9-е МАЯ – Я ГОРЖУСЬ ТОБОЙ, ПАПА (и немножко о связи поколений) - часть 1

Фото – полковник Свиридов Иван Николаевич:

Когда сам стал офицером, многое внутри изменилось. Часто просил отца рассказать о себе, и он периодически рассказывал. Вроде как на равных сидели за столом, выпивали, курили. Может быть, кого-то это шокирует – родители каждый вечер ужинали с водочкой, а мне начали наливать с 9-го класса. Ничего страшного – не спился, вроде ещё не алкоголик…

Папа догадывался, что я веду записи. Во-первых, он заставал меня пишущим после разговоров с ним, а во-вторых – иногда я просил продиктовать под запись отдельные моменты. Он улыбался, наверняка всё понимал – ведь он сам писал стихи, и тогда уже занимался преподавательской работой, поэтому шило в мешке таить и смысла не было, как и разговоров об этом – тоже не было. Мой сын начал интересоваться моим прошлым, когда я работал старшим преподом в НГТУ…

Папа родился 14 ноября 1925г. в селе Ново-Егорьевка, Егорьевского района, Алтайского края. У него было два младших брата. После окончания 9-го класса он остался в семье за старшего (родители погибли) и работал в колхозе "Луч Свободы". Я вот думаю, что папа и меня стал считать взрослым и ответственным, начиная с моего 9-го класса.

А в сентябре 1943г., когда папе ещё не было 18-ти лет, его призвали в армию. Сейчас мы знаем, что середина 43-го – это уже перелом в нашу сторону, но это война. А чтобы удержаться, чтобы продолжать наступать, были нужны люди, которые продолжали гибнуть сотнями, тысячами. Военную подготовку папа проходил в Бийске (небольшой городок на Алтае) аж целых две недели. Армии были нужны бойцы. Довелось в Бийске по работе сына побывать – жуть… А тогда?

Железнодорожным эшелоном, вместе с другими такими же юнцами, папа был отправлен в киевском направлении. Сначала двигались достаточно быстро, но после Тулы, когда начались освобождённые от фашистов районы, из-за больших разрушений движение эшелона резко замедлилось. По словам папы, путь от Тулы до Киева они преодолевали более месяца и нередко на маленьких разъездах стояли по 2-3 суток. Вот и я так же с другими бедолагами двигался из Монголии в Каракалпакию…

Дальше – он попал в одну из дивизий I-го Украинского фронта, находившейся на отдыхе. Но, с прибытием эшелона, то есть получив пополнение, дивизия пешим порядком двинулась в сторону фронта. Папа очень много рассказывал о трудностях этих бесконечных изнуряющих маршей. Разбитые дороги, у каждого бойца – полная боевая выкладка, автомат, запасы боеприпасов, гранаты, сухой паёк… Так ещё и попеременно приходилось нести ручной пулемёт, а это – ещё более 8-ми кг. Спали на ходу. Очухивались, когда забредали в сторону, когда спотыкались, когда падали, или когда рядом идущий толкал. Мне это было не очень понятно – тогда. Позже, ощутив подобное на себе, очень даже понял.

Чуть позднее, как следует из сохранившихся записей, периодически вступая в бои, папе пришлось в составе 6-ой стрелковой роты прошагать по этому военному бездорожью через Киевскую, Винницкую и Каменец-Подольскую области, Молдавию, Румынию, Венгрию и Чехословакию. Символично – в НВВПОУ, где папа занимал должность начальника кафедры ППР, я учился в 6-ой роте. Закончив училище, был выбор – куда поехать служить. Я не выбрал ни Германию, ни Венгрию, ни Польшу, ни Чехословакию – я выбрал Украину, потому что именно там начинал служить папа, и попал в Черновцы. Не жалею ни разу.

Папа – рядовой солдат, позднее стал командиром отделения и писарем роты: у него лучше остальных с русским языком было. Вот что касается его почерка (в то время) – не знаю. Мне известен его почерк в более поздние сроки по времени. Что говорить – как и папа, я не умею соединять буквы. Каждая – отдельно. Мой сын тоже не научился их соединять.

Общественные, так сказать, нагрузки – папа был сначала агитатором взвода, затем комсоргом роты и в конце 1944 года даже замещал выбывшего по ранению комсорга батальона. Это было достаточно ответственно. А позже это вообще стало отдельной должностью в нашей армии.

Как он говорил – повезло ему. Таких молодых, как он, было мало, и о них все старики не только заботились, не только учили уму-разуму, но и выполняли за них тяжёлые солдатские работы. В свою очередь, молодёжь всегда была готова сбегать куда-то, что-то передать, что-то принести, где-то подсобить, – короче – вся повседневняя бытовуха лежала на них. Снимок военных лет:

Помнил папа и командира роты – старшего лейтенанта Терешина – бывшего фельдфебеля времён первой мировой войны, ему уже было около полсотни лет. С папиных слов –спокойный, немногословный, рассудительный, требовательный человек, без суеты и шумливости, но вместе с тем справедливый и отзывчивый, а к папе относился как отец к сыну. В Румынии, в Карпатах, он получил тяжёлое ранение в спину и был эвакуирован в тыл.

Командиром взвода у папы был сибиряк – молодой лейтенант Яценко Николай Иванович. (А папа – Иван Николаевич). Отличался ровным, спокойным характером, человечностью, и аккуратностью. Когда я попросил уточнить – это как? – папа рассказал вот что. К примеру, его никто никогда не видел небритым. Это на войне! В Афгане – перед боевыми и на них – никто из нас никогда не брился (бритьё считалось плохой приметой). А на каждом привале во время маршей, прежде чем отдыхать, комвзвода в первую очередь приводил в порядок своё обмундирование, особенно сапоги, – грязи на них всегда налипало порядочно.

Боевое крещение папа получил на Украине, в районе небольшого села Репки в Киевской области в первой половине января 1944 года. Это было записано не по памяти, а прямо за столом, во время очередных воспоминаний. Несколько небольших улиц села были разбросаны вдоль идущих в разных направлениях оврагов с прудами, плотинами и церковью в середине самого села. Хаты были в основном глиняными или оштукатуренными глиной, и покрыты пучками соломы.

Батальон (техники не было, в пешем порядке) вступил в село, когда уже рассвело. Передний край обороны проходил километрах в 2-х – 3-х от села. Противник заметил колонну, и как только они вошли в одну из улиц, начался артиллерийский обстрел. Снаряды рвались по обеим сторонам улицы. Незаметно для себя папа остановился и засмотрелся на одну хату, в крышу которой попал снаряд. Сначала взметнулась солома крыши, затем показался яркий огонёк, пошёл дым, и крыша загорелась. Он говорит, что не знал, сколько бы ещё наблюдал это зрелище (а дом находился метрах в 10-15), но кто-то дёрнул его за ногу и он скатился в кювет, где уже залегли другие солдаты. Говорит – знал, что в случае артобстрела нужно немедленно или уходить из этой зоны, или прятаться куда угодно. Но – юность, невиданное зрелище, и об опасности мыслей нет.

В эти минуты на глазах у всех, кто был в кювете, осколком разорвавшегося снаряда вырвало горло у капитана-артиллериста, который в это время проходил по земляной плотине у пруда. Ему пытались оказать помощь, но он хрипел, кровь фонтаном била из горла, и через несколько минут он умер в муках и судорогах.

(Продолжение следует)