Об одной из Новогодних ночей: прощение предательства

Речь пойдёт о стихотворении И. Бродского "Любовь".

По сравнению со всеми другими поэтами у Иосифа Бродского больше всего стихотворений, посвящённых одной-единственной женщине. Это Марина Басманова, художница, которая для поэта была невестой. Но в одну из Новогодних ночей она ушла от него к его другу.

Иосиф познакомился с Мариной на квартире у Бориса Тищенко (который скоро станет известным композитором), на вечеринке. Это произошло 2 марта, в далёком 1962 году. И всё. Казалось, что это та самая любовь, которая случается с первой встречи. Марина – рассудительная, спокойная, говорящая до бесконечности о художниках, живописи. Иосиф – неудержимый, немного нервный – постоянно декламирующий и свои, и чужие стихи. Блуждая по улицам, молодые люди наслаждались друг другом, и с упоением целовались, счастливые до бесконечности. В то время Иосифу было почти 22 года, а Марине – 24. Идиллия…

Только… У Бродского были родители, у Басмановой был отец. Они все отношения своих детей не одобряли. А сами дети – периодически и ссорились, как и большинство влюблённых. Такие размолвки Иосиф не просто сильно переживал – депрессия была беспредельной, он вскрывал себе вены, но что-то его останавливало, он перевязывал руки бинтами и шёл к своим друзьям, поплакаться. В конце концов друг (Виктор Штерн) не выдержал, и сказал прямо: хватит пугать людей своими бинтами, перепачканными кровью. И добавил, что как только в следующий раз возникнет желание свести счёты с жизнью – приходи проконсультироваться, я научу, что для этого нужно сделать… Иосиф вроде бы понял.

Друзьями Бродского в то время были Дмитрий Бобышев, Евгений Рейн и Анатолий Найман. Бобышев печатал свои стихи в "Синтаксисе" (это был самиздатовский журнал, издаваемый Александром Гинзбургом). Все четверо друзей были близкими друзьями Анны Ахматовой, которая всё-таки выделяла Бродского. По её глубокому убеждению, его ждала самая настоящая слава.

В канун нового 1964 года Бродский скрывался в Москве от милиции – его преследовали за тунеядство и грозили арестом. Друзья встречали Новый год в Зеленогорске, куда Бобышев и отвёз Марину по просьбе Иосифа. Всем находящимся там он представил Марину девушкой Бродского. К ней отнеслись уважительно, но сама Марина почему-то постоянно молчала, вела себя очень скромно, и в конце концов её перестали замечать.

После праздничного стола и всеобщего веселья она уединилась с Бобышевым, который давно ей симпатизировал. А утром она подожгла занавески и своими громкими восторженными возгласами: "Смотрите, как здорово горят!" – переполошила весь дом. Сбежавшийся народ дружно осудил Бобышева за такое предательское поведение по отношению к другу. Бобышев оправдывался, говоря, что его вины здесь нет, Марина пришла сама, и вообще, он же говорил, что это девушка Бродского, и он считает, что Марина – его невеста. И вот тут Марина достаточно резко заявила, что лично она так не считает, а мнение Бродского – это мнение Бродского, но не её.

Узнав об измене возлюбленной, Бродский плюнул на всё и срочно рванул в Ленинград. Спустя много лет, Иосиф вспоминал, что тогда ему было наплевать – арестуют его или нет, а последующее судебное разбирательство было полнейшей ерундой, если сравнивать его с изменой Марины.

Сразу с вокзала Бродский направился к Бобышеву. Результат разборок – друзья превратились во врагов. От Бобышева – к своей возлюбленной, но Марина дверь не открыла.

Бродский был арестован на улице, буквально через несколько дней. Для начала – вроде как судмедэкспертиза. Её проводили в клинике, а попросту говоря – в психушке, в которую Марина исправно приносила передачки. Далее – суд, вынесший решение о трёхгодичной ссылки. Место было определено – Архангельская область, деревня Норенская, где были написаны многие из его лучших стихотворений. А помогала ему в этом … Марина. К Бродскому она приезжала часто, и жили вместе. Очень скромные деревенские условия их не смущали, вдвоём было хорошо. Как чувствовал себя Бродский? Наверное, он уже простил Марину, и хотел только одного – быть вместе, чтобы сказка продолжалась, чтобы Марина не уезжала…

Однако – Бобышев приехал, с которым Марина и уехала... Она возвращалась и снова уезжала – это было просто каким-то безумием. Без неё Иосиф сходил с ума, но заниматься стихосложением не переставал. Это занятие было своеобразной отдушиной. В результате вот таких совместных проживаний и разлук в 1969 году на свет появился их сын, которого назвали Андреем. Иосиф был на 100% уверен, что согласие от Марины на официальный брак будет получено, но…

Официальные органы недвусмысленно намекали Бродскому, что тот должен покинуть страну. Он до последнего надеялся, что эмигрируют они втроём – он, Марина и сын Андрей, но уехать пришлось одному. Как это ни странно, но с Бобышевым Марина рассталась, предпочтя воспитывать Андрея одной. А Бродский слетел с катушек, страдая от инфарктов, постоянно меняя женщин и говоря, что всё равно не сможет жить ни с одной из них, вообще ни с кем, кроме как с любимым котом, которого он назвал Миссисипи. И по-прежнему писал стихи, посвящая их Марине. А Бобышев – тот сам эмигрировал в штаты, где и живёт до сих пор.

Дальше – случилось так, что, читая лекции, Бродский увидел Марию Соццани. Студентка, итальянка (русского происхождения), Мария была моложе Бродского на целых 30 лет. А ещё – Бродский видел в ней Марину. Бракосочетание состоялось в 1991 году и уже на следующий год родилась дочурка красавица.

Только это было потом. А в 1971г. Бродский пишет стихотворение "Любовь", посвящая его своей возлюбленной "М.Б.":

Я дважды пробуждался этой ночью
и брёл к окну, и фонари в окне,
обрывок фразы, сказанной во сне,
сводя на нет, подобно многоточью,
не приносили утешенья мне.

Ты снилась мне беременной, и вот,
проживши столько лет с тобой в разлуке,
я чувствовал вину свою, и руки,
ощупывая с радостью живот,
на практике нашаривали брюки
и выключатель. И бредя к окну,
я знал, что оставлял тебя одну
там, в темноте, во сне, где терпеливо
ждала ты, и не ставила в вину,
когда я возвращался, перерыва
умышленного. Ибо в темноте –
там длится то, что сорвалось при свете.
Мы там женаты, венчаны, мы те
двуспинные чудовища, и дети
лишь оправданье нашей наготе.
В какую-нибудь будущую ночь
ты вновь придёшь усталая, худая,
и я увижу сына или дочь,
ещё никак не названных, – тогда я
не дёрнусь к выключателю и прочь
руки не протяну уже, не вправе
оставить вас в том царствии теней,
безмолвных, перед изгородью дней,
впадающих в зависимость от яви,
с моей недосягаемостью в ней.
1971г.