Город-Бесконечность

По ночам Машка плакала. Обычно, обнимала подушку, тыкалась в неудобное и сползающее, ибо не по размеру, постельное белье и пускала слезу. Но потом засыпала детским сном. Машка… Еще Мэри, Марион - так ее называли мужчины, которые были когда-то дороги и навсегда или, как минимум, до следующего декабря забыты, они глубоко и со страстью, но ненадолго вошли в ее жизнь, оставив печенье, порезы, морфий с марихуаной и теряющийся с годами запах на простынях. 

А годы шли, но почему-то постоянно наступал Новый год, что неминуемо знаменовало конец старого… Это заставляло Машку сначала напиваться от радости водкой с молоком, а потом грустить, сознавая конечность времени. Но по утрам на каблуках и в боевой раскраске, она с блаженной улыбкой садилась на поезд и отправлялась в инвестиционный концерн. Казалось, что путь на поезде был бесконечным - Машка вспоминала своего врача, с которым ела суши и хохотала как девственница, убежденная собственным целомудрием, думала о спортсменах и писателях, которые были когда-то рядом, обещая понять все перепетии запутанной Машкиной души, и возносили псалмы красоте ее изгибов. Поезд шел и шел, но в конце концов, скрипя, пыхтя и пукая как засидевшийся перед телевизором пенсионер, останавливался. И это был конец пути. 

Здание концерна было гигантским и уходило в небеса ровно настолько же, насколько под землю. Можно было бесконечно ходить по нему с горящими от возбуждения и красными от бесконечного созерцания сводок на мониторе глазами, рассуждая о природе изменений трендов на рынке. Но, рано или поздно, Машка приходила либо на крышу на самом верху, либо в подвал, где работал Чарли. Чаще в подвал. Но и там, и там - концерн заканчивался. Наверху пахло холодным дождем и туманом с гор, а внизу - кошачьим кормом, потому что Чарли любил подбирать кошек и фотографировать свою заботу о несчастных и потерянных зверушках.

День тоже заканчивался, его сменял вечер  с запахом фастфуда и невразумительной смесью тысяч ароматов духов, которыми обильно поливали себя труженики, бегущие к частным авто-средствам или автобусам и поездам. Если приходилось уходить из подвала, Машка и сама пахла текилой и кошками - кошки там были везде, а текилу Чарли целый день в геометрической прогрессии добавлял в корпоративный кофе. Ах, да - и еще его дезодорантом.

И поезд, снова скрипя и пыхтя одышкой, трогался и вез шумящую и благоухающую толпу к Городу. Город располагался между гор, шуметь в нем было нельзя - опасно с точки зрения лавин и вездесущего ока соседей. Зимними ночами, когда по улицам стелился густой туман, сошедший с возвышенностей, можно было слышать как призывно, тоскливо и протяжно-нудно, как будто молясь неведомому, стонут и скрипят деревья, которыми обильно поросли горы вокруг. Эти леса тоже по идее имели границы, хотя Машка уверена в этом не была - она никогда туда не ходила. После ужина, она принимала ванну и, уставшая и счастливая тем, как прошел день, ложилась в постель. Потом она думала о том, что все конечно, все имеет конец. И врач, и писатели, и спортсмены, и концерн, и поезд, и далекий лес на холмах наверняка тоже, да и она сама с каждым прекрасно прожитым днем была ближе к концу. Тогда она выпивала водки с молоком плакала, а потом засыпала.

А беснконечен был только Город. Его основали аборигены, заблудившиеся между гор, на месте, где нашли источник воды. Там они и передохли один за другим от тоски, жалости и разбитых сердец, созерцая далекие и скрипучие тоской леса. Но Город остался и был бесконечен. В Городе было 4 дома и железнодорожная станция. И в одном из окон всегда и непременно каждую ночь работал телевизор.

Прага, 2016 г.