Конкурс «Герои 90-х». Еще польска не згинела. Но потрепалась изрядно…

Моему старшему двоюродному брату Лёне очень повезло. Его призвали на срочную службу весной 1975 года, да не куда-нибудь, а в Группу советских войск в Польшу, в небольшой городок на побережье Балтийского моря. Город известный еще в Х веке, когда стал центром епархии. А его первый епископ Рейнберн был в свите жены Святополка Окаянного, князя Туровского, великого князя киевского ровно 1 100 лет назад. Умершего в тюрьме Киева.

Мой брат обладал практически каллиграфическим почерком, что сразу отметили сразу две инстанции – офицеры штаба и «дембеля». Для жен первых он красиво надписывал открытки на Родину, с поздравлениями к 58-й годовщине Великого Октября. Вторые диктовали незамысловатые армейские строчки в дембельские альбомы:

«Улетают в родные края,
Дембеля, дембеля, дембеля.
И куда не взгляни в эти майские дни
Всюду пьяные бродят они…

На перроне девчонка в слезах
Тихо шепчет: останься солдат…»

Трогательно и сердито. Хотя к польским девушкам этот солдатский «гимн» никакого отношения не имел. Ясновельможные пани так воспитывали своих «цурок», что бравые широкоплечие русские парни для них были чем-то подобными на Везельвула в человеческом обличье. И даже природная «тяга» к широкому и надежному мужскому плечу не должна была заставить потерять «любовь к Речи Посполитой».

Лёня, приехал в гости в 1979 году, когда уже давно согласился на сверхсрочную службу и стал «сверчком», выражаясь армейским языком. Это уже гораздо позже появилась песня: «О, Боже, какой мужчина!» списанная явно с Лёни. Стройный, стильно одетый, уверенный в себе. Он вручил нам с братом по жвачке и похлопал по плечам. Мы жвачку вернули со словами: «К подачкам не приучены». После чего съездили с Лёней в райцентр и получили в подарок шикарный по тем временам радиоприемник «Ровесник»…

А спустя ровно пятнадцать лет, в 1994 году, когда советских войск уже не было в Польше, я впервые встретился в Калининграде с ветеранами Войска Польского и их боевыми подругами из того самого городка, в котором почти 7 лет отслужил Лёня. И что вы думаете, они пели? Jeszcze Polska nie zginęła? Как бы не так! «Уральскую рябинушку» на польском. Ту самую, где слева кудри токаря, справа – кузнеца…

В том же году я впервые попал в Польшу. Вернее, перемахнул через границу: в польский город Бранево. На импровизированную ярмарку, где польские паны и уже российские товарищи и дамы, производили натуральный обмен. У поляков традиционным спросом пользовались «цигарки» и "паливо" (топливо), а наши тётки брали колбасу, кофе и почему-то семена. Дело в том, что в польских пакетиках семян было валом, в пригоршню, а в наших старались не перепутать цифры 19 и 20.

Это был апрель 1994 года. Разгоряченные удачными приобретениями, польская и российская сторона решила отметить это событие в одном из первых частных кафе. И тут выяснилось, что и на Руси, и в «Поляндии» живется не так уж «вольготно и весело». Граница – всего лишь граница, а по её стороны жизнь примерно одинакова.

Польский язык никогда не был для меня особо трудным. По сути только числительные, выпаливаемые как из автомата, требуют усиленной подготовки. Джьевеньчь – это девять, а дванаще уже двенадцать. А шьедэмнашьче – это и вовсе уже 17.

Когда начинают торговаться – не сразу и поймешь – в плюсе ты или в минусе.

Но как оказалось – это ещё ягодки. Думаю, те, кто был в столице Польше – Варшаве – в 90-е годы: не дадут соврать – одним из самых криминальных районов города был «Стадион» – место, где размещался самый большой базар в Европе. Одними из первых в 90-е годы сюда устремились вьетнамцы, которые торговали здесь всем и вся.

В их наречии и джьевеньчь, и дванаще, и шьедэмнашьче превращались в один сплошной ся-ся-ся-ць. Приходилось общаться на пальцах. В натуральную величину.

К «Стадиону» вплотную примыкает не менее криминальный район, куда коренные жители Варшавы старались без особой нужды не заглядывать. Это Прага. Но не столица Чехии, а район польской столицы. Там некогда гулял и я. Но, заметьте, турист там вычислялся и вычищался сразу. Нужно было, по крайней мере, разговаривать по-польски чисто, чтобы всю твою наличность не «подрезали».

На зато недалеко находилась и набережная Вислы. Думаю, кто-то слышал знаменитую польскую песню: «Гей ты, Висла голубая, лес вокруг». Сверху, со спутника эта жилка возможно и казалась голубой, но внизу, особенно в жаркие деньки, был мутновата.

Однако вернемся к более близким «материям». В середине 90-х годов мне удалось познакомиться со знаменитым Лехом Валенсой. Высокий, широкоплечий, спокойный, словно сто вьетнамцев на «Стадионе», поначалу он отнесся ко мне, как стог сена к соломинке. Но он несколько удивился тому, что его собеседник читает на языке оригинала Генрика Сенкевича, иногда общается с Беатой Тышкевич.

На «сближение позиций» ушёл не один год. И только в середине десятых годов уже нынешнего века, я, наконец, задал Леху вопрос, который мучил меня почти четверть века: «А нужно ли было городить огород с «Солидарностью», в начале 80-х годов ХХ века?»

Мудрый Лех, с поседевшей головой, задумался на десяток секунд:

– Езус Мария об этом ведает! Раньше в Гданьске на судоверфях работало порядка 30 тысяч человек, а двадцать лет спустя – хорошо если 3,5 тысячи. И все равно другого пути не было – мы все хотели перемен!

И эти перемены пришли! В те же 90-е годы один мой знакомый, пан Михал, который познакомился с супругой в университете того же Гданьска, где они готовились стать учителями, обмолвился как-то:

– Жить очень сложно. Это хорошо, что я выучился играть на саксофоне, и мы вместе с друзьями каждую субботу играем для туристов, да продлит Езус, их годы. А если бы не выучился? Я бы собирал трускавку под палящим солнцем в свободное от преподавание время.

Трускавка – это клубника (с украинского – земляника).

Его супруга Малгожата (в переводе «Жемчужина») сетует на другое.

– Польску всегда объединяла вера. А сейчас все краится (рушится). В костёл раньше пани приходили помолиться Богу, а теперь – похвалиться обновками…

А дети не дружат с теми, кто не имеет компьютер...

В 90-е годы мне удалось объездить Польшу вдоль и поперёк. Ближе к Кракову или Варшаве был распахан каждый клочок. Здесь люди не просто живут, а имеют достаток. Скорее всего, близость к городам-миллионникам. Те, кто живут победнее, стараются держаться за традиции…

Раньше я никогда не задумывался о том, почему поляки эмоционально восклицают: «Матка-боска Ченстоховська!». Теперь знаю, что в Ченстохове находится главная святыня Польши – Ченстоховская икона Божией Матери, так называемая «Черная Мадонна». Считается, что икону написал евангелист Лука. По другой версии – икона изменила свой цвет на чёрный после пожара. Но чему я доверяю больше – информации о том, что всего было создано 12 подобных икон из эбонитового дерева, отсюда их чёрный цвет. Я узнал об этом историческом факте при работе над повестью о жизни Парацельса…

Изменились ли поляки за последние 20 лет с конца девяностых? Мне кажется, что страна стала более полярной – достаточно вспомнить противостояние двух ветвей власти – Бронислава Комаровского и братьев Качиньских. Бронислава видел издалека, подойти к нему постеснялся. С Ярославом посмотрел глаза в глаза – обменялись пару-тройкой фраз.

Добавило это противостояние «очков» Польше – наверняка нет. Но поляки всегда умели очень хорошо варьировать между США, Великобританией и Германией. Одна цифра – в 2011 году Польша отправила в общий бюджет Евросоюза – € 3,2 млрд, а ей было выделено на развитее из этого же фонда – € 14,4 млрд. То есть страна находится в плюсах, как минимум на €11,2 млрд.

Как говорят в Одессе: «Щоб я так жил…»

Но еще не менее удивительно: польские пани до сих пор не смотрят на сторону – страна остается самой мононациональной в мире. В том же 2011 году из 36,085 млн жителей Польши – 36,007 млн считали себя этническими поляками.

Вкрапления «национальных меньшинств», в частности, белорусов имеются. Но это «островки» конкретных народов. Говорят, что ежегодно женятся и выходят замуж за представителей не титульной нации – не более 0,3 % поляков…

В первый раз в Польше я оказался в апреле 1994 года. Объездил немало повятов и гмин. Ценю то, что в Лодзи до сих пор стоит и сегодня расцветает русская мануфактура – сейчас здесь шикарный торговый центр с десятками ресторанов. В Познани до сих пор работает ресторанчик, связанный с советской историей – здесь на стенах полотна с изображением Ильича, например. Владимир Серов «Ходоки у Ленина», несколько бронзовых и гипсовых статуэток вождя мировой революции.

Правда за любовь к прошлому приходится платить – стопка «водувки» здесь стоит примерно в два раза дороже, чем в забегаловке в историческом центре. Мне нравятся Краков, с его Вавелем, где, в частности, похоронены 17 польских королей.

Но мне так же интересны и маленькие польские города и деревеньки. Здесь до сих пор «не выветрился» славянский дух. На вечерней зорьке мы любим сидеть во дворе и говорить "за жизнь"...