Автопортрет трейдера

Эта сказка, которую я сгенерировал с помощью Groka, была навеяна после просмотра фильма - Автопортрет неизвестного (1988 год)
Драма меня сильно впечатлила и вот теперь сказка на современный лад, благодаря ИИ)))

Автопортрет трейдера

Жил-был в мегаполисе сорокапятилетний крипто-трейдер по имени Артём. В сети он звался «Слон 21 века» — потому что двигался по графикам медленно, но когда шёл, то всей тушей. Днём он спал, ночью следил за свечами, а между ними глотал кофе и воспоминания о том, как в двадцать один верил, что блокчейн спасёт мир. Теперь мир спасался без него: портфель таял, друзья исчезали, а мама звонила раз в месяц и спрашила: «Тёма, ты всё ещё в компьютерных игрушках?»

Однажды в ноябре, в день, когда биткоин упал на семь процентов за час, Артём выскочил из квартиры без куртки. Ему показалось, что в подъезде пахнет пылью старых кинолент. Он побежал за запахом — вниз по лестнице, через двор, мимо закрытого ларька, где когда-то покупал пиратские диски. Дверь подвала, которой никогда не было, стояла нараспашку. За ней — мраморная лестница вверх, хотя подвал должен вести вниз. Артём шагнул — и очутился в фойе заброшенного кинотеатра «Иллюзион». Афиша на стене гласила: «Сегодня только один сеанс. Фильм: “Слон 21 века”». Билетёрши не было, но дверь в зал была приоткрыта, и оттуда доносилась знакомая музыка — его собственный плейлист «Rainy Leverage».

Он вошёл. Зал был полон теней. На экране уже шёл фильм.

На экране сидел он сам. Тот же свитер с вытянутыми локтями, та же чашка с остывшим кофе, тот же ник в правом верхнем углу TradingView: «Слон21века». Только на экране он был чуть моложе, глаза горели, и он шептал монитору: «Это последний шорт, потом я женюсь, куплю маме квартиру и уеду на Бали». Артём в зале усмехнулся: он помнил эту ночь. Тогда он проиграл депозит за депозитом и впервые подумал, что, может, пора закрыть терминал навсегда.

Фильм шёл дальше. Экранный Слон терял деньги, терял девушку, терял веру. Он кричал на пустую квартиру, что «рынок — это казино для взрослых», а потом тихо плакал в подушку. Артём в кресле почувствовал, как щёки горят: он никогда никому не показывал эти слёзы. Даже зеркалу.

Вдруг герой на экране поднял голову и посмотрел прямо в объектив. Прямо в Артёма.
— Эй, ты там, в тридцать третьем ряду, — сказал экранный Слон. — Да, ты. Хватит прятаться за попкорном, которого у тебя нет.

Зал исчез. Остались только два Слона: один в кресле, другой в кадре. Между ними — полумрак и запах старого бархата.

— Ты смотришь мою жизнь, — сказал Артём.

— А ты — мою, — ответил экранный. — Только я ещё не знаю, чем кончится.

— Кончится плохо, — буркнул Артём. — Ты потеряешь всё, потом ещё раз всё, потом поймёшь, что «всё» — это не деньги.

Экранный Слон улыбнулся той самой улыбкой, которую Артём забыл.

— А если я сейчас закрою терминал? Пойду к маме, извинюсь, что пропустил её день рождения? Возьму собаку? Напишу той девушке, которой так и не сказал «прости»?

— Тогда фильм оборвётся, — сказал Артём. — И я исчезну. Потому что я — это ты, который не закрыл.

Они помолчали. На экране за спиной экранного Слона мигали свечи: зелёные, красные, зелёные.

— А если ты вернёшься и закроешь? — спросил экранный.

— Тогда исчезнешь ты. И я останусь один. Но, может, впервые — по-настоящему один.

Экран мигнул. Пленка заела, потом пошла задом наперёд: потери превращались в прибыли, слёзы — в смех, пустая квартира заполнялась людьми. Артём увидел себя двадцатилетнего, который ещё не знал слова «ликвидность», но знал слово «мечта».

— Выбирай, — сказал экранный Слон и протянул руку сквозь экран. Ладонь была тёплой.

Артём встал. Зал снова наполнился тенями, но теперь они были добрыми. Он взял руку двойника, и они шагнули друг в друга, как два кадра, наложенные в монтажёре.

Свет погас. Когда включился, Артём стоял в подъезде своего дома. В кармане вибрировал телефон: мама. Он ответил.

— Тёма, ты где? Я пироги испекла.

— Иду, мам. Пироги подождут пять минут. Сначала удалю пару приложений.

Он открыл TradingView, посмотрел на ник «Слон 21 века» и улыбнулся. Потом нажал «Выйти». Навсегда.

Где-то в старом кинотеатре «Иллюзион» плёнка закончилась. На экране осталось только одно слово, написанное от руки: «The End». А под ним — новое: «The Beginning».

И если вы когда-нибудь забредёте в тот подвал, не удивляйтесь: дверь будет закрыта, но из-за неё будет пахнуть свежими пирогами и мокрой шерстью щенка, который ещё не знает, что такое FOMO.

Конец.