Конкурс "Героические 90-е". Любовь - не ромашка...

Полчаса назад дядя Митя вырвал у себя сердце.

Об этом Ирка узнала от отца. Ввалился он в кухню, смертельно бледный, с ошалевшим взглядом. Пахнуло от него, как из винной бочки, но речь была внятной, видно в секунду протрезвел.

Разуваться не стал, грязные сапоги оставили черный тянущийся след, словно плуг на пашне. Сел отец за стол, положил буйную голову на руки и зарыдал. По-бабьи, с надрывом.

Дядя Митя был последний отцовый брат. Почти четыре десятка лет назад молодой Никанор в течение полутора лет «отдуплился» двумя парами сыновей. Бабка потом говорила невестке: думала, во время кормления грудью не забеременею…

Четверо братьев Васильевых – гроза и беда не только их улицы, но и посёлка. Крепкие, словно полувековые дубы, задиристые, проходу никому не давали. А бывало, и в Волгоград ездили покуролесить. Пили все, что льётся.

Два года назад, зимой, дед Никанор с женой угорели. Закрыли задвижку в печи чуть раньше, чем надо было.

Но оказалось, что смерть только приоткрыла калитку в их род. Сначала умерла Иркина мама, простудилась, охрипла, но с больницей тянули до последнего.

Потом Игнат возвращался из гостей почти никакой, переползал улицу на карачках, угодил под колеса КАМАЗа.

Следом Никанор-младший жарким летом, под мухой, нырнул в пруд, да так и не вынырнул. Говорили, трусами за корягу зацепился.

И вот теперь Митька.

– Схватились мы с чужаками в магазине. Они перед нами четыре последние бутылки спирта «Ройял» взяли. Кто мешал поделиться: две им, две нам? Мы же уже изрядно выпили.

Митька, как только на улице оказались, подскочил к избе, что напротив магазина, вырвал из нее железную скобу, что бревна крепила, и с этой «рогаткой» наперевес бросился к чужакам. А тут камешек под ногой. Митяй крякнул, завалился набок, как раз на эту железяку. Скоба вошла в грудь почти без звука. Одна ее лапа пронзила сердце.

Ему бы дождаться врачей, но ты же Митяя знаешь: схватил всей своей медвежьей силой, рванул скобу, она вышла, вместе с сердцем. А оно ещё живое, подрагивает…

– Эх, братуха! – заорал отец и так хлопнул кулачищем по столу, что пузатая керамическая сахарница, подлетела, покатилась по столу, грохнулась с него и вдребезги.

Отец стразу остыл, махнул рукой и ушёл в комнату. А Ирка опустилась на четвереньки и начала собирать осколки. Ее правая грудь навалилась на ножку стола и вдруг у девушки закружилась голова. Она почувствовала какое-то неясное томление, будто что-то внутри ее пробуждается.

– Господи, какая ж я дура, – укоряла себя Ирка. – Тут горе такое, а я томлюсь, как псюшка во время течки.

А правая рука, словно наперекор, то и дело касалась запретных мест…

Посоветоваться бы с кем. Но с кем? Мамки нет, с тёткой Марьей, которая иногда помогает по хозяйству отцу – тем более. Есть ещё старшая двоюродная сестра Людка, но она далеко, замужем за лейтенантом, в каком гарнизоне у чёрта на куличках.

Когда Ирке было лет 14, и Людка приезжала, они шептались с мамкой, думая, что младшая уже спит.

– Я гадала на ромашке, он меня любит, – возбуждённо шептала Людка. – Мы время от времени живём с ним, как муж с женой. Ну и пусть он женат, отобью, как пить дать.

– Не дури девка, – сердилась мать, – Любовь – не ромашка. На чужом несчастье счастья не построишь…

У Ирки есть жених, ну как жених? Сын тётки Марьи, очкастый Петька. Отличник. Иногда они шли из школы вместе. Пока не встретили дядю Митю. Он навис над Петькой, как утёс над узкой дорогой:

– Слышь, тля. Если хоть пальцем до Ирки дотронешься, вырву всю руку, засушу с хваталками и в кабинете биологии устрою…

Петька сейчас далеко. Служит в Таджикистане, на заставе, в Московском пограничном отряде. Ох, и неспокойно там – «зелёные фуражки» перекрывают караванные тропы переброски наркотиков.

…Мы сидим с Людой в полутёмном помещении. В нашем посёлке отключили электричество, но мы ждём, когда его дадут, чтобы поставить здание на сигнализацию.

Люда продолжает свой рассказ.

– Через полгода к дяде Васе прибежала тётка Марья. Петьке в неравном бою с душманами осколком гранаты срезало руку. Дядя Вася посмотрел в глаза дочери и сказал: «Ехать тебе надо! Ты же обещала ему…»

Ничего Ирка не обещала. Но боялась, что отец опять пить начнёт. Приехала, Петька сначала обрадовался, потом накричал на «невесту», мол, однорукого пожалела?

Жалости было больше, лет через пятнадцать призналась мне Ирка. Но потом как-то притерпелась к Петьке, хотя и он квасил ничуть не меньше отца. Я понимала, афганский синдром.

Один за другим двое ребятишек родилось. Какое-то чувство пробуждаться у меня начало. Но однажды прихожу домой вечером, Петька в кресле фильм смотрит, попросил чаю. Сделал, принесла. А муж уже мёртвый. И все уложилось в эти страшные 90-е годы.

Сегодня Ирка на жизнь не жалуется. Выбилась в люди, главный бухгалтер предприятия. Единственное, после Петьки у неё мужиков не было, хотя она красивая и статная. И верная. Даже эти безумные годы не вытравили из наших женщин лучшие качества.

Вот только мы дуры, еловые, уже лет семь с сестрёнкой не виделись. Не получается. Может, сесть в самолёт, махнуть в Волгоград, даже без предупреждения?!

Эта история произошла в Волгоградской области. Начиналась в 90-х, "проросла" в 2018 год. Люда - уже бабушка, во внуке души не чает. Ирина тоже ею будет. Как бы ни было трудно, но наши женщины сохранили в себе внутреннюю красоту. И когда нам пытаются "рисовать" образцы европейский Мадонн, хочется увидеть, что с ними было бы, если бы они оказались в условиях наших 90-х...

Спасибо вам, женщины из СССР...