Философический наив: Проблема

*     

О постижимости философского наследия.

Философские науки за человеческую историю из высшего проявления Ума в философских чтениях всё больше, в глазах обывателей, да и представителей сторонних наук, стали превращаться в Заумную деятельность, некое самодостаточное умствование Клана посвящённых, непостижимое для прочих, благодаря сверхсложному лексикону и многозначности определений базовых понятий. Каждый философствующий муж стремится привнести нечто своё в природу философской мысли. Я конечно же не исключение. Стремясь писать философский труд, вынужден использовать соответствующую терминологию, но, вставляя «умное» слово в текст, тут же спотыкаюсь о неопределённость его значения, точнее о разногласие в его трактовках. Например, что есть сущее, и существует ли разница между сущим и сущным? Казалось бы одно и то же. Но, как термин «сущее» имеет не менее двух трактовок (по Бердяеву - «абсолютное выражение бытия» и по Хайдеггеру - «противоположность бытию»), так и термин «сущность» подвергся множеству трактовок, отнюдь не сходных с трактовками «сущего». Поэтому я считаю себя вправе использовать в дальнейшем термин «сущное», как выражение самодостаточности описываемого явления. Более того, стремясь избегнуть недопонимания Читателем моих мыслей, вынужден излагать собственную трактовку спорных, на мой взгляд, философских понятий. Тем самым, к сожалению, впадаю «во все тяжкие» философического ЭГО (самоутверждения).   

*   *   *

Двойственностью трактовки страдают многие слова в различных языках, мне сложно судить о прочих, но в Великом и Могучем русском языке можно «ногу сломать» как в расшифровке сути многих слов, так и в использовании множества разных слов, отражающих оттенки конкретного явления. Опускаю здесь лингвистические разбирательства, полагая, что уважаемый Читатель самостоятельно может углубиться в них. Важно то, что процесс образования разночтений связан с ассимиляцией и взаимопроникновением различных языков, что неизбежно обогащает творческую составляющую языка-отчима. Тем не менее, в научном мире разноликость терминов убивает саму научность, порождая околонаучные дискуссии о смыслах, вводя в заблуждение окружающих относительно пропагандируемых понятий. И, пожалуй, наибольшей околонаучностью страдает именно философия. Хотя именно она думает и говорит о столь близких к каждому обывателю явлениях, лишь пытаясь понять, что же они собой представляют. И, казалось бы, должна вводить в благоговейный экстаз зевак, охочих до дискуссий. Ан нет. Никакому зеваке, со стороны, не удержаться от зевоты, при обсуждении философской братией любого, мало-мальски интересного явления. Мало того, что у каждого спорщика мнение имеется, так ещё и понять из камнепада терминов просто ничего невозможно. Меня одёрнут, мол, какого лешего ты, философ, встаёшь на сторону плебса (толпы, по-нашему)! Что делать, - встаю, так как не могу смириться с непониманием нашей деятельности в глазах окружающих. Очень уж хочется доходчиво изъяснять свои идеологемы (во сказанул, аж сам испугался), то бишь мыслительные убеждения.

  Спасает меня наивность, могу лепить то, на что горазд. Но пр-р-р-ру!? А как же при этом остаться немногословным? Вот те на, приплыл. Хоть собственную, обобщающую, терминологию придумывай. А что потом? Писать специальный словарь авторских терминов, читать лекции по каждому отдельно? Замкнутый круг какой-то. Бегаю как цирковая лошадь от простого к сложному, и обратно. Ищу однозначно понятных слов, и не нахожу. Простите олуха! Сдаюсь. Буду писать, как сумею.  

Вероятно, вслед за примитивистской живописью и литературой, другими «живыми» искусствами, последуют и примитивистские науки, назначением которых станет популяризация и упрощение понимания наследных нагромождений прочих наук. И первыми в списке кандидатов на упрощение станут философия и история. Впрочем, именно они, пожалуй, возглавляют и первенство по возрасту среди нам известных! Уже давненько житейская философия, как облегчающая жизнь подсказка, разошлась с письменной, канонизированной философией, высокопарно насмехающейся над любыми упрощенческими взглядами. И уже некие, облечённые лаврами, философы заявляют, что мол, в восточных странах нет Философии, а есть лишь житейская мудрость всяких там гуру, дающих простенькие советы страждущим. Тогда, что же такое Философия, - Не житейская мудрость - что ли? И кто ж тогда такой Сократ? 

 Историография миновала в своём развитии два этапа: общего толкования исторического процесса и разделения самой Истории на несколько локальных её составляющих; и, оказавшись недавно в тупике, разродилась «школой Анналов» французов Блока и Февра, вновь заявивших о необходимости объединения исторической науки. Нечто подобное предстоит и Философии, через переброску мостиков между материализмом и идеализмом, через обобщение философского наследия в общемировой классификационный Свод, через упрощение терминологии. И лишь историки Философии останутся в своём амплуа, рассказывая о перипетиях течения философской мысли. 

 Впрочем эпоха Примитивизма неизбежно сменится когда либо НеоВозрождением. Из арены лошади самой не вырваться.   

*    *    *

Следующая глава повествования являет, на мой взгляд, образчик философского сознания. Таковому подвержен любой из нас, в большей или меньшей степени. В силу слабости моей философской подготовки образчик предвидится крайне посредственным. Так что, если Ты, многоуважаемый Читатель, считаешь себя искушённым философом, пролистай её, прочти последующие главы, а потом вернись и посмейся. Неискушённый же, надеюсь, рискнёт попробовать постигнуть непостижимое.       

  Засим воспоследует ИДЕИ СУЩНЫ!