Суворовы в Кёнигсберге. Отец и сын. Часть 2-я

Оставим на время австрияков и пруссов, к ходу Семилетней войны мы еще вернемся. На прошлой неделе, 18 января, в Калининграде похоронили одного из интереснейших историков Алексея Борисовича Губина, с которым мы были дружны несколько лет. Он всего лишь неделю не дожил до 88-летия.

Однажды у нас зашла речь и о Суворове, но не о легендарном русском полководце, а об его отце – Василии Ивановиче. Я тогда спросил у «ходячей энциклопедии» Алексея Борисовича – правда ли отец генералиссимуса был человек военным, генералом.

                             
                                         Василий Иванович Суворов

Губин «завелся» с пол-оборота.

– И не только генерал-аншефом, но и одно время был губернатором Кёнигсберга. Правда, недолго – без нескольких дней один год. Но жители столицы Восточной Пруссии его запомнили – успел навести порядок.

– А в каком веке о Суворовых упоминается впервые?

– Есть несколько версий. Согласно одной из них в Москву в 1622 году из Пруссии прибыл воинственный молодой человек по фамилии Сувор. А дальше он нанялся на русскую службу и дал начало целой династии своих потомков.

По второй версии Сувор не был пруссом, а просто добирался до Москвы из Швеции через Пруссию, в общем – типичный варяг, легионер.

Есть еще третья версия – фамилия Суворов произошла от деда генералиссимуса. Он был достаточно суров, за что его фамилию переиначили и сделали Суворовым. С этим-то все более менее ясно – Иван Суворов состоял в должности генерального войскового писаря и был крестником Петра Великого.

– Это чем-то помогло ему в карьере?

– И да, и нет. Он умер в 1710 году, но был военным, генерал-аншефом. Сыну Василию в тот год исполнилось всего пять лет. В истории не осталось никаких сведений о его матери, возможно, она еще раньше умерла от родов. Но точно сказать не берусь.

Знаю одно – Василий Суворов в юности был определен на учебу за границу: изучал строительное и морское дело. Не знаю насколько успешно – по возвращению на родину был определен в легендарный Лейб-гвардейский Преображенский полк.

… Отправляясь за границу (а Петр Великий распорядился, чтобы молодой человек досконально изучил строительство морских каналов), Василий успел жениться (в возрасте 15 лет) на Авдотье Федосеевне Мануковой, дочери дьяка при Петре Великом.

Возможно, это был тактический ход государя – у Суворова оставалась жена в Санкт-Петербурге, а значит, «крючок» – ему труднее будет остаться за границей, если вздумает «дезертировать» с родины.

Счастливо или нет, об этом история умалчивает, но прожил Василий Иванович с супругою четверть века, в этом браке кроме двух дочерей и родился будущий генералиссимус.

Впрочем, есть и еще одна версия, что Авдотья Федосеевна была дочерью петербургского судьи из «старинного рода» московского дворянства.

Эта версия основывается на том, что в зрелые годы Василий Иванович был военным прокурором, а получению этой должности мог поспособствовать его тесть или же его друзья. По большому счету, к нашему повествованию происхождение Авдотьи Федосеевны особого отношения не имеет – спасибо и на том, что дала жизнь русскому полководцу.

Союзники вступают в войну
Формально вторжение войск Фридриха Великого в Саксонию дал повод для государств-союзников Австрии объявить Пруссии войну. Первой это сделала 1 (12) сентября 1756 года российская императрица Елизавета. Французы не торопились это делать в силу нескольких причин. Первая – 17 мая 1756 года Англия официально объявила войну Франции, а спустя три дня последовал ответный ход в виде объявления войны.

К этому времени «камнем» преткновения между воевавшими стал четвертый про величине остров в Средиземном море – Корсика, годом раньше получивший независимость и получивший название Корсиканская Республика.

Еще свежи были в памяти блокада французами английского острова Менорка в том же Средиземном море, неспокойно было в Канаде, где англичане «точили зуб» на Новую Францию. Словом два больших игрока в первое время были заняты исключительно выяснением отношений между собой.

Фридрих Великий именно на это и рассчитывал. У него был единственный шанс превратить войну в победоносную – разгромить Австрию до того, как в боевые действия вступят Россия и Франция.

Считается, то военные союзы создавались в те времена исключительно из «доброго отношения». Как бы не так. 11 января 1757 года Австрия и Россия заключили обоюдные договор о том, что каждая из стран выставит против Пруссии по 80-тысячной армии. А три недели спустя был принят новый договор, согласно которому Австрия обязалась выплачивать 1 млн рублей ежегодно за российскую помощь.

Так что вопрос о том: вступать в войну или нет, перед Россией не стоял – денежки нужно было отрабатывать.

А ещё у российской короны был и другой интерес – наказать вероломных англичан и пруссаков. Дело в том, что в сентябре 1755 года Россия заключила с Англией специальную конвенцию – за английские деньги обеспечивать безопасность Ганновера от французских притязаний. Но в январе 1756 года англичане «перепоручили» охрану Ганновера Фридриху, причем за гораздо большую сумму.

Готовились долго…
Историки Семилетней войны часто упускают из виду такой вопрос: почему Россия развернула боевые действия только весной 1757 года, хотя могла это сделать еще в сентябре 1756 года.

*

И здесь мы обнажаем главную «пружину» этой войны – меньше всего и Франция, и Австрия хотели победоносного наступления русской армии. Двум «тёткам» из трех – Марии-Терезии и мадам Помпадур было вполне очевидно – Пруссия не сможет противостоять сразу трем державам (помощь Англии, как и предполагалась, свелась исключительно к денежной «компенсации» Пруссии, причем не за так). А что если Фридрих Великий будет обескровлен до такого состояния, что русские займут большую часть Пруссии и присоединят ее к себе? Разве могут оба государства-союзника допустить такое положение?

Вот почему Мария-Терезия еще в сентябре 1756 года попросила Елизавету не форсировать события. А в начале 1757 года, после того, как Фридрих четырьмя колоннами вторгся в Богемию и Австрию, и даже 6 мая разбил 60-тысячное войска принца Лотарингского (главнокомандующего австрийской армией) под Прагой, имея незначительное преимущество в живой силе, положение резко изменилось. Нужно было, как минимум отвлечь пруссаков от блокады Праги (взятие которой фактически давало старт похода Фридриха на Вену). Тут бы и удар русских на Восточную Пруссию пришелся бы куда кстати.

Между тем, самые мудрые военные головы на службе у Елизаветы, не могли некоторое время прийти к однозначному решению – каким образом наступать на Кёнигсберг? Более короткий путь – из Риг в Кёнигсберг – вовсе не означал, что русским войскам удастся достаточно быстро приблизиться к столице Восточной Пруссии – на пути армии было несколько «затыков»: природных и хорошо подготовленных к обороне точек, где противник даже малыми силами мог по нескольку дней сдерживать наступление.

Существовал еще второй путь – через Ковно (современный Каунас). Это было «длиннее», но и менее «напряжно» с точки зрения темпов наступления.

В конце концов, остановились на втором варианте.

Соотношение сил
При этом в русской армии достаточно эффективно работала прусская военная разведка. Войска под командованием генерал-фельдмаршала Степана Апраксина еще только готовились к выступлению из Лифляндии, а фельдмаршал Ганс Левальд, которому Фридрих поручил военное руководство обороной Восточной Пруссии, уже знал весь «расклад» – кто, когда и какими силами будет наступать на его вотчину.

Силы были явно не равны. У Апраксина было порядка 125 тысяч человек, из них около 20 тысяч нерегулярного войска (в основном татарская и калмыцкая конница, которую так боялись пруссаки, что неудивительно – и одни, и вторые заметно отличались от европейцев и в глазах обороняющихся выглядели сущими варварами).

*

У Ганса Левальда под командованием находилось около 30 тысяч человек, из них более 2 000 «милиционеров», разбитых из 6 рот. Во главе каждой роты стоял офицер, он же был старшим. Всерьез рассчитывать на то, что цивильное войско сможет противостоять той же калмыцкой коннице, было, по меньшей мере, наивно.

И тем не менее Левальд рассчитывал на успех – во-первых, для русских здесь была незнакомая местность, а значит, им придется всегда проводить разведку боем. А, во-вторых, против противника всегда можно использовать партизанскую тактику, изматывая мелкими стычками.

Еще до того, как русская армия отправилась в путь, Апраксин вызвал к себе генерал-аншефа Виллима Фермора и поставил задачу – взять крепость Мемель (ныне – литовский город Клайпеда).

Силы были явно неравны: крепость защищали всего 800 человек, в то время как корпус Фермора насчитывал свыше 15 000 человек. Кроме того, крепость подверглась артиллерийскому обстрелу.

Защитники крепости явно не собирались биться до последнего солдата. Они подняли белый флаг.

И тут Фермор решил поиграть в благородство – он разрешил осажденным покинуть крепость походным маршем, с оружием в руках. Скольким русским воинам это позже стоило жизни, история умалчивает. Но против Фермора поднялся ропот…

 Автор Юрий Москаленко
@biorad