Иосиф Райхельгауз о детстве и книгах (50/50)

ramin

в апвот50-50

В детстве на меня много книжек повлияло. Я ведь жил в замечательном городе, родился и всю юность провел в Одессе, а Одесса, как известно, дала России, тогда еще Советскому союзу, большую одесскую литературу. И для меня, возможно потому что литературный мир совпал с миром реальным, с миром который я хорошо знал, эта литература во многом стала дорогой в другую реальность, в реальность художественную.

Вот когда человек открывает книгу Багрицкого и читает:

По рыбам, по звездам

Проносит шаланду:

Три грека в Одессу

Везут контрабанду.

Он просто читает эти строки и все. А если ты в каком-нибудь четвертом или пятом классе сбегаешь со школьных уроков и едешь на еще необорудованный пляж "Аркадия", где-нибудь в апреле. Ныряешь в холодную воду и поднимаешь мидии. Жаришь эти мидии на куске ржавой жести пока они не раскрылись и посолив ешь. А когда становится темно и небо отражается в море, тогда ты напоследок ныряешь в воду и плывешь среди звезд. Так вот, когда я читаю Багрицкого, я понимаю, что такое нырнуть в небо - это отражение звезд в воде.

Или когда читаешь Катаева "Трава забвения", либо "Время больших ожиданий" Паустовского, да тот же "Золотой теленок" или "Двенадцать стульев" - это же все Одесса, Черноморск, назовите его как угодно. И поэтому, для меня это все одесская литература.

Тот же Исаак Бабель, строки которого для меня сегодня просто Библия. Действительно, как можно сложить слова, чтобы так звучало:

Мы спали шестеро там, согреваясь друг от друга, с перепутанными ногами, под дырявой крышей, пропускавшей звезды. Я видел сны и женщин во сне, и только сердце мое, обагренное убийством, скрипело и текло.

Вот о Гражданской войне можно не читать ни Фадеева, ничего, а просто прочесть эти строки, тогда ты понимаешь, что такое "...сердце мое, обагренное убийством, скрипело и текло". Хотя герой этих строк убил всего лишь гуся.