Герои 90-х. Первая независимость. Март 1990 года. Вильнюс.

Новый, 1990 год, начинался для меня достаточно сложно. Преодолев на самолете несколько тысяч километров с пересадкой в Москве, я оказался в Риге. Город встретил меня почти осенним мелким дождиком и температурой + 4°C, выходит, улетал я от мороза, ведь в аэропорту вылета термометр показывал -39°C.

Место в гостинице было забронировано, но если сейчас некоторые частные компании оплачивают своим сотрудникам съём жилья, то в советские времена это считалось излишним барством. Мол, раз человек соглашается на переезд и высокую зарплату, остальное – его проблемы.

При этом я только чисто теоретически имел право на замену гостиницы – издание, куда меня пригласили работать, считалось достаточно солидным, а, значит, журналист должен жить не у чёрта на куличках, а в центре города. Рядом с местом моего обитания находился планетарий, а в двух-трёх минутах ходьбы центральная площадь с 42-метровым монументом, установленным в 1935 году, своеобразная латышская Статуя Свободы. А отсюда и до редакции было рукой подать.

Своего непосредственного начальника на месте не застал – времена были очень серьёзные, а в истории Азербайджана и Армении и вовсе чёрные. Сначала начались погромы в Народном Карабахе, а потом в Баку был создан Народный фронт Азербайджана, прокатилась волна митингов, а затем снова пролилась кровь. По разным оценкам в январе 1990 года погибло от 131 до 170 человек.

Миша срочно вылетел в эту республику, чтобы вести самые страшные репортажи в своей жизни.

А я, оставшись без непосредственного руководства, был «отпущен на вольные хлеба» – знакомился со столицей Латвии, накапливал «фактуру» и пробавлялся заметками.

Мой руководитель отдела сразу после возвращения из командировки был срочно отправлен на месяц в отпуск, прийти в себя психологически. Так что встретились мы с ним перед Международным женским днем, 5 марта, в понедельник.

Кажется, не очень друг другу понравились при первой встрече. Неудовольствие шефа возросло многократно, когда он узнал, что за первый месяц своей работы я не подготовил ни одной публикации, ради которой люди были бы готовы выстраиваться в очередь в киоски Союзпечати за час-полтора до их открытия.

В общем, в два дня до праздника и сразу после него Миша подписал мне «приговор» – иди в другие отделы, договаривайся, может быть, кто-то согласится взять на поруки такого бестолкового журналиста.

Проект распоряжения уже лежал в папке у секретарши главного редактора.

И тут как гром среди ясного неба – в воскресенье, 11 марта 1990 года в 22 часа 44 минуты, Верховный Совет Литвы во главе с Витаутасом Ландсбергисом объявил о том, что отныне ни один закон СССР на территории Литвы не действует, страна возвращается к Конституции 1938 года и выходит из состава союзного государства.

Миша спустя несколько часов уже собрался в Вильнюс. Но неожиданно нас вызвал ответственный секретарь газеты и объявил:

– Михаил срочно отправляешься в Москву, сегодня там открывается третий съезд народных депутатов. Ты уже работал на первых двух. А ты, Юрий, сегодня же убываешь в Вильнюс, хочется посмотреть, есть ли в тебе что-то репортёрское. Через четверть часа ожидаю вас с планом-заданием на командировку. Она будет с 12 по 16 марта. В понедельник 19-го го я жду обоих в редакции.

– Если будет возможность передавать информацию по телеграфу или телетайпу – это приветствуется, – это уже мне.

Мы были уже у двери, когда ответсек крикнул в спину:

– Кстати, вас уже развели – по возвращении Юрий переходит в другой отдел.

Перед отъездом меня направили к главному редактору. Подписывая мои командировочные документы, он решил провести со мной «отеческую беседу».

– Твоя основная задача – встретиться с руководителями «Саюдиса» и ЦК Компартии Литвы, к Ландсбергису, Бразаускасу и Прунскене ты вряд ли пробьёшься, но без интервью с двумя-тремя новоявленными министрами, не возвращайся. Это лакмусовая бумажка твоего профессионализма.

На рожон не лезь, береги себя, помни о жене и детях. Старайся уходить от любых конфликтов, обстановка наэлектризованная. В случае чего – обращайся к сотрудникам правопорядка.

Тебе будет трудно – ты никого в Вильнюсе не знаешь, но в этом есть и свой плюс – для всех ты там будешь незнакомцем…

Дав, и возьми русско-литовский разговорник – людям нравится, когда к ним обращаются на родном языке…

Легко сказать, министры и «Саюдис». «Движение» – так переводится с литовского название основной партии, которая боролась за независимость страны. Почти год назад, 26 марта 1889 года, «Саюдис» одержал внушительную победу на выборах народных депутатов СССР: 36 из 39 его кандидатов были избраны, коммунисты были представлены 6 представителями.

Для того чтобы «выйти» на министров нужно, как минимум, аккредитоваться в Верховном Советы Литвы. Поэтому своё знакомство с Вильнюсом я начал именно с этого здания. Представился охране, они вызвали руководителя службы по общественным связям. Девушка пояснила, что все документы нужно оформлять в Союзе журналистов Литвы, подсказала, как туда добраться.

И вот тут и случился первый конфликт. Руководители Домжура решительно отказались давать мне «пропуск» в парламент. Мол, наше издание не было замечено в поддержке национального движения литовцев. Вернее, старалось всё освещать объективно, а надо бы с большим усердием.

– Мне нужно встретиться с вашими министрами, – возразил я, – а они, наверняка, будут завтра на заседании Верховного Совета. А если я туда не попаду, наше издание опять не сможет рассказать о ваших новых назначенцах, которых пока в мире никто не знает.

В общем, скрипя сердцем, аккредитацию мне выдали. Причем город RIGA написали огромными буквами, а название издания мелко-мелко.

В мире нет ничего случайного – эта вроде бы «описка» потом несколько раз помогла мне…

Наверное, нет смысла описывать свои беседы с руководителями «Саюдиса» и ЦК КПЛ, с министрами. Все, кто считал, что отныне Литва независима, были воодушевлены, их глаза блестели, перспективы дальнейшей жизни казались яркими, как лучи полуденного солнца в середине июля. Коммунисты, напротив, казались грустны – только 15 марта Витаутас Ландсбергис должен был зачитать личную телеграмму от Михаила Горбачёва, в которой, по их мнению, будет поставлен большой жирный крест всем этим «поползновениям» от генеральной линии партии.

Как к ситуации в республике относились простые люди? Русским, а именно они составляли основную массу рабочих союзных предприятий, очень хотелось, чтобы всё вернулось на круги своя. Литовцы, а их на тот момент насчитывалось 79,58 % против 9,37 % русских, рассчитывали, что с принятием независимости их жизнь значительно улучшится.

Защищать свободу от СССР собирались многие. Я был в штабе «Саюдиса», когда там началась запись добровольцев. Не забуду своей беседы с моим ровесником и почти коллегой – он работал оператором на литовском телевидении. Поинтересовался у него:

– В армии служил? Оружие в руках держал?

– Не служил, с оружием дела не имел…

– А как же ты свободу собрался защищать?

– Готов мыть полы в казарме, картошку чистить, лишь бы помочь…

И так почти каждый. Но я обратил внимание на то, что большинство добровольцев было из интеллигенции. С высшим образованием. Остальные в это время, наверное, трудились на предприятиях, им записываться было некогда.

…В эти дни на улицах Вильнюса было очень много иностранных журналистов. И что самое поразительное – соотношение европейских и азиатских представителей СМИ было едва ли не один к одному.

Мой новый знакомый Вова – фотокорр из журнала «Огонёк» – зеленел от зависти, как нильский крокодил, когда видел, как работает его коллега из Малайзии возле «штаба» сторонников СССР – Октябрьского райкома КПЛ. Восточный человек делал снимки едва ли не каждого сквозняка, и вздрагивал, как от электрического разряда, если кто-то входил в здание или выходил из него.

– Где мы, а где Малайзия? – удивился я.

– Не скажи, старик. Это же папарацци (именно тогда я впервые услышал это слово). Охотники за снимками. Их называют так по имени фотографа Папараццо, который донимал главного героя фильма «Сладкая жизнь», снятого в 1960 году. Вдруг кто-то выходит из райкома, а ему сразу – пулю в лоб. А потом ведущие информационные агентства купят этот снимок за тысячи долларов.

– А что ты на него так возбуждаешься?

– Понимаешь, он расходует за день порядка полусотни фотоплёнок, а мне на неделю выделяют всего три…

Но вернёмся к историческому дню 15 марта.

Мы разделились с Вовой. Он отправился непосредственно в зал заседания, уж не знаю, как прорвался, а я «дежурил» в пресс-центре, куда собрали всех журналистов. Нам выдали наушники, которые аккуратно протестировали минут за пять до «тронной речи» В. Ландсбергиса. В нашем кабинете было достаточно тесно, несколько десятков человек. Говорили, в основном, по-английски, но слышалась, немецкая, французская, испанская речь.

Глава парламента вышел на трибуну, начал говорить, а мы с ужасом поняли: нас провели, как воробьев на мякине – абсолютно все наушники были немы.

Первым среагировал поляк. Он взвился со стула и истошно завопил:

– Холера ясна! Всё выключено, а завтра сами спросят: почему не написали!

Оратор о чём-то увлеченно говорил с четверть часа, иногда жестикулировал, а нам сверху тогда казалось, что он пытается дирижировать оркестром.

Наконец, нам включили звук. Уже после того, как начались обсуждения в прениях. Речь шла, кажется, о том, в какую сторону должно быть повёрнуто копьё Витовта Великого на почтовой марке…

– Горбачёв заявил, что есть проект постановления – считать решение Верховного Совета Литвы о выходе из СССР недействительным. Позже будет принят специальный закон на этот счёт.

…Когда я читаю о том, что 23 марта 1990 года в Вильнюс были введены советские танки и войска, я вспоминаю свою вторую командировку – с 22 по 26 марта. Ни одного танка и БМП на улицах не видел, но народ основательно этим запугали. Хотя вильнюссцы прекрасно знали, что в городе, в Северном городке, «расквартирована» дивизия Прибалтийского военного округа.

В том же 1990 году 379-го самоходный артполк под командованием полковника Аслана Масхадова признан лучшим в ПрибВО. В следующем году полковник был назначен начальником штаба ракетных войск и артиллерии Вильнюсского гарнизона. Второй президент Чеченской Республики Ичкерия прослужил в Вильнюсе с 1986 по 1992 год. Говорят, в его полку не было дедовщины, а жёны офицеров могли присутствовать на занятиях.

Войска были…

Остается добавить, что март 1990 года стал одним из самых нервных в новейшей литовской истории. Трагичнее было только в 1991 году – в январе и августе.

С Мишей мы встретились утром в понедельник, 19 марта, в редакции. Оба привезли такие материалы, что в киоск за газетами выстраивались очереди за час до открытия. По сути, мы смотрели с ним на одно и тоже историческое событие из разных мест. И людям очень хотелось знать, что же происходит…

Кстати, именно 15 марта 1990 года Михаил Горбачёв избран первым президентом СССР. И тогда же выход из СССР Литвы признан незаконным…

Вот только Миша до сих пор не может мне простить, что я до 12 марта «прикидывался валенком», скрывая свой настоящий потенциал…