КОНКУРЕНТНЫЙ АВТОРИТАРИЗМ: ВОЗНИКНОВЕНИЕ И ДИНАМИКА ГИБРИДНЫХ РЕЖИМОВ ПОСЛЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ (12)

                                               Глава 2

Высокая связь и демократизация в Восточной Европе, Северной и Южной Америке

В главах 3 и 4 рассматривается судьба гибридных режимов в Восточной Европе, Северной и Южной Америке, где близость к Европе и Соединенным Штатам привела к высокой связи в 10 из 12 случаев (и почти высокая связь в двух других).

Обширные связи с Соединенными Штатами или Западной Европой вызвали сильное и настойчивое внешнее демократичное давление, в результате чего демократизация произошла в 9 из 10 случаев с высокой степенью сцепления. Во многих из этих случаев давление на основе связей было настолько интенсивным, что демократизация происходила в условиях значительных внутренних препятствий, включая недоразвитость (например, Гайана, Македония, Никарагуа и Румыния); тяжелая этническая напряженность (Гайана и Македония) и / или гражданская война (Хорватия и Сербия), сильные страны (Хорватия, Гайана, Мексика, Никарагуа, Сербия и Словакия); и экстремальная гражданская и оппозиционная слабость (везде, кроме Мексики и Сербии).

Вдоль линии связи, только Албания, которая характеризовалась развитием, экстремальной слабостью и общей историей Сталинских институций оказалась неудачно демократизированной, даже по сравнению с 2008 годом.

Механизмы внешнего вмешательства отличались между двумя регионами.
Например, усилия ЕС по демократизации в Восточной Европе были более институциолизированы сверху вниз, чем все, что было замечено в Северной и Южной Америке. Кредитное плечо государств-членов ЕС не может быть равнозначным на американском континенте.

В то же время, внутригосударственные связи связывают мотивированное широкое участие Запада, в том числе, сильное дипломатическое давление, а также высокий уровень доверия к ним, а также военная интервенция (Никарагуа и Сербия), которые сильно ограничивали автократов и создавали открытые пространства в демократическом отношении, которые не были связаны со слабыми связями.

Общественные акторы (политики, технократы, экономические элиты и даже избиратели) были очень чувствительны к внешнему давлению, которое способствовало сохранению авторитарных коалиций. В некоторых случаях (например, в Никарагуа и Словакии) статус парии нынешнего правительства стал проблемой, которая помогла оппозиции во время выборов.

Наконец, западное участие и связи со многими западными акторами резко усилили другие страны, а также разделили усилия в обоих регионах. Эти внешние воздействия отличают восточно-европейские и латиноамериканские / карибские режимы от большинства других случаев, рассмотренных в этой книге.

Хотя в некоторых странах с низкой степенью сцепления наблюдались важные периоды участия Запада (например, в Камбодже и Мозамбике в начале 1990-х годов, в Украине в 2004 году). Такое участие не изменило возможности и стимулы акторов в той же степени, что и в Восточной Европе и Америке, - и это было редко, если вообще когда-либо поддерживалось. Действительно, эффекты сцепления были чрезвычайно устойчивыми в этих последних регионах, что привело не только к переменам режима, но и к относительно стабильной демократизации.

Связь, кредитное плечо и демократизация в Восточной Европе

В этой главе рассказывается, как создаются конкурирующие авторитарные режимы в посткоммунистических странах Восточной Европы: Албании, Хорватии, Македонии, Румынии, Сербии и Словакии. Условия для демократизации в Восточной Европе относительно неблагоприятные.

Мало того, что некоторые (например, Албания, Македония и Румыния) слаборазвиты, хотя и в других развитых странах (например, в Хорватии и Словакии), десятилетия ленинского правления создали препятствия на пути демократизации, которые в наибольшей степени превзошли самые последние случаи Латинской Америки / Карибского бассейна.
Коммунистические режимы были особенно сильны и закрылись, запретив практически все формы независимого политического выражения, что привело к слабым гражданским обществам в 1990-х годах.

Более того, закон централизованного планирования для обеспечения коммунистических автократов и их союзников для осуществления (формального или неформального) контроля над ключевыми экономическими активами позволил ограничить доступ оппозиции к ресурсам.

Наконец, каждая страна, исключая Албанию, испытала на себе влияние, а Хорватия и Сербия прошли через этническую гражданскую войну. Несмотря на эти препятствия, пять из шести восточноевропейских стран (Хорватия, Македония, Румыния, Сербия и Словакия), демократизированы в период после окончания холодной войны, а шестая стран, Албания, только частично.

Этот результат, мы утверждаем, основывался на сочетании сцепления и рычагов. Несмотря на то, что наступление советского контроля после 1945 года закрыло связи с Западной Европой на большей части территории региона, крах коммунизма привел к резкому расширению связей, в виде быстрорастущей торговли с Западом: крупномасштабная иммиграция; вторжение западных средств массовой информации, НПО, международных организаций (МО) и партийных организаций.

Более того, связь, географическая близость и безопасность были обусловлены беспрецедентными последствиями западного вмешательства во внутреннюю политику и политикой восточноевропейских государств. Источники Западного управления и влияния на европейскую экономику были бесчисленными, в том числе, оказали влияния различные агентства США, неправительственные организации США и МО.

Однако самым важным источником связей и рычагов влияния был ЕС. Изначально шел медленный охват членством в Восточной Европе, в 1993 году было официальна подтверждена приверженность расширению и начались переговоры в 1998 году.

К началу 2000-х годов ЕС был, возможно, «самой успешной программой поощрения демократии, когда-либо реализуемой международным акторами».

Роль ЕС была характерно выражена несколькими способами.

Во-первых, она уникальна среди региональных организаций в ее долгосрочной приверженности условиям демократического членства. Демократия была введена в качестве критерия для членства в первые годы существования Европейского сообщества (ЕС) и использовалась, чтобы исключить Грецию, Португалию, Испанию и Турцию в 1960-х годах.

К 1990-м годам доля ЕС в соглашении с демократией значительно сократилась. Копенгагенские критерии 1993 года предусматривали, что государства-кандидаты должны иметь стабильные институты, которые гарантируют «демократию, верховенство закона, права человека, уважение и защиту меньшинств». Демократическая обусловленность была усилена Договором Амстердама 1997 года, который предусматривал сохранение существующего состояния для тех государств, которые нарушают «принципы свободы ЕС, демократию, уважение прав человека и фундаментальные свободы и верховенство закона».

Объединение прав человека и его распространение включали в себя демократическую обстановку, последовательно, тщательно и эффективно. В соответствии с беспрецедентной интеграцией (кодифицированной примерно на 80 тыс. страниц европейского сообщества), которая была «практически идентична» в «взаимосвязи политической деятельности и интереса». Он поддерживал многоплановость политических и конституционных мер через Европейский парламент, европейские партийные организации, многочисленные региональные организации и комиссии, а также программы «двойникования», которые сочетались с бюрократическими канцеляриями кандидатов со своими коллегами в западноевропейских правительствах.

Интеграция также привела к поразительному уровню внешнего вмешательства во внутреннюю политику стран-кандидатов. Европейские соглашения начала 1990-х годов создали обширную систему консультаций и мониторинга, охватывающую практически все уровни государственного управления. Начиная с 1997 года ЕС проводил интенсивные ежегодные обзоры соблюдения всех требований к членству. Таким образом:

... политический мониторинг стран-претендентов действительно велик. Хотя окончательное удовлетворение политических критериев в Копенгагене необходимо для открытия переговоров о членстве, они не рассматриваются как выполняемые раз и навсегда.
Институты ЕС были усилены плотной сетью региональных и международных организаций – включая Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), Совет Европы, НАТО, транснациональных партийных организаций и НПО по мониторингу демократических процессов в регионе.

Результатом стал набор демократических ориентиров, которые были очень подробны, систематически контролируемы и исполняемы. Эти организации предоставляют разнообразные и перекрестные источники мониторинга, а также потенциальные источники элитной социализации. Наконец, преимуществ (реальных и предполагаемых) связей с Европой в значительной степени определяют стимулы отечественных актеров.

Постоянные и обширные связи с богатыми европейскими элитами представляют собой “большой приз”, что в целом производит отклик среди восточно-европейских элит и широкой общественности. Как результат, расширение стало “одним из самых важных переменных в политической жизни” для стран Восточной Европы.

Связи и рычаги поощряли демократизацию в Восточной Европе, по крайней мере, тремя способами.

Во-первых, большой контроль и внимание, которое уделяется даже незначительным злоупотреблениям связывали руки авторитарных правительств. Хотя этот анализ не предотвращал всех злоупотреблений, он ограничивал спектр тактик, которые могли быть использованы сотрудниками. Они дали оппозиции больше возможностей для маневра чем в других частях мира.

Во-вторых, западное вмешательство помогло изменить внутренний баланс сил. Например, западные военные действия ослабили правительство Милошевича в Сербии, Европейский остракизм подорвал общественную и политическую поддержку для Мечьяра в Словакии. В то же время западная помощь способствовала укреплению и объединению оппозиционных сил.

В-третьих, подъемный механизм и рычаги создали ограничения, которые отпугнули большинство после окончания переходного правительства, в результате злоупотреблений властью, тем самым, обеспечивая переходы, они привели к стабильности демократических результатов.
Два момента заслуживают внимания относительно условий ЕС.

Во-первых, недавние исследования выявили скептические выводы о влиянии ЕС в Восточной Европе. В частности, ученые установили неспособность ЕС к достижению амбициозных целей реформы в таких областях, как коррупция, независимость судебной власти, и отношение к этническим меньшинствам. С точки зрения основных элементов демократии, однако обусловленность ЕС была удивительно эффективным. В начале 1990-х, даже наиболее авторитарные лидеры – за исключением Милошевича– воздержались от серьезных нарушений демократических процедур. Хотя такие лидеры, как Владимир Мечьяр и Ион Илиеску (во время его второго срока) были ответственны за значительные злоупотребления. Они не использовали широкомасштабного насилия, аресты и закрытие СМИ как в Армении, Беларуси, России и в других постсоветских режимах. Кроме того, за исключением Сербии (и, возможно, Албании в 1996 году), не было случаев существенных (т. е., результат-меняется) фальсификаций выборов после 1992 года. Напротив, каждый постсоветский авторитарный режим (за исключением Молдовы) занимается значительным мошенничество в какой-то момент между 1992 и 2008. В сравнительной перспективе, авторитарные режимы в странах Восточной Европы были весьма сдержанны в конце 1990-х и 2000-х годов. Как мы покажем в этой главе, этот результат основывается на связи с Западом.

Во-вторых, хотя ЕС играет центральную роль в демократизации Восточной Европы, источником его эффективности является не только результатом формальной обусловленности. Скорее, она коренится в том, что обусловленность была внедрена в широкую связь – большая часть которой была экзогенной (и до) формального процесса вступления в ЕС. Иными словами, успех обусловленность зависит от проникновения западных СМИ, НПО, мобильной связи и социальных сетей.

Эти связи порой поощряли вмешательство Запада (например, в Албании в 1997 году и Сербии в 1999-2000 годах) вне процесса вступления в ЕС. Действительно, имела место привязка ограниченных автократов в Румынии и Словакии до того, как формальный процесс присоединения привел к «активному рычагу» в 1995 году, и, похоже, она предотвратила серьезное авторитарное отступление в конце 2000-х годов после присоединения к ЕС.

Кроме того, связь способствовала демократическому поведению даже в Албании и Македонии, где членство в ЕС было «гораздо более отдаленным и менее надежным». Следовательно, хотя обусловленность ЕС имеет решающее значение для демократизации, ее эффективность коренится, по крайней мере, частично в связях. Хотя связи с Западом были критическими во всех шести восточноевропейских странах, механизмы внешнего влияния изменялись в разных случаях.

В Румынии и Словакии демократизация была обусловлена прежде всего стимулами, создаваемыми перспективой членства в ЕС. На Западных Балканах механизмы международного влияния были более косвенными и многогранными. В Хорватии и Сербии проблемы безопасности, возникшие в результате этнической гражданской войны, первоначально позволили отступить от усилий по продвижению демократии. Усилия по ослаблению авторитаризма и укреплению демократических оппозиций были предприняты только после Дейтонских соглашений 1995 года.

Наконец, в Албании и Македонии связь и географическая близость мотивировали участие Запада не только в содействии демократизации, но и вначале для решения более фундаментальных проблем государственного краха и (в Македонии) жестокой этнической напряженности.

Мы рассмотрим эти случаи в следующих разделах.