Иногда, случай может взболтать порядок повседневной жизни, и стать тем окном, взгляд в которое приведет к странным откровениям. Он выплеснет на поверхность сознания что-то, существования чего в себе ты и не подозревал.
В тот день я задержался на работе и мне пришлось отложить мою обычную пробежку до более позднего часа. Парк в это время, покрытый молочной пеленой тумана, напоминал полотно Моне. Однако, ограниченная видимость меня не беспокоила. Я знал дорожку как свои пять пальцев. Туман даже приправил моё восприятие псевдо ожиданием.
Вышел немец из тумана
Вынул ножик из кармана
Буду резать, буду бить
Все равно тебе водить.
Приблизившись к отметке трех четвертей круга, я заметил неопределенные контуры человека, сидевшего на траве, шагах в двадцати от дорожки. Заинтригованный, я остановился, и сделал пару шагов к сидящему человеку.
‒ Все в порядке?
‒ Я то в порядке ‒ отвечал старческий голос – чего не могу сказать о моей ноге. Думаю подвернул. Не могу наступить. Споткнулся. Проклятый туман.
Подойдя ближе, я узнал этого человека. Этот старичок обычно гордо гулял в парке опираясь на тросточку.
‒ Зачем же вы так далеко отошли от дорожки? ‒ спросил я, стараясь приподнять его с земли.
‒ Нет, нет, не так! ‒ его лицо исказилось от боли и раздражения – с другой стороны!
Я подумал “Какой брюзга, поди помогай такому”.
‒ Я хожу там, где мне заблагорассудиться. Вот так, вот так, правильно – прокомментировал он после того, как я взвалил его на спину.
Наклонившись, чтобы произвести эту операцию, я почувствовал запах мочи, и тогда понял для чего он сошел с дорожки.
‒ Куда ты меня тащишь?
‒ Сейчас донесу до скамейки, а потом позвоню в неотложку.
‒ Нет, нет. Просто донеси мени до машины.
Особой радости мне его слова не доставили. Уж как‒ нибудь, а повежливее он мог бы быть.
А где ваша машина?
Вон там – показал он на стоянку на пригорке. К счастью для меня, он был “кожа да кости“.
Везти он не мог. Подвернута была правая нога. Я усадил его на пассажирское место его желтого Кадиллака Севил и только спросил
‒ Куда?
Йон, так звали этого старика, жил недалеко от парка, и жил один. Когда мы приехали, мне пришлось повозиться с его замком, прежде чем я смог открыть его входную дверь. В машине я его рассмотрел. Его лицо – овал обернутый пергаментом, с глубокими прорезями морщин и протуберанцами варикозных вен, отстояло далеко от любого эталона красоты. Цвет его глаз, когда‒ то, возможно, голубой, как вода в заливе Мексики, сейчас тоже напоминал цвет воды, только той, которая была разлита по кухонному прилавку из желтого мрамора с коричневыми прожилками. Но выражение глаз было гордым и даже слегка высокомерным и насмешливым и словно говорило: “Да я некрасивый. А ты что - Апполон Бельведерский?“
Открыв дверь, я возвратился к машине, еще раз взвалил Йона себе на плечи и внес его в дом.
‒ Куда? – взглядом я искал диванчик или кресло, чтобы его опустить.
‒ Отнеси меня в спальню. Прямо по коридору и налево. Там у меня есть инвалидное кресло.
Дом был завален всяким хламом. Приходилось лавировать, чтобы чего нибудь не задеть.
‒ Хорошо – прокомментировал он когда я опустил его на кровать – теперь выкати кресло. Вон там в чуланчике.
Разместившись в кресле, Йон покатил в кухню за льдом. На этот раз я смог рассмотреть детали обстановки. Я был удивлен. Не столько тем, что в квартире старого человека были старые вещи, сколько их необыкновенным количеством.
Сервизы старинного высокого пробы серебра для кофе, чая, сахарниц, тяжелых блюдец и подносов из серебра и бронзы, красивые коричневого стекла вазы, раскрашенное турецкие стаканы, Китайские картины на рисовой бумаге, статуэтки Будды, керамические английские или немецкие пузатые кружки, изношенные турецкие, персидские и арабские коврики, африканские изогнутые статуэтки, из черного дерева или какого‒ то черного камня с инкрустациями из слоновой кости. И все это покрыто толстым слоем пыли.
Заметив что я смотрю вокруг он провозгласил:
‒ Моя коллекция! Что внушает уважение?
‒ Без сомнения.
‒ Ты можешь вытащить пакет со льдом из ледника?
Когда это было сделано и я предложил отвезти его назад в его спальню, он приподнял руку в протестующем жесте.
‒ Довольно, довольно. Теперь я уже сам… Послушай, я благодарен тебе за помощь. Оставь мне свой телефон. А это мой – и он протянул мне свою визитную карту.
Йон позвонил мне через две недели и пригласил прийти.
‒ Приходи с женой, сказал он.
‒ Вам повезло с мужем, сказал Йон, похлопывая меня по плечу, ‒ и обращаясь к моей жене, после того как актуальность темы “скорость восстановления после вывиха“ себя исчезала.
‒ Вы правы. Мой муж ‒ хороший человек, вставила моя жена – а вы знаете. Что он сказал о Вас?
‒ Наверное то, что я большой грубиян.
‒ Ну, что вы – моя жена расширила глаза в требуемом для ситуации недоумении. – Как раз напротив. Он сказал что вы – особенный человек. И мой муж, между прочим, не дает таких характеристик просто так.
Все это конечно было плодом ее воображения – я никогда подобных слов не произносил. Впрочем, в данном случае, я был доволен ее находчивостью. Несмотря на внешнюю грубость, в Йоне было что-то привлекательное. Может быть – это было осознание не случайности его существования.
Я всегда удивляюсь способностям моей жены говорить людям приятное. Она это делала всегда, как тот цыган, который порол своих детей заранее, с расчетом на то чтобы их будущие провинности не были бы им, не дай бог, спущены.
‒ Это типично твоё мышление – обычно парировала она– все, что я делаю это – бываю вежливой. Дай людям случай показать себя с хорошей стороны.
‒ Какой он урод – шепнула она мне на ухо и любезно улыбнулась Йону.
‒ Йон улыбнулся мне удовлетворенной улыбкой, показывая мне глазами, что он ценил этот навык в женщинах. Разговор зашел опять о коллекции Йона. Мы встали из-за стола и пока шли за ним, моя жена восторгалась каждой вещичкой. Я тоже старался попасть в тон, когда взор Йона обращался ко мне.
‒ Что вы думаете об этой картине?
Картина – пейзаж изображавший загородный дом где‒ то в южной Европе судя по архитектуре – Франции или Италии. Дом утопал в зелени.
‒ Хорошая работа – сказал я – Настоящий импрессионизм. Чья это?
‒ Сезанна.
‒ Сезанна? – перспросил я – Что знаменитый Поль Сезанн – французский импрессионист? И это подлинник?
‒ Разумеется – Йон горделиво выпятил нижнюю губу. Я не держу подделок. Это одна из его ранних работ. Того периода, когда он жил у своего отца в Аиксе.
‒ Как же он у вас оказался, если не секрет?
‒ Это долгая история – Германия, сорок пятый год. Как‒ нибудь я тебе расскажу, если к тому времени ты еще будешь жив – он рассмеялся своим смехом гиены.
– Так ты хочешь его или нет? Он оборвал свой смех так же резко, как и начал.
Надо сказать – это был сложный вопрос. Я любил Моне, Ренуара, Дега, был довольно равнодушен к Сислею, Мориссоту и Мане, и догадайтесь кого я терпеть не мог? Писсаро и, особенно, Сезана. Почему? Не знаю. Во всяком случае не знаю за границами “Мне нравится“ или “Мне не нравится“. И уж точно не знаю почему мне нравится или не нравится.
И почему, собственно, я обязан обожать Сезана? До того как он прославился были миллионы, людей которые его терпеть не могли. Он не мог даже продать ни одного полотна. А вот теперь он, поди ж ты, всеобщий любимец. “Вы не любите Сезанна? Какой стыд! “
Вешать это на стену ‒ что я с ума сошел? Я уж такой человек. Или мне нравится, или это меня раздражает – нет середины. И картина Сезанна определенно будет раздражать. В то же время отказаться от оригинального, подлинного Сезанна? Что я идиот? Такое полотно может стоить миллион. С ума сойти миллионное полотно в восемьсот долларовом апартаменте. Я беспомощно посмотрел вокруг. Господи, почему это не Моне или Ренуар?
Настойчивый взгляд Иона, однако, требовал немедленного ответа. Я как будто физически ощущал напор потока фотонов, устремленных из его глаз: “ты хочешь его или нет?", “ты хочешь его или нет?“
‒ Ну конечно, Ион. Спасибо большое. Спасибо. Только …
‒ Только что? Ты волнуешься насчет моих детей? Йон задержался на время, необходимое проглотить большой кусок яблока. – Не волнуйся. Моему сыну – упрямым движением он нагнул голову вниз – я не оставлю ни цента.
‒ Правда, почему? Я был рад возможности задержать разрешение инцидента, в то время как моя жена потянула меня под столом за рукав. “Молчи. Не твое дело. “
‒ Он развелся со своей первой женой ‒ продолжал Йон. ‒ Он, видишь ли, ее разлюбил – А я – Йон поднял палец, подчеркнув, таким образом, важность произносимых слов – Я её любил! Я!
Он сделал пару молчаливых шагов вперед назад, наклонив голову вниз еще больше, как будто смотря себе под ноги.
‒ Я все оставлю дочке – продолжал он как бы делая риторическое замечание. – Она хорошая. Она получит все это – он сделал полный оборот головой и глазами, указывая на обстановку дома ‒ и гораздо больше. Но она понимает в картинах как свинья в апельсинах – он рассмеялся характерным для него хохотом гиены, из чего я заключил, что его дочь была далека от искусства. – По крайней мере, ты знаешь о ком я говорю.
‒ Я бы с удовольствием, я невольно почесал затылок – только я не думаю, что у меня есть место для такой картины – постарался убаюкать его бдительность. Таким образом и моя нерешительность легко объяснялась.
‒ Я сам разберусь – в этот момент его улыбка показалась мне дьявольской. Это замечание было встречено необычайной радостью со стороны моей жены, которая щипала меня под столом, таким образом педагогично объясняя мне, что я идиот.
‒ Я приду в тебе домой и найду место на твоей стене – резюмировал Йон, ответив на мой изумленный взгляд.
Как только Йон вошел, его глаза сразу словно приклеились к тому месту на стене гостиной, где картина могла бы висеть. Он повернул ко мне голову с почти недоумевающим взглядом. Зеркальное отражение, сделало его потухший зловещий взгляд, по-детски веселым.
‒ Что же ты сказал, что у тебя не было места для картины ? Да оно просто идеально!
‒ Вы абсолютно правы! – моя жена бросила Йону улыбку звезды экрана. – Я, собственно, сохраняла это место для хорошей картины и вуаля! – она распахнула пальцы веером. ‒ Мой муж сейчас прибьет гвоздь в стене, чтобы мы могли ее повесить, а мы с вами – она взяла Йона под руку – пойдем к столу. Что вы будете пить? У нас есть замечательное легкое вино, коньяк, бренди, тагила, шнапс? ‒ ее любезный разговор замер в глубине столовой, обсуждая меню, в тоже время как я должен был повесить этот Сезанновский “дом с зеленью“ посередине моей собственной гостиной.
Йон уехал и я встал напротив картины, вглядываясь в нее, и пытаясь решить, что же я все‒ таки я так не любил в Сезанне?
Закрыв глаза, я постарался мысленно воспроизвести образ картины Сезанна. Вместо нее мне пришел образ картины Моне, одного из его руанских соборов. Моне ни о чем меня не спрашивал, ничего не требовал. “Я пишу как поет птица“, вспомнил, прочитанные где-то его слова. Для меня он открыл другое окно, другой способ видения видимого мира. Осязаемые объекты, которые я знал как часть моего жизненного опыта, как бы расплылись, перестали существовать, уступив место распознаванию их как мелькающие вибрации, как только вместилище света.
Сезанн, с другой стороны, производил впечатление правдоискателя, настолько верного искусству и природе, что он как бы обязывал меня к тому же, заставлял сравнивать свой путь поиска правды с моим собственным или, говоря попросту, с отсутствием такового. Если Моне дотрагивался до меня легко, то Сезанн схватывал за горло и стягивал как веревка.
В этот момент я почувствовал присутствие моей жены. Она подошла незаметно и, уперев руки в бока, тоже рассматривала картину.
‒ Из-за этого – я показал на картину – я даже не могу больше смотреть на свою собственную стенку. Я ее сниму. Так и знай.
‒ Ты таким не гибкий. Я, например, могу смотреть на нее совершенно спокойно. Мне она даже нравится. Зачем снимать со стены? Йону это может не понравиться.
‒ Понравится, не понравится… Плевать я хотел.
‒ Ну зачем же плевать? Если тебе так уж не нравится, мы ее закроем шторкой. Это неплохо даже с точки зрения осторожности. Кроме того мы должны ее застраховать.
‒ Так что же, позвони своему брату. Он уже застраховал нас на все что возможно. Добавь к этому еще и картину.
‒ За кого ты меня принимаешь? Я уже позвонила. Он сказал, что картина должна быть показана профессиональному оценщику.
‒ Ну так пусть он это и сделает.
‒ Конечно, и, причем, немедленно.
‒ Ну так что сказал оценщик? - Спросил я сразу как только пришел с работы.
‒ Между прочим, это была она.
‒ Какая разница? Она. Он.. . Что она сказала?
‒ Она сказала, что картина не числится ни в одном из каталогов Сезанна.
‒ Я знаю. Йон же сказал, что это его неизвестная картина.
‒ Ну дай же мне закончить. Она не в одном из каталогов Сезанна, но это совершенно точно – его стиль. Весь вопрос состоит в том, если это подлинник или только хорошо сделанная имитация.
‒ Ну так что же она решила в конце концов?
‒ Дело, собственно, за нами.
‒ Что ты имеешь в виду? – меня раздражали эти детали.
‒ Провести настоящее исследование довольно дорого…
‒ А если…
‒ А если мы его не проведем, тогда страховая компания застрахует ее только на сто тысяч. И то потому, что мой брат нажмет на все возможные кнопки.
Тут было над чем подумать. У меня не было причин сомневаться в честности Йона, но ведь он – не специалист, а только коллекционер. Он сам мог обмануться. В его коллекции было много очень ценных вещей, но с другой стороны, многие из них были, с моей точки зрения, просто хламом.
Моя жена продолжала разговор о страховой компании, на который я стал отвечать немного невпопад, потому что мне пришла в голову неожиданная мысль.
Если эта картина, не была картиной Сезанна, то что же означает эта моя явная к ней неприязнь? Действительно ли я терпеть ее не мог, или же я предопределил свою нелюбовь, просто потому знал, что она принадлежала кисти Сезанна, и поэтому не могла мне понравиться по умолчанию?
Может быть в моей закоренелой нелюбви к Сезанну его вины и не было. Может быть мой мнение, пусть даже внутреннее, не высказанное, но то которому я следовал, мнение противное большинству, было просто позой? Было чем-то, что я установил в дни молодости, просто потому, чтобы острее чувствовать свою индивидуальность.
И все эти годы, ведомый этим мнением, как метрдотелем ресторана, я никогда не переосмысливал ни своего отношения к Сезанну, ни своего отношения к искусству вообще.
Короче, “домик с зеленью” по‒прежнему висит в моей гостиной. Как я к нему отношусь? Даже и не знаю. Мы застраховали его на пятьдесят тысяч в надежде, что если его украдут, то он окажется подделкой. Йон по-прежнему жив и здоров. Иногда он приходит к нам и гордо стоит перед картиной, облокачиваясь на свою тросточку и выпячивая губу качает головой, как истинный гурман, который только что испробовал великолепного кофе.
Я очень хочу сформировать моё мнение о Сезанне заново. Но, в Лос Анжелосе, Сезан почти нигде не представлен. В ЛАКМЕ (1) числится только одна его работа. Значит нужно ждать до следующий заезжей выставки.
Моей жене же, картина даже очень нравиться. Она стала даже предметом ее гордости. Когда у нас собираются гости, она с гордостью показывает им картину
‒ Она написана в стиле Сезанна, – и, понижая голос до интимного шепота, она добавляет с загадочной улыбкой ‒ Это может быть даже оригинал – и, обращаясь ко мне, добавляет ‒ правда дорогой?
1 - LACMA | Los Angeles County Museum of Art
@mgaft1, 👍️. Рассказ мне очень понравился. Несмотря на ненависть к картине, это как-то не чувствуется. Как-то душевно получилось. Наверное, благодаря толерантной жене
@nadiyamikhno, Спасибо! А разве у вас так никогда не было? Одна картина нравится, другая безразлична а третья - просто невыносима. 😊
@mgaft1, конечно. Вот, например, терпеть не могу "черный квадрат" Малевича....Просто бесит!
@nadiyamikhno, 😊
@mgaft1, интересно...это реальный случай из жизни или...?)
@ruta, ну как. Сезанна я действительно не люблю. Все остальное, конечно, выдумка. )
@mgaft1, получилось у вас восстановить аккаунт на Стимит?
@avoice, Пока нет. Но я заявил и они по идее пытаются. Хотя непонятно почему так долго. Зайти на аккаунт. Поменять ппароли да и дело с концом. 🤔
@mgaft1, попросила помощи Криптоканнон. Сообщайте, если что-то поменяется. Я сюда часто захожу, увижу.
@avoice, Разумеется. 😊 Спасибо!
@mgaft1, вам письмо:
Hi @avoicest please pass this info to him
He can repeat the recovery process again with the correct email which used in sign up.
if the old mail address is not reachable, then he can mail to [email protected] and provide the correct email and phone number which used in sign up, then we can manually approve his request.
Steemit Team.
As a clue, the email he used to sign up is this one [email protected]
@avoice, Спасибо! Все сделал в соответствии с этим советом. Этот электронный адрес у меня все еще есть. Так что жду.