Белла вита

Белла Ахмадулина была талантлива не только как поэт; те, кто был с ней знаком, вспоминают о её редких человеческих свойствах, остром уме и особенной нравственной одарённости. Белла была талисманом и королевой советской богемы, но и самые простые люди понимали и принимали её стихи, и все чувствовали уникальность её личности.

«ЧУДОВИЩНЫЙ РЕБЁНОК»

Белла появилась на свет в нерадостном для страны тысяча девятьсот тридцать седьмом. В ней причудливо сочеталась родительские гены. Мать Беллы была русско-итальянского происхождения, а отец – чистокровный татарин, Ахат Валеевич Ахмадулин. Необычной внешностью Белла была обязана этому смешению кровей. Мать Беллы, как многие в тридцатые годы, была влюблена в Испанию и всё испанское, и девочку назвали Изабеллой, сочтя это имя испанским, – а следовало бы, как отмечала Ахмадулина, назвать на испанский манер Изабель. Но в любом случае именем она впоследствии распорядилась сама, убрав лишние буквы и навсегда став для всех Беллой. Отчество иногда воспринималось людьми как «Ахматовна» (словно Белла вела происхождение от Анны Ахматовой), и она терпеливо объясняла: «Я – Ахатовна, мой отец – Ахат».

В её натуре были и гиперчувствительность, и бесстрашие. Когда Белла училась в четвёртом классе, из школы была несправедливо уволена учительница, Лидия Владимировна, и Белла с товарищами отправились протестовать в «вышестоящий орган». Белла вспоминала: «И мы так гордо шли, я помню, это была первая такая демонстрация. Мы так гордо шли и гордо вошли, но сначала никто не обратил на нас внимания. Мы спросили всё-таки:
– К кому можно обратиться по поводу классных дел в школе?
– А что такое?
– У нас учительница, она очень хорошая, она очень грамотная, она очень хорошая…
В общем, они сказали:
– Пошли отсюда вон, и чтобы ноги вашей здесь не было. Сюда не ходят.
И выгнали, выгнали. Выгнали Лидию Владимировну, выгнали всех нас, но выгнали всем классом. Исключили из школы».

Как многие советские дети, она плакала над книгой Бичер Стоу и всей своей детской душой сочувствовала угнетаемым на плантациях неграм; «и в стихах у меня всё время был несчастный какой-то мальчик, негр». Стихотворение о несчастном негритянском мальчике Белла отправила в «Пионерскую правду», и получила мудрый ответ: «Милая девочка, я вижу, что ты очень страдаешь за всех, кто страдает. Да, надо жалеть, конечно, особенно каких-то отдалённых и беззащитных, но, может быть, ты посмотришь вокруг себя и увидишь то, что тебе ближе». Через много лет Ахмадулина встретилась с женщиной, написавшей это письмо, поблагодарила и сообщила, что с тех пор «несколько исправилась».

Она занималась в литературном и драматическом кружках при Доме пионеров; в литературном писала печальные стихи, а в драматическом играла комические роли. Окружающие говорили, что Белле непременно надо идти на сцену. На вопрос пришедших к родителям гостей «кем ты хочешь быть?» она уверенно ответила: «Я буду литератором». «Гости ужаснулись, – рассказывала потом Ахмадулина. – Подумали, что за чудовищный ребёнок такой, говорит, что будет литератором каким-то».

После окончания школы родители Беллы настояли, чтобы она поступала на журфак МГУ. Но это был не её путь: на собеседовании она вынуждена была признаться, что никогда не читала газету «Правда»; это для будущего советского журналиста было недопустимо. В пятьдесят пятом году Белла получила письмо от известного поэта Ильи Сельвинского, в котором тот писал горячо и восторженно: «Я совершенно потрясён огромной чистотой Вашей души, которая объясняется не только Вашей юностью, но и могучим, совершенно мужским дарованием, пронизанным женственностью и даже детскостью, остротой ума и яркостью поэтического, да и просто человеческого чувства! Как это Вам сохранить на будущее? Хватит ли у Вас воли не споткнуться о быт? Женщине-поэту сложнее, чем поэту-мужчине... Как бы там ни было, что бы в Вашей жизни ни произошло, помните, что у вас дарование с чертами гениальности, и не жертвуйте им никому и ничему!» И Белла действительно никогда своим дарованием не жертвовала.

«НЕ ПРОСТО КАКАЯ-ТО ХОРОШЕНЬКАЯ ЖЕНЩИНА»

Белла поступила в Литературный институт имени Горького; всем, и студентам, и педагогам, было очевидно, что она по-настоящему талантливый поэт (она не хотела быть «поэтессой», считала себя именно поэтом) и очень незаурядная личность. К тому же Белла была хороша собой, но не как классическая красавица. В ней была и странность, и хрупкость, и экзотика. Она оставалась привлекательной очень долго, в её облике многие годы сохранялось что-то детское, и во все периоды жизни окружающие были влюблены в этот заманчивый, богемный образ.

Писатель Виктор Ерофеев вспоминал: «Я в неё влюбился классе в девятом, лет в пятнадцать. Ходил на её вечера в зале Чайковского. И страдал от мысли, что вот женщина, живущая праздничной, карнавальной жизнью, а я такой старый московский школьник... А познакомились мы бурно в 1978 году, когда делали "МетрОполь". Она была смелой, в расцвете красоты и очень соблазнительная, неотразимая. Я был её верным рыцарем, служил чувством. В неё влюблялись не только школьники, но и генералы КГБ...» Но не только красотой Белла влюбляла в себя окружающих; по словам Ерофеева, она была «чертовски, бесовски умна».

Белла дорожила своей независимостью, дорожила тем, что ни к кому не примыкала, не просила протекций и одобрения, сохраняла свою отдельность; когда её литинститутские друзья навещали Бориса Пастернака в Переделкино, Беллы с ними не было: она считала, что «не надо стучаться в двери». После присуждения Пастернаку Нобелевской премии (от которой он под давлением отказался), когда Пастернак был объявлен предателем и отщепенцем, писательский мир, включая и маститых, и начинающих, за редким исключением присоединился к травле; массово подписывались письма с проклятиями и знаменитым лейтмотивом «не читал, но осуждаю», и даже те однокурсники Ахмадулиной, которые читали Пастернаку свои стихи на его даче, сломались. 

Беллу же за отказ осудить Пастернака исключили из Литинститута, оформив это как проваленный экзамен по марксизму-ленинизму. «Что Мао Цзедун сказал про рабочее движение?» – спросил экзаменатор. «Рабочее движение есть прогрессивное, ведущее учение для всех», – бодро ответила Белла и призналась, пойдя навстречу преподавателю, которому было поручено обеспечить её исключение: «Я сейчас это придумала».

Белле предложили пару лет поработать на производстве, прежде чем её восстановят в институте, но она решила, что вряд ли сможет помочь нашей промышленности. На первое время её устроили в Дом творчества в Переделкино. Там она и встретилась, совершенно случайно, с Пастернаком. Он знал, что её исключили. «Ничего я не говорила, смотрела на него, смотрела. Так один раз в жизни смотрят, ведь я больше его не увижу... А ещё вот это: "Почему вы не заходите? У нас бывают иногда милые, интересные люди. Приходите завтра"». Но Белла к Пастернаку так и не зашла, этого разговора ей было достаточно; а вскоре Борис Леонидович умер.

Через много лет, когда Белла будет замужем за художником Борисом Мессерером, во время одной из заграничных поездок она напишет письмо Владимиру Набокову, и он неожиданно пригласит их к себе. И Белла в начале их беседы скажет странную, но именно для неё естественную фразу: «Владимир Владимирович, поверьте, я не хотела вас видеть».

В институте Беллу со временем всё-таки восстановили (после того как она поработала в Сибири корреспондентом «Литературной газеты»). На начальственном сборище, где принималось решение, писатель Всеволод Иванов в ответ на легкомысленные и фривольные высказывания одного из участников процедуры сказал: «Как вы смеете! Это не просто какая-то хорошенькая женщина, это поэт».

«ЧУДО ПО ИМЕНИ БЕЛЛА»

В Советском союзе было несколько талантливых поэтесс (по странному совпадению у многих были сдвоенные согласные в именах – Новелла Матвеева, Римма Казакова, Юнна Мориц, Нонна Слепакова). Но только Беллу знала вся страна; знали и как она выглядит, и как говорит, и что пишет. Белла стала одним из ярчайших символов оттепели благодаря поэтическим вечерам, которые были тогда популярнее, чем концерты звёзд эстрады и футбольные матчи. Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский, Рождественский – эти имена были на слуху у всех. В 1962 году вышла первая книга Ахмадулиной «Струна». Поэт Павел Антокольский, одним из первых оценивший дарование Беллы, в посвящённом ей стихотворении написал: «Не робей, если ты оробела. Не замри, если ты замерла. Здравствуй, Чудо по имени Белла Ахмадулина, птенчик орла!»

Ахмадулина была на редкость киногенична и несколько раз появлялась в кинофильмах. Василий Шукшин снял её в небольшой роли столичной журналистки в своём фильме «Живёт такой парень» (с Шукшиным у них был непродолжительный роман, но слишком они оказались непохожи). А актриса Ия Саввина, озвучивая роль Пятачка в известном мультфильме о Винни-Пухе, сознательно спародировала в этой работе тонкий и хрупкий голос Беллы и её очень индивидуальные интонации. Ахмадулина не только не обиделась, но была ещё и очень довольна тем, что стала частью чудесного детского мультика.

К тем, кто не читал поэтических сборников и не посещал поэтических вечеров, поэзия Ахмадулиной пришла через экран и через песни. Режиссёр Эльдар Рязанов не раз использовал в своих фильмах её стихотворения. Например, в «Жестоком романсе» звучит знаменитое «А напоследок я скажу...» (многие считают, что это действительно старинный романс). И все помнят ставшее классикой «По улице моей который год звучат шаги – мои друзья уходят. Друзей моих медлительный уход той темноте за окнами угоден...», но мало кто знает, что острое чувство одиночества и примирения с ним исходит вовсе не от умудрённого жизнью человека; в тот момент, когда Белла написала эти строки, ей было чуть больше двадцати лет.

Дружба была для Ахмадулиной чувством священным, и дружить она умела; друзьями Беллы были Высоцкий и Марина Влади, Иосиф Бродский, Михаил Барышников, Булат Окуджава, Венедикт Ерофеев... Дружбы были долгие и крепкие. Ахмадулина была из тех, кто умел и прощать, и сохранять объективность. Бродский однажды не слишком лестно высказался о её поэзии; Ахмадулина отнеслась к этому легко. «Я знаю, что он говорит обо мне так... – она опускала большой палец вниз. – Но я всегда буду говорить о нём так!» – и поднимала большой палец вверх.

Писатель Владимир Войнович вспоминал после смерти Беллы: «В 1956 году, работая на стройке в Москве плотником, я решил сходить в Литературный институт на один из семинаров. Там-то впервые и увидел её. Ахмадулина была необыкновенной красоты. Меня всё в ней очаровало: и стихи, и внешний вид, и манера чтения, и необыкновенный голос, и невероятные слова. После этого я, как заворожённый, стал ходить в институт, чтобы просто посмотреть на Беллу. Лишь через несколько лет мы познакомились. Это было в Театре на Таганке. По окончании спектакля Ахмадулина читала стихи для знакомых артистов. С тех пор прошло 50 лет. И всё это время мы дружили».

Белла была гостеприимна и нежна с друзьями и никогда не отворачивалась от попавших в беду. Острое сострадание к чужим несчастьям было ей вообще очень свойственно (одним из её «больных мест» были брошенные животные, которых она подбирала и выхаживала). Но она не была ангелом во плоти. Тот же Владимир Войнович рассказывал о случае в ресторане Дома литераторов, когда Белла, устав выслушивать от чиновницы казённые речи, высказалась с мужской прямотой: «Я пригласила вас за стол как даму. А как секретаря Союза писателей я посылаю вас на...» – и отправила её по известному адресу.

«КАК БЫТЬ СО ВСЕМ ЭТИМ?»

Первым мужем Беллы был поэт Евгений Евтушенко; брак продлился всего три года, очень разными они были людьми и даже очень разными поэтами. Но дружба их сохранилась, хотя Евтушенко говорил, что ему «хочется плакать», когда он видит бывшую жену.

Второй брак Ахмадулиной, с прозаиком и сценаристом Юрием Нагибиным, был значительно более долгим; в жизни Беллы он пришёлся на период метаний и поисков, и отношения супругов стали мучительными для обоих. Нагибин очень любил жену; потом, по его собственному признанию, стал любить и ненавидеть. В дневниках, которые Нагибин вёл без намерения их опубликовать, он был беспощаден и к ней, и себе, и в этой беспощадности особенно остро и отчаянно звучали слова о невозможности жить без Беллы, сразу после слов о её враждебности и даже губительности: «...Но тонкая, детская шея, деликатная линия подбородка и бедное маленькое ухо с родинкой – как быть со всем этим? И голос незабываемый, и счастье совершенной речи, быть может, последней в нашем повальном безголосье, – как быть со всем этим?» Когда они разводились, Нагибин с печалью отмечал её неистребимое свойство немедленно переплавлять события жизни в стихи. «Я был для неё предметом литературы, она же была моей кровью».

В семьдесят третьем году Белла родила дочь Лизу (её старшая дочь, Анна, была приёмным ребёнком) от Эльдара Кулиева, который был её значительно младше. А потом был последний, самый продолжительный и самый счастливый брак, с Борисом Мессерером, художником и сценографом. Они были вместе тридцать шесть лет. Белла говорила: «Мне нравится быть женой художника Мессерера: муж непривередлив, а я своенравна, беспомощна в быту и, кроме душевной опоры, ничем другим быть не могу... Счастлива, что моя судьба перекрестилась именно с ним. Мужчина должен быть старше, даже если он моложе, и жалеть женщину, как будто она ещё и его дитя. Вот Боря со мной и возится...» Каждое стихотворение Беллы, каждый её случайный экспромт Мессерер сохранял или тут же переписывал, чтобы не пропало ни одной её строчки.

Ахмадулина угасала долго и тяжело, от мучительной болезни (у неё был рак). Под конец жизни она практически ослепла. Но она уходила без гнева, в мире с собой и людьми. Белла умерла в машине «скорой помощи» 29 ноября 2010 года.

Борис Мессерер, никогда раньше не занимавшийся скульптурой, создал памятник Белле. И подарил его городу Тарусе: они там часто бывали, и Белла Тарусу очень любила.  

(Я сфотографировала памятник, когда была в Тарусе.)

Также рекомендую пост о дневниках второго мужа Ахмадулиной, писателя Юрия Нагибина.