ФИЛОСОФИЧЕСКИЙ НАИВ. Зыбь. Теория хаотических гармоник. (IV)

Сложно рассуждать, что стало первичным в эволюции общества и ускорении его видоизменений, но отрицать, что немаловажным фактором в этом процессе служит стремление человека уложить в единицу принятого им времени как можно больше полезных деяний, было бы, по меньшей мере, некорректно. Если признать мерилом человеческой деятельности не количество действий, совершённых за единицу времени, а время затраченное на равный в разных исторических периодах результат, то можно уверенно заявлять, что человечество, по мере развития ускоряет время. Так, приняв за единицу отсчёта скорость передвижения человеческого тела на расстояние 1000 километров, мы увидим, что есть несколько порядков счёта времени, например:

месяц - пешим ходом;

сутки - железной дорогой,

0.1 суток - самолётом;

0.01 суток - ракетой.

Стремление совершить равное по результату действие за разное время, есть движитель прогресса, видоизменяющий человеческую природу посредством увеличения способностей индивида изобретаемыми приспособлениями, как продолжениями органов человеческого существа. Павел Александрович Флоренский обозначил такое стремление термином «органопроекция», предложенным в 1877г. немецким философом Эрнстом Каппом.* К сожалению, он понимал под этим в основном потенцию к обретению физически недоступного, конечно, также являющуюся движущим началом. Добавление к органопроекции фактора сжатия времени, точнее, уложения в отпущенную человеку жизнь как можно большего количества полезных действий, крайне, на мой взгляд, целесообразно. Именно через этот фактор человечество пришло к необходимости упорядочения временного счёта. Избранное счисление секунд, вероятно, большей частью подсознательно, прижилось и стало традиционным потому, что оказалось наиболее близким к ритму сердца.

Физиологически, в мерном стуке секунд, человек чувствует себя комфортно, тогда, когда он и без того спокоен, сердце его бьётся наиболее размеренно. Замедление ритма способно усыплять, ускорение же – возбуждать к бурной деятельности, вплоть до экстаза или паники. Предположим, что волевым усилием, временной ритм был бы ускорен раз и навсегда. Дискомфорт не может быть вечным, человек, рано или поздно, не сам, так его неопределённый потомок, приспособился бы к новому ритмическому условию существования. Но каким способом? Вероятно, путём ускорения сердечного ритма. А следом за ним ускорились бы и реакции, поведенческие рефлексы. На мой взгляд, именно этот процесс наблюдается в человеческом технократическом обществе. Одной из наиболее ярких реакций на такое ускорение следует считать учащение сердечных заболеваний. «Болезнь века» – лишь приспособленческая реакция организма под названием Номо sapiens к изменению окружающей, им же созданной, среды. Слабые погибают, сильные дают более устойчивое к бегу времени потомство. И если ныне аритмия, повышенное артериальное давление, иные болезни сердца и сосудов выглядят как бедствие, то постепенно они будут перерастать в новые физиологические нормы для здорового организма, в первую очередь охарактеризованные ускоренным сердечным ритмом. Технократическая среда изменяет природу человека. Аборигены амазонских, африканских и прочих джунглей представляют ныне уже совсем другой род человека, лишь сохраняющий внешние сходства с технократом. Современных людей – гонщиков за временем впору назвать хроноголиками. Трудоголизм их - лишь кажущееся естество. Время довлеет над ними, время каждой секундой подгоняет их ко всё новым и новым делам.

Столь много внимания изобретённому времени я уделил с намерением продемонстрировать силу влияния на природу упорядоченных ритмов. В окружающем нас мире ритмам подчинено всё. Но предсказуемость последствий влияния той или иной, выявленной познанием, ритмической величины зависит от сплетения её с другими. Сложность переплетений создаёт архипроблему поиска универсального алгоритма, разрешающего сущность Идеала. Каковым и является любой стопроцентно сбывающийся прогноз. Вспомнив о необходимых ограничениях и допущениях, можно сказать, что некоторые прогнозы, как например задачки из серии « 2 + 2 =», сбываются полностью. Но в данных прогнозах участвует лишь определённый набор ритмических сред, каковыми, наверняка, являются теоремы и формулы, применимые к ограниченному набору задач. Поэтому, в принципе, Идеал недостижим никогда. Исходя из ранее мной предложенных принципов идеографии следует сделать вывод, что всё в природе представляет собой набор осуществлённых ОНОидей с точки зрения Истории, и одновременно, наоборот – неосуществимых ОНОидей с точки зрения Фантазии. Ритмические среды как свершившееся представляют собой воплощение идеала, взаимосвязи предполагаемых ритмическими сред с любыми другими, лишают идеал предсказуемости, а значит свершимости.

Мы способны разложить внешне хаотический мир на ритмические среды – гармоники; только так он для нас познаваем. Мы вынуждены отдаляться от гармоник до их представимого слияния в хаос; только так мир для нас ощутим. Мы живём чувствами, а познаём разумом. Мы существуем в хаосе, а потребляем гармонию. Можно представлять каждую гармонику остро отточенным гвоздём, смертельно опасным для жизни в отдельности от других. Нужно представлять хаос тучным частоколом таких гвоздей, свободное и безболезненное лежание на которых полезно для здоровья. Частокол этот, аки шерсть, состоит из ворса и подшёрстков разной длины, плотное переплетение которых составляет целостность – всеведущность Мироздания.

Удивительное, для меня, совпадение взглядов открылось уже после написания данной главы при знакомстве с трудами российского учёного с рационально-поэтическим внутренним содержанием, величавшего себя «солнцепоклонником» – Александра Леонидовича Чижевского. Почему именно при работе над изложенной темой попались мне под руку его размышления? Что это? Может быть Судьба? Её ободряющие подсказки!? Поверьте, с Чижевским в момент формулирования темы «Зыбь…» я не был знаком ни в малейшей степени. Но каковы совпадения! Судите сами: «Максимумы и минимумы… биологического цикла совпадают с максимумами и минимумами того или иного космического или геофизического явления. И вот при виде всех этих дружно вздымающихся и дружно падающих кривых наше воображение представляет себе животрепещущую динамику космотеллурической среды в виде безграничного океана, покрытого рядами нарастающих и рушащихся волн, среди которых жизнь и поведение отдельного организма уподобляется незаметной и безвольной щепке, повинующейся в своём поведении, как и в настоящем океане, всем капризам окружающей его физической стихии.

Перед взорами естествоиспытателей в огромном океане земной жизни открывается картина грандиозных и бурных волнений, среди которых отдельный индивид исчезает бесследно. Плавая на утлом челне по этому морю и преодолевая напор каждой набегающей волны, пловец погружён в шум и смятение бушующей стихии, и горизонт его ограничен ближайшею громадой волн. Море представляется ему хаотическим и беззаконным существом. Но стоит ему подняться высоко над бурной поверхностью, как картина, обозреваемая им, совершенно изменяется. Шум и смятение уже больше не тревожат его, и с высоты он видит, как величественно и мерно движутся громады волн, то подымаясь, то опускаясь, и в движении этом он отмечает строгую гармонию.

Хаотическая структура тех или иных явлений в его динамических формах с переменной точки зрения претерпевает то же изменение и превращается в гармоническое движение… Всматриваясь в эту новую развернувшуюся перед нами картину, мы невольно поражаемся тому строгому математическому совершенству, которое, несомненно, проявляется в колебаниях движения указанных явлений во времени, казавшихся ранее нам произвольными и случайными. … Среди великого разнообразия массовых явлений в разные времена перед нами всё ясней и ясней обнаруживается стихийный ритм в их жизни, одновременность в биении их пульса, одновременные смены мощных подъёмов и глубинных падений. … И перед нашими изумлёнными взорами развёртывается картина великолепного здания мира, отдельные части которого связаны друг с другом крепчайшими узами родства, о котором смутно грезили великие философы древности.

В свете этого воззрения мы видим, как из инертного и аморфного вещества Земли возникают сложнейшие системы, части которых находятся в тончайшем резонансе с различными областями мира. И невольно приходит на ум та древняя идея, что и наше познание явлений природы есть ни что иное, как воспринятый нашими органами познания отзвук истинных процессов, происходящих во Вселенной».* *

• Флоренский П.А. «Органопроекция», сборник «Русский космизм», М., Педагогика-Пресс, 1993г., с.149.
  ** А.Л.Чижевский, Сборник «Русский космизм», М., «Педагогика-Пресс»,1993, с.325-326.

Источники изображений 1 2