[Проза] В преддверии рая. 6 часть

Автор: @ondantr
Редактор: @nikro

Земля.
Слово столь желанное, после недель болтания по морской глади.
Именно этого слова, затаив дыхания ждут все моряки. И именно оно на секунду перебивает дыхание и заставляет сердце биться чаще.

5 часть

Следующие двадцать дней пролетели в тяжёлом труде. Поправка, сделанная капитаном, не принесла видимых результатов. Но начали меняться ветра, и "Беатрис" замедлила ход. Матросы продолжали бороться с водой в трюме, используя помимо ручных помп, кожаные вёдра. Вся команда, кроме нескольких палубных матросов, была поделена на трюмные вахты. Люди менялись каждый час и падали замертво на грязные, пропахшие потом циновки. Аджиамбо стирала морякам одежду, а по вечерам Родригу смазывал девушке ладони маслом, которого становилось всё меньше. В один из дней на горизонте по левому борту матрос, сидящий на топе, заметил длинное узкое туманное пятно и крикнул: "Земля!", но капитан не решился изменить курс, полагая, что это были грозовые тучи, предвещающие бурю. На двадцать первый день Аджиамбо взобралась на мачту и уселась там, свесив ноги через широкие щели основательно изношенной бочки. Стянув волосы на затылке куском тонкой верёвки, она стала смотреть на лазорево–синюю воду, где медленно перекатывались пологие валы, поднимая и опуская каракку. Неожиданно девушка увидела птицу, летящую с востока. Длинные чёрные крылья легко ловили потоки восходящего воздуха и позволяли птице описывать широкий круг над судном. Через минуту она уселась на рею почти рядом с Аджиамбо и стала чистить крючковатый острый клюв о дерево.

– Откуда ты взялась? – спросила девушка.

Она с надеждой перевела взгляд на море и увидела далёкую, еле заметную полоску суши, над которой зависли редкие перистые облака.

– Земля! – закричала Аджиамбо, показывая рукой направление.

Снизу раздались торжествующие крики команды. Через шесть часов "Беатрис", убрав часть парусов, прошла вдоль цепочки рифов и песчаных отмелей, обошла с наветренной стороны большой остров, осторожно вошла в лагуну и сумела с третьей попытки встать на якорь.

– Ну и глазастая наша Аджиамбо, – тихо сказал Гонсалу, оборачиваясь к своему маэстро.

Да Коста мысленно отметил слово "наша" и устало улыбнулся.

– Всем, кроме трюмной вахты – отдыхать. На рассвете сойдём на берег. Посмотрим, что к чему. А я пошёл спать.

Помошник понимающе кивнул, а Родригу через минуту рухнул на постель и провалился в сон. Капитан не слышал и не чувствовал рук Аджиамбо, которая осторожно стягивала с него башмаки, с усилием приподнимала его тело и снимала рубашку, укрывала куском толстого мягкого полотна, служившего им одеялом и выстиранного только накануне. Она смотрела на суровое любимое лицо, обожженное солнцем, на морщинки у глаз, на трепетавшие ноздри, бесшумно втягивающие воздух.

"Даже во сне он чувствует запах земли", – подумала девушка, поворачиваясь к открытому окну.

Действительно, лёгкий ветер приносил с берега незнакомые, но приятные ароматы цветов и фруктов, перебивающие господствующие в каюте запахи морской соли, смолы и старых пергаментов.

В бухте "Беатрис" простояла две недели. Но команде некогда было отдыхать. Родригу, приказав максимально разгрузить трюм и предварительно измерив глубины лагуны, вывел судно на мелкое место и при отливе поставил каракку на киль, подперев борта стволами срубленных пальм. Застучали топоры, закипела работа. Плотник с десятком матросов убрали заплатку и основательно заделали пробоину в корпусе. Когда встало солнце, "Беатрис" уже стояла на якоре посередине лагуны. Шлюпка сновала между песчаным пляжем и судном, переправляя на борт корабельные припасы, большие камни для запасного якоря, кожаные меха с родниковой водой, фрукты, кокосовые орехи, срезанные острыми мачете лозу для новых корзин, маленькие бочки, наполненными медовыми сотами диких пчёл, коноплю для циновок, стебли сахарного тростника, который в изобилии рос на берегах узкой реки, текущей между склонами невысоких гор. На следующий день, починив такелаж и заштопав дыры в парусах, каракка покинула лагуну. Маэстро не забыл нанести этот остров на свой портулан, указав приблизительные координаты.

Гонсалу, притащивший в куске парусины остывшие угольки, спросил, заглядывая через плечо Родригу:

– Маэстро! Надо острову название придумать.

– Может, остров Аджиамбо. Ведь это она его увидела, – обернулся капитан.

– Оно, конечно, вам виднее. Только – не солидно бабским именем острова называть. А, что если – остров Родригу. В вашу честь, маэстро. Команда была бы довольна. Говорят, что вам в море везёт. Сам Господь простёр руку над вами.

– Ступай. Подумаю, – ответил Родригу, но, всё же, через минуту с лёгким чувством недовольства собственным тщеславием, он начертал на портулане своё имя[1].

Преимущественно северо–западные, умеренно сильные ветра позволяли идти с полным парусным вооружением, поддерживая скорость 25 – 27 лиг в сутки. Небольшие коралловые острова стали встречаться довольно часто, внося некоторое разнообразие в размеренную, скучную жизнь корабля. Погода установилась хорошей и солнечной, но каждое утро на палубу обрушивался ливень, пополняя запасы пресной воды. Через две недели тёплое течение сменилось холодным, и жара немного спала. Снова зарядили дожди. Временами судно попадало в небольшие шторма, и шло лишь под латинским парусом, не пытаясь брать порывистые ветра гротом.

В один из дней Родригу приказал отскоблить испачканную углём дверь каюты, но, тут же, изменил решение. Он вспомнил, что сам два месяца назад насыпал в деревянное ведро полное воды горсть старых гвоздей.

– Пошли, что покажу, – позвал он Аджиамбо, и они вместе спустились в трюм.
Маэстро захватил с собой медный кувшин и осторожно, чтобы не расплескать, вылил в него из бадьи коричневую ржавую жидкость. Потом, облизывая пальцы, добавил в кувшин немного мёда.

– Помешивай, – попросил он девушку, а сам отправился в кладовые, где отрезал от парусины изрядный кусок.

– Что мы делаем? – спросила капитана девушка.

– Жаль – раньше не догадался, – ответил Родригу, расправляя на столе парусину и добавляя в кувшин немного сажи.

– А–а, – протянула Аджиамбо. – Ты придумал краску. Тебе мало двери.

– Точно. Теперь я буду записывать всё здесь, – Да Коста хлопнул ладонью по плотной ткани.

Он выскочил из каюты и вернулся с охапкой тонких лучин. Вынув кинжал, капитан по очереди обрезал лучины, заострив концы.

– Вот, смотри, – Родртигу вылил немного краски в деревянную плошку и макнул туда самодельный стилос. Осторожно и бережно на краешке ткани он нанёс маленькую точку. Она была коричневого цвета и выглядела довольно расплывчато и бледно.

Увидев разочарованное лицо маэстро, Аджиамбо поспешила утешить его:

– Добавим ещё сажи и немного мёда. Краска не будет растекаться.

Через полчаса экспериментов с раствором, им удалось получить стойкую чёрнокоричневую краску.

– Получилось! – воскликнула Аджиамбо. – Будь я дома, я тебе такую бы краску сделала.

– Из чего?

– Из косточек персика и рыбьего клея.

– Из косточек?

– Да. Косточки превращают в уголь, растирают его, ещё можно добавить жжёные виноградные лозы. И никаких гвоздей.

– Ты – кладезь мудрости.

– Никакая я не кладезь. Наш народ давно так делает. А потом мы такой краской расписываем щиты своих воинов. Да ею можно пачкать всё, что угодно.

– Вот именно – пачкать, – буркнул Родригу, изображая на кусочке ткани букву А.

– Ты дверь свою испачкал. Значит, тебе можно, а нам нельзя?

– Не обижайся. Щиты ваших воинов очень красивые.

– Ещё бы, – Аджиамбо откинула назад отросшие волосы.

– Надо бы всю команду постричь, – сказал капитан, любуясь беспорядочным хаосом на голове девушки.

– Ни за что! – воскликнула Аджиамбо, выскакивая из каюты.

– Ты куда? – крикнул ей вслед Родригу.

– На топ грот–мачты, – донеслось в ответ. – Открою для тебя ещё какой–нибудь остров. Не зря же краске пропадать...

Шло время, оставляя за кормой "Беатрис" лигу за лигой. Не смотря на все расчеты и старания капитана держаться намеченного курса на северо–восток, течения и ветра, ураганы и шторма относили судно значительно южнее. Понятия долгота ещё не было в помине, а определяемая Родригу широта давала лишь приблизительное положение судна. И всё же после трёхсот двадцати дней плаванья, потеряв ещё пять человек, каракка оказались в виду длинной береговой полосы.

– Земля, земля! – как одержимая кричала Аджиамбо, перегибаясь через край потрёпанной океаном бочки.

– Что это? – почему–то шёпотом спросил Гонсалу у своего маэстро.

– Не знаю. Может, это земля Хинди, а может, Катай или Сипанго. Подойдём ближе – будет ясно, – волнуясь, хрипло ответил Родригу, поднимая руку ко лбу.

Прищурившись, он следил за какой–то точкой справа по борту.

– Парус! А вон – ещё один.

– Вижу, – сказал Гонсалу. – Чёрный цвет. Ох, не к добру это.

– Они не чёрные, а красные. Часа через три увидим сами корабли. А вон ещё парус. Похож на латинский.

– Ба! – проворчал помошник. – Да тут – столпотворение, словно в Кадисе на рыбном рынке в воскресный день...

Ближе к вечеру "Беатрис", провожаемая любопытными взглядами людей, сидевших в рыбацких лодках, матросов разнокалиберных судов странных и удивительных конструкций, осторожно и медленно проскользнула в гавань, где и бросила якоря рядом с высокой вёсельной галерой. Гонсалу сам того пока еще не зная, достиг столь желаемых и недоступных мореходам старого света, земель. Но это было только начало его приключений.

1 По всей видимости, маэстро впервые открыл самый восточный из Маскаренских островов (архипелаг в индийском океане, расположенный в 300 милях восточнее Мадагаскара). По удивительному стечению обстоятельств открытие этого острова позднее приписано португальскому мореплавателю Диогу Родригесу, который увидел его в 1528 году. В настоящее время этот кусок земли в океане так и называется – остров Родригес.