Американские вооружённые силы на Европейском театре во время второй мировой войны: Возросшие трудности высшего командования

(*)

Подобно большинству состоятельных американцев восточной части США Франклин Делано Рузвельт в свои юные годы много путешествовал и учился в Европе. (Он сделался калекой только в 38 лет в результате заболевания полиомиелитом.) Он рано воспринял историческое и культурное наследие, которое связывает США с Европой, однако трудно сказать, когда именно в ходе кризиса 1938-1940 годов Рузвельт осознал тот факт, что борьба Европы против фашизма неизбежно связанна с судьбой Америки. Возможно, это произошло ещё во времена подготовки сделки в Мюнхене, которую он пытался предотвратить, а затем, порицал. "Мир основанный на страхе, является не более прочным, чем мир, добытый мечом", - предостерегал он.

Если к концу 1940 года Рузвельт ещё не соглашался с неизбежностью в конечном счёте американского вмешательства, то он просто обманывал себя. Он думал о войне уже в тот день в декабре 1940 года, когда предстал перед корреспондентами в Белом доме.

Предположим, что в доме моего соседа начался пожар, говорил президент, а у меня есть шланг на всю длину сада, разделяющего наши дома, и с помощью этого шланга сосед мог бы присоединиться к гидранту, чтобы потушить пожар. "И вот, что мне делать? - спросил президент. - Я не говорю ему: "Слушай сосед, мой садовый шланг обошёлся мне в 15 долларов, и ты должен заплатить за него 15 долларов". Ему не нужны эти 15 долларов, - говорил Рузвельт, - он только хочет, чтобы вернули шланг, после того как будет потушен пожар"

Для Рузвельта и американского народа началась необъявленная война именно в заключительные дни 1940 года. Однажды вечером в конце декабря президент прямо заявил об этом перед целой батареей микрофонов и объективов кинохроники в ходе очередного разговора о пожаре. "Если Англия падёт, - сказал президент, - все мы здесь в Америке, будем жить под дулом пистолета, заряженного разрывными пулями, разрывными как в экономическом, так и в военном смысле. Мы должны производить оружие и корабли с полной энергией, использую все имеющиеся в нашем распоряжении ресурсы... Мы должны стать великим арсеналом демократии".

Спустя несколько дней Рузвельт обратился к конгрессу с призывом обеспечить, как он назвал, четыре свободы - свободу слова, свободу религии, свободу от бедности, свободу от страха. Во вторую неделю января 1941 года лидеры большинства палаты представителей и сената представили законопроект, которого добивался президент: билль, предусматривающий превращение Соединённых Штатов в подлинный арсенал демократии. Секретарь палаты представителей поставил на документе штамп "НВ 1776", означавший принятие его по всем пунктам без исключения.

Значительным большинством голосов палата представителей и сенат одобрили законопроект. 11 марта президент подписал его. Конгресс наделял его широкими полномочиями "продавать, передавать, обменивать, сдавать внаём, давать взаймы или передавать иным способом" военное имущество "правительству любой страны, оборона которой, по мнению президента, играет важную роль в обеспечении безопасности Соединённых Штатов". Этот закон имел важное значение. Благодаря ему появилась возможность оказать помощь Англии, Китаю, а позднее и Советскому Союзу в тяжёлые для них дни. Тогда этот закон назвали лиз-ленд. Постепенно он стал известен как ленд-лиз.

Если бы Германия и Италия были готовы начать войну против Соединённых Штатов на более ранних стадиях 1941 года, принятие закона о ленд-лизе оказалось бы вполне достаточным поводом. Но не одна из них, как потом выяснилось, и не помышляла о таком шаге в то время. Для Италии, привязанной к своему старшему партнёру, не было никакого реального выбора. Более того, события предшествующей осени, когда Муссолини без ведома своих союзников напал на Грецию, особенно наглядно показали слабость итальянских легионов.

Ввиду английской помощи Греции Гитлеру пришлось пойти на помощь своему упрямому союзнику не столько ради сохранения престижа, сколько из-за того, что непогашенное пламя на Балканах могло неблагоприятно сказаться на выполнении огромной задачи, которую фюрер поставил перед своими вооружёнными силами на начало лета 1941 года. Получив временный отпор в воздушной войне с Англией, Адольф Гитлер теперь решил осуществить столкновение, которое он с затаённой злобой временно отложил, заключив германо-советский пакт, - столкновение с большевизмом.

Что касается Японии, которая с лета 1940 года тесно связала себя с Римом и Берлином антиамериканским Тройственным актом, то Соединённые Штаты являлись для неё неизбежным противником. Начало изучения японцами вопроса о внезапном нападении на американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор на Гавайях фактически по времени совпало с первым рассмотрением в конгрессе закона о ленд-лизе; однако предварительно Японии нужно было предпринять определённые шаги против разваливавшихся британской, французской и голландской империй в юго-восточной Азии. Японцы небыли ещё готовы наброситься на Соединённые Штаты.

С точки зрения Соединённых Штатов, не было также ещё и разумного объяснения для открытого вступления США в войну. Соображения, которые ранее подтолкнули Рузвельта отклонить призывы Черчиля вступить в войну, когда Франция терпела поражение, всё ещё представлялись вескими. Хотя значительное большинство американцев наконец стало осознавать опасность, исходившую от держав оси, противники вступления в войну всё ещё пользовались большим влиянием. Решаясь на войну, Рузвельту хотелось заручиться единодушной поддержкой народа. Между тем - и это было очень важно - вооружённые силы страны оставались не подготовленными. Лучше ждать, если это позволит противник, и в это же время делать всё возможное для помощи осаждённой Англии, сохранив тем самым шансы избежать горячей войны. Даже если объявить войну, потребуются долгие месяцы, прежде чем Соединённые Штаты смогут сделать нечто большее, чем то, что уже предложено по ленд-лизу. Состояние вооружённых сил достаточно убедительно подтверждало это.

Для военно-морских сил, когда их руководители приступили к определению потребностей флота на двух океанах и получили одобрение своих требований, в том числе ввод нового класса крупнейших боевых кораблей - авианосцев, проблемы закупок были относительно лёгкими, ибо правительственные и гражданские судостроительные верфи могли приспособиться к требованиям устойчивой программы судостроения. Иное дело - снабжение армии и её честолюбивого придатка - военно-воздушных сил. Учитывая быстрое развёртывание событий в мире, запрашиваемые ассигнования оказались недостаточными задолго до того, как конгресс их утверждал, и одни расчёты за другими оказались несоответствовавшими той угрозе, которая всё отчётливее вырисовывалась на горизонте. Например, в мае 1940 года военно-воздушные силы запланировали иметь в своём составе 41 авиагруппу, но уже через два месяца это число было увеличено до 54 групп, что обеспечило бы воздушную мощь в 5000 боевых самолётов и свыше 200 тысяч офицеров и солдат в этом роде войск. Осенью 1941 года эта цифра была увеличена до 84 авиагрупп с общим числом 7800 боевых самолётов.

К счастью, конгресс всё ещё не был склонен закрывать общественный кошелёк. В июне 1941 года комиссия палаты представителей по ассигнованиям рекомендовала выделить военному министерству рекордную сумму в 9,8 млрд. долларов, в том числе - беспрецедентный случай - предоставить право начальнику штаба армии заказывать, не взирая на их стоимость, танки и другое оснащение для создания бронетанковых сил. И чтобы ещё больше продемонстрировать свою щедрость, комиссия рекомендовала выделить ещё 25 млн. долларов в специальный фонд для покрытия любых расходов чрезвычайного характера.

Но и открытые чеки и даже специальные фонды были бесполезны, если негде и нечего было купить. Стеснённые бюджетными ограничениями, артиллерийско-техническое управление армии, военно-воздушные силы и органы армии, занимавшиеся материально-техническим снабжением, медленно разрабатывали прототипы военного имущества, которое потребуется в будущем для обеспечения победы во второй мировой войне. Даже там, где уже определились прототипы, трудно было заранее предвидеть должные ассигнования и потребности в этой продукции с определённостью, которая побуждала бы промышленность заблаговременно переоборудовать старые и строить новые заводы, чтобы в последствии удовлетворить спрос. А если при этом принять во внимание тот спрос на оружие, который предъявляла Англия, Китай, страны Южной Америки и позднее Советский Союз, то управление спрос-предложение будет поразительно несбалансированным. Армия, например, в самом начале остановила свой выбор на 105-мм гаубице, чтобы заменить ею 75-мм пушку; однако перспективы получения этой новой гаубицы в необходимом количестве были настолько неопределённые, что военные руководители оказались вынужденными давать своим потенциальным союзникам устаревшее оружие времён первой мировой войны.

До середины 1940 года, когда в Европе уже полыхала война, президент не создавал никакого органа по руководству промышленностью. Даже тогда он отказался поступить в какой бы то ни было степени своими чрезвычайными полномочиями. Вместо этого он предпочёл возродить совет национальной обороны, состоявший из министров шести главных министерств, и совещательную комиссию к этому совету, которые действовали во время первой мировой войны в соответствии со специальным законом, после войны так и не отменённым. Как только совет утвердил совещательную комиссию, составленную из семи наиболее известных лидеров, Рузвельт был готов свести на нет роль совета.

Из-за отсутствия твёрдых решений в течение 1940 года мало что было сделано в направлении упорядочения военного производства даже после того, как в конце года президент создал в рамках совещательной комиссии специальную группу по определению первоочерёдности выполнения военных заказов. Только в самом начале уже 1941 года Рузвельт предпринял кое-какие шаги по урегулированию военного производства. Он создал отдел управления производством, возглавляемый советом промышленной политики, в который входили: директор Уильям Кнудсен из "Дженерал Моторс", содиректор Сидней Гильман из Конгресса производственных профсоюзов и два члена - военный министр Генри Стимпсон и министр военно-морских сил Френкс Нокс.

Затем на протяжении 1941, 1942 годов и в течении некоторого периода 1943 года происходило форменное размножение органов с чрезвычайными полномочиями, органов самого разнообразного происхождения, генезиса, назначения и долговечности. Почти каждый аспект жизни и развития экономики страны оказался под контролем того или иного органа, иногда даже нескольких одновременно. До 1943 года, когда президент учредил наконец настоящего хозяина - управление военной мобилизации промышленности, возглавляемое членом верховного суда Джеймсом Бирнсом, все органы были подчинены управлению пол руководству страной в чрезвычайных условиях. Президент мог координировать, контролировать и даже лично направлять работу любого органа, связанного с деятельностью в чрезвычайных условиях.

Когда наступил последний год предвоенных приготовлений, организационная структура высшего командного звена оставалась в армии такой, как будто предстояло повторение условий первой мировой войны. Эта структура включала в себя схему так называемого штаба главного командования, разработанную в 1921 году, согласно которой было создано управление военно-оперативного планирования. Офицеры этого управления, как предусматривалось, в военное время составят ядро штаба главного командования, аналогичного полевому штабу Першинга во Франции. Предполагалось, что с началом боевых действий начальник штаба армии примет на себя руководство штабом главного командования. В июле 1940 года такой штаб главного командования фактически начал функционировать во главе с бригадным генералом Лесли Макнейром, который выступал в роли начальника штаба главного командования. В то время полагали, что штаб главного командования со временем создаст что-то наподобие новых американских экспедиционных сил, аналогичных тем, какие были у Першинга; однако первоначально его роль сводилась только к организации обучения войск.

Через год, примерно в середине 1941 года, возникли трудности, когда из управления военно-оперативного планирования офицеры ушли в штаб Макнейра, чтобы подготовить штаб главного командования для выполнения своих обязанностей на театре военных действий. Очень скоро обнаружилось, что вся концепция наличия штаба главного командования противоричит двум неоспоримым фактам.

Во-первых, изъятие офицеров привело к тому, что у начальника штаба армии США не осталось никакого органа, ответственного как за разработку стратегии, так и за осуществлением контроля за операциями на заморских территориях, а поскольку начальник штаба армии сам примет на себя руководство штабом главного командования, то не остаётся ни одного человека для координации деятельности других армейских командований и органов. Во-вторых, у военного министерства было "дитя", которое росло и стремилось покинуть дом, чтобы искать своего счастья. Размеры этого "дитя" и та ответственность, которую оно брало на себя, давали достаточные основания утверждать, что для этого подошло время. Этим "дитя" были воздушные силы сухопутных войск.

Несмотря на всю страстность сторонников развёртывания военной авиации, руководители авиации в годы её оперения, начиная с первой мировой войны вплоть до 1931 года добились незначительной автономии, к которой они стремились. В этом же году военно-морские силы с большой неохотой уступили армии сферу деятельности по обеспечению противовоздушной обороны на Тихоокеанском и Атлантических побережьях страны. Этот шаг усилил позиции сторонников авиации в их утверждениях, что в новой войне роль военно-воздушных сил выйдет за рамки чисто чисто тактической поддержки наземных войск. Это также послужило толчком для разработки дальнего бомбардировщика, что привело в 1935 году к появлению прототипа Б-17 "Летающая крепость" с радиусом действия в 2 тысячи миль.

К 1935 году руководители армии, ориентировавшиеся на деятельность авиации, связанную с проведением операций наземными войсками, молчаливо согласилось с фактом, что военно-воздушные силы будут проводить некоторые операции не зависимо от наземных родов войск; однако они всё ещё продолжали настаивать, что даже и такие операции должны осуществляться под руководством командующего войсками театра военных действий или штаба главного командования. Такова была обстановка, которая характеризовалась очень не большими успехами сторонников самостоятельности авиации, когда люфтваффе добились ужасающего успеха в Польше, Нидерландах и Франции.

Теперь пресса и общественное мнение подняли шумную компанию за создание самостоятельных военно-воздушных сил. Немцы, как это казалось непрофессионалам, продемонстрировали, что самостоятельные военно-воздушные силы являлись более мощным оружием.

Хотя генерал Маршалл относился к идеи самостоятельности авиации с большим пониманием, чем любой его предшественник, тем не менее он ещё не был готов поддержать автономию или даже в то время - это был конец 1940 года - равноправное положение. Главным доводом в возражениях Маршалла, как и других высших руководителей армии, против выделения авиации в самостоятельный вид вооружённых сил было убеждение, что назначение воздушных операций, в том числе и стратегических бомбардировок, состояло в поддержке наземных войск или подготовке путей продвижения для них.

В глазах более рьяных сторонников самостоятельности авиации эти ограничения оставляли военную авиацию в столь же затруднительном положении, как и раньше. Хотя они и предприняли новую компанию за выделение авиации в самостоятельный вид вооружённых сил, заместитель начальника штаба армии по авиации генерал Арнольд считал, что ещё не подошло время для такого изменения.

По мере того как 1941 год приближался к концу, вопрос этот так и оставался открытым, чтобы быть решённым под воздействием разрывов японских бомб в Пёрл-Харборе.

Что касается военно-морских сил, то здесь, казалось, не предвиделось никаких крупных изменений в командовании. Несмотря на две попытки произвести крупные изменения в структуре военно-морских сил, предпринятые комиссиями конгресса на начальных стадиях развёртывания вооружённых сил, их руководители продолжали придерживаться испытанной временем структуры штаба начальника морских операций, основу которой составляли различные отделы и управления. Единственная поправка, которая вначале казалось необходимой, состояла в том, чтобы подготовить единое оперативное руководство, если придётся двум или трём флотам - Азиатскому, Тихоокеанскому и Атлантическому - действовать совместно. Было принято решение, что в таких случаях общее руководство переходит в руки адмирала - командующего Тихоокеанским флотом. Поскольку такое решение было определённым реверансом в адрес более крупного в то время Тихоокеанского флота, то и решение оказалось пробным.