8 августа. Два вида мужиков, серые с фисташковыми крапинками глаза и кукла, убежавшая в Америку с оловянным солдатом

Все мы с вами хранители. Такого неисчерпаемого и глубинного богатства, каким является русский язык. Мой сегодняшний пост посвящен трем русским писателям, которых уже давно нет в живых, но оставившими свой след не только в истории, но и  в нашей сокровищнице. 

Поэтесса Нина 

Нина Николаевна Берберова родилась 8 августа 1901 года. Поэт позднего Серебряного века, входившая в студию Николая Гумилева, хотя его самого видевшая «живьем» по ее же словам раз 7-8. Зато он настолько поразил ее воображение, что она дала ему поразительную характеристику: 

«Как все талантливые люди, он умел и мог быть иногда обаятельным. Он, вообще, жил «по-своему», то есть непрестанно выдумывал жизнь, себя, людей, воспринимая и создавая вокруг себя свою собственную атмосферу».

А сама Нина? Ее дед был прототипом героя романа Гончарова – «Обломов». Писатель часто бывал в доме, наблюдал за своим героем. Однажды забыл свой чехол для очков, и он стал любимой игрушкой маленькой Нины. 

Как очень логичная и практичная девушка, она задумалась о том, какую профессию ей выбрать, достаточно рано. Расписала на карточках все профессии, о которых слышала, и, словно четки, перебирала их серыми осенними вечерами, пытаясь услышать «внутренний голос», который подскажет: это твое! 

Самой засаленной оказалась бумажка с единственным словом «писатель». Им-то Нина и решила стать. Как я уже сказал – через стихи. 

Нина писала красивые стихи, встретила и полюбила не менее талантливого Влада Ходасевича, молодые люди вместе приняли решение покинуть Советскую Россию в 1922 году. Вернее, решение принимал он. Просто произнес короткую фразу: «Передо мной теперь две цели: быть вместе и уцелеть». Гораздо позже она ломала голову над этой фразой неоднократно. 

«Что значило тогда «уцелеть»? Физически? Духовно? Могли ли мы в то время предвидеть гибель Мандельштама, смерть Клюева, самоубийство Есенина и Маяковского, политику партии в литературе с целью уничтожения двух, если не трех поколений? Двадцать лет молчания Ахматовой? Разрушение Пастернака? Конец Горького? Конечно, нет. «Анатолий Васильевич не допустит» – это мнение о Луначарском носилось в воздухе. Ну, а если Анатолия Васильевича самого отравят? Или он умрет естественной смертью? Или его отстранят? Или он решит, что довольно быть коммунистическим эстетом и пора пришла стать молотом, кующим русскую интеллигенцию на наковальне революции?»

Они уехали. Не очень долго были мужем и женой. Ходасевич метался. Однажды ему показалась, что Нина превратилась в серость, а этого он выдержать не мог. Они расстались.  

Она отправилась в Америку. Вспомнила про свою детскую бумажку и начала писать. Прозу. Ее роман о Чайковском считается эталоном. А книга «Курсив мой» – что-то около 400 страниц текста форматом А-4 шрифтом Nimes New Roman и 12 кеглем можно смело брать на необитаемый остров. Или в космос – смотря куда вы собрались. 

Это не мемуарная литература, в полном понимании этого слова. Это взгляд на свое время и таланты, которые формировали это время. Как говорят критики – это портрет столетия в портретах людей. Приведу только один отрывок, не связанный с историческими именами. 

К деду ходили по утрам крестьяне, или, как их тогда называли, мужики. Были они двух разных родов, и мне казалось, будто это были две совершенно разные породы людей. Одни мужики были степенные, гладкие, сытые, с масляными волосами, толстыми животами и раскормленными лицами. Они были одеты в вышитые рубашки и суконные поддевки, это были те, что выходили на хутора, то есть выселялись из деревни на собственную землю, срубив новые избы в еще недавно дедовском дремучем лесу. Они в церкви шли с тарелкой, ставили у образа «Утоли моя печали» толстые свечи (хотя какая могла быть у них печаль?), Крестьянский банк давал им кредит, и у них в избах, где я иногда бывала, стояла на окнах герань и пахло сдобным кренделем из печки. Сыновья у них росли энергичные, они начинали новую жизнь для себя, а для России – в зародыше новый класс. Другие мужики были в лаптях, ломали шапку, дальше дверей не шли, одеты были в лохмотьях, и лица их были потерявшие всякое человеческое выражение. Эти вторые оставались в общине, они были низкорослые, часто валялись в канаве подле казенной винной лавки, и почему-то всегда выходило так, что у них детей было мал мала меньше, баба на сносях или в чахотке, а малыши в коростe, и дома у них (где я тоже бывала не редко) разбитые окна были заткнуты тряпкой, и теленок с курами находился тут же, и пахло кислым, в то время как у степенных и толстых почему-то всегда вырастали ловкие, веселые и работящие сыновья, невестки на загляденье, а когда появлялись внуки, их отсылали в уездный город в реальное училище. Бабушка, конечно, терпеть не могла ни тех, ни других.

Нина Николаевна прожила долгую жизнь и скончалась 26 сентября 1993 года, в возрасте 92 лет. 

Тот самый Казаков 

Юрий Павлович Казаков родился через пять лет после того, как Россию покинула Берберова, 8 августа 1927 года. 

Размышляя о себе и своей роли в истории, 30-летний Юрий Казаков написал в одном из своих писем: «Задумал я не более, не менее, как возродить и оживить жанр русского рассказа». 

А теперь окунемся в атмосферу 60-летней давности? Кто имел больше шансов стать Самым читаемым и издаваемым писателем? Тот, кто «Родине и партии» ближе? Правильно – те, кто чутко реагировал на атмосферу партийных съездов, воспевал «руководящую и направляющую силу советского общества». 

На минутку! Мы сегодня пользуемся Интернетом, заходим на любимый портал и фонтанируем своими идеями, произведениями, да еще и время от времени обижаемся на то, что за наш «поток сознания» и платят маловато, и внимания не обращают. 

А чем свободными вечерами занимался тот же Казаков? Оттачиванием написанного, скрупулезным подбором слов. У него каждое на своем месте, переливается всеми цветами радуги, можно просто подойти к любой книге, любому рассказу, сказать волшебное слово: «Сезам, откройся» – и оторваться просто невозможно. Что ни говори, а талант, истинный и подлинный, у нас ценят.

О жизни Юрия Павловича был снят художественный фильм «Послушай, не идет ли дождь». В роли писателя снялся актер-«философ» Алексей Петренко.   

Открыл последний прижизненный сборник Юрия Казакова, рассказ, давший название книге: «Во сне ты горько плакал». 

Выдернул то, что первое бросилось в глаза: 

О, какой долгий путь предстоял нам – чуть не целый километр! И какое разнообразие ожидало нас на этом пути, правда отчасти уже знакомом тебе, исхоженном не раз, но разве одно время похоже на другое время, хотя бы даже и один час на другой? То бывало пасмурно, когда мы шли, то солнечно, то росисто, то небо было сплошь заволочено тучами, то порыкивал и перекатывался гром, то накрапывал дождь и бусинки капель унизывали сухие нижние ветки елей, и твои красные сапожки ласково блестели, и тропинка маслянисто темнела, то дул ветер и лопотали осины, шумели вершинами березы и ели, то бывало утро, то полдень, то холодно, то жарко – ни одного дня не было похожего на другой, ни одного часа, ни одного куста, ни дерева – ничего! 

На этот раз небо было безоблачно, спокойного бледно-голубого цвета, без той пронзительной синевы, которая рекою льется нам в глаза ранней весной или бьет нам в душу в разрывах низких туч поздней осенью. А на тебе в тот день были коричневые сандалии, желтые носки, красные штанишки и лимонная майка. Коленки твои были поцарапаны, ноги, плечи и руки белыми, а серые с фисташковыми крапинками большие глаза почему-то потемнели и посинели...

Юрий Павлович скончался 29 ноября 1982 года. 

Кукла и солдат 

8 августа 1994 года в возрасте 95 лет скончался писатель Леонид Максимович Леонов. Родился он в Москве, в семье мелкого лавочника в последний день мая 1899 года. В 16 лет начал писать прозу, время было предреволюционное.  

Сегодня я открыл для себя новое слово – пореволюционное. Так называются в русском языке первые два десятка лет после революции 1917 года. А дальше у истории нашей страны их сменил термин «Сталинские репрессии». 

Леонид Максимович не просто философ в русской литературе. Он, как и Нина Берберова и Юрий Казаков удивительный мастер филигранной огранки родного языка. 

Почитайте хотя бы роман «Дорога на океан» – написанный по словам самого Леонова в эпоху «На пике болезни – заражения утопической социалистической идеей». 

На самом деле любое произведение Леонова – это размышление не только о сегодняшнем дне, но и поиски истоков любой социальной болезни, в прошлом, а также прививка на будущее. 

А я взял небольшой рассказ Леонида Максимовича, написанного им в 1922 году, почти век назад, в возрасте тех же 22 лет. Называется он – «Валина кукла».

Плакала девочка Валя. Валины слезки – бусинки стеклянные; на троицыных ярмарках пятачок нитка, – хорошо. 

Было в детской темно, а в саду ветрено. Осень стояла на дворе. Осеннюю желтую паутинку порывает косой дождь. Между двух туч улыбнулась нечаянная звезда, и опять все прежнее. 

Да и было чему плакать: кукла Валина убежала, в Америку убежала кукла, с оловянным солдатиком. Давно уже она ему глазки строила, и полюбил ее солдатик всем своим оловянным сердцем. 

А прошлым утром, когда все еще спали, а солнце неслышно протаивало хрупкие льдинки на вчерашних лужицах, – выскочил оловянный кавалер из своей синей коробки деревянной, подскочил к старому креслу, где кукла жила, шепнул ей на ухо три слова нежные, накинул на плечи ей свой синий плащ, и айда за окно... А там и Америка близко! 

Был оловянный солдатик – гусар-человек: у него сабля предлинная, у него на шляпе синее перо... Как не полюбить такого!

Давайте беречь родной язык. Давайте пополнять его удачными сравнениями, метафорами, наливать спелой сочностью, как румяные яблочки. Ведь мы тоже вытянули когда-то табличку: «писатель».