я ни уговаривала его обращаться ко мне «ты», спрашивая, что бы он стал делать, если бы мы с его дочкой учились в одном классе (Галка на самом деле моя ровесница и она даже в институте училась с ребятами из моего класса).
«Некрасивых кошек не бывает». Эту фразу Сергея Николаевича я до сиз пор нередко повторяю. Это была общая наша с ним любовь. Когда летом 1995 года он вернул мне первый вариант диссертации, среди страниц иногда попадались волоски кошачьей шерсти. Я засмеялась и спросила: «Ну, как, Сергей Николаевич, Машка одобрила? Можно защищаться?». А когда Машки не стало, я так хотела, чтоб кто-нибудь из наших котят остался у него. Но он говорил, что не очень любит породистых, что кошка должна быть хищником, а не украшением. А дома у дочки сейчас живет черная-черная кошка, которую мы подобрали у подъезда нашего дома малюсеньким котенком примерно через месяц после гибели Сергея Николаевича. И почему-то мне кажется, что, не случись тогда в мае трагедии, то он бы захотел взять ее себе.
Совместные поездки в зарубежные командировки. Их, собственно и было всего две – Прага и Кошице. От пражской поездки остались чудесные фотографии. Вообще, Сергей Николаевич замечательно фотографировал, очень жаль, что у меня осталось так мало его работ. А в Кошице был удивительный для Центральной Европы рождественский снег по щиколотку и горячий глинтвейн у собора Святой Эльжбетты, который он велел мне пить, чтоб не заболеть.
Что еще … Традиционные душевные посиделки в комнате 3-20 в праздники, в честь возвращения из командировки, присвоения звания – не важно. Там интереснее было не говорить, а слушать.
Незадолго да своей гибели, буквально недели за две-три, Сергей Николаевич сказал мне, что его не оставляет ощущение, что у нас осталось слишком мало времени. Кто бы тогда знал, насколько пророческими окажутся его слова. Что я больше уже никогда не смогу спросить, что именно он имел в виду в той фразе в незаконченной статье, что считал первоочередным в наших исследованиях, что хотел видеть в моей докторской диссертации.
Когда я дописывала эти строки, в памяти почему-то всплыли стихи. Вернее, слова из песни. Может быть потому, любовь к авторской песне тоже была у нас общей – я храню переснятые и отпечатанные на фотобумаге тесты песен авторов 60-х, отданные мне им много лет назад.
...Что ж, не будем плакать непрестанно.
Мертвые нам это не простят.
Мы видали в жизни их не раз
И святых, и грешных, и усталых,
Будем же их помнить неустанно…»
И хотя прошло уже десять лет, мне до сих пор его очень не хватает - и в науке, и просто по-человечески.
Пока мы помним своих учителей - они живы!
Да, конечно. И ещё продолжаем дело, которому они посвятили жизнь.
Вечная память.
Спасибо, Вика.
Я понимаю, что мне повезло, что мало кому такие учителя достаются, но все равно обидно - ну почему же так рано
Позапрошлым летом друг моих детей просто упал на асфальт в парке, на День города. 27 лет. Инсульт, кома, смерть.
А 12 лет назад пятилетний сынишка брата погиб в автокатастрофе.
Кто пишет списки жизни, за что вычеркивает?
Да, Вика, ты совершенно права, не нам судить много или мало.
Это я подсознательно привыкли, что наши учителя живут долго, вон шефу Андрея уже 90, он мама моей ровесник, а до сих пор работает, вникает в проблемы быстрее молодых.