Автор @ramzansamatov
1877 год. Бухарский эмират. Туркестанское генерал-губернаторство.
— Псст! Э-эй!
«Показалось или нет?! Кажется, кто-то зовёт?!» — подумал Ян. И вот опять шёпотом:
— Э-эй! Сударь!
Стараясь не шаркать шпорами по каменной мощённой дорожке, подпоручик приблизился к двухэтажному зданию, расположенному во дворце эмира. В окне мелькунула чья-то паранджа. Сквозь ажурную решётку второго этаже выдвинулась сложенная бумажка и упала к ногам офицера. Мицкевич осторожно оглянулся по сторонам и быстро наклонившись поднял записку. Затем без промедления удалился под тень деревьев дворцового сада — мало не покажется, если его увидят рядом с домом жён и наложниц эмира. Встав под кроной старинной алычи, Ян развернул бумагу, пахнущую розовым маслом. В ней было написано по-русски, красивым витиеватым почерком: «Сударь! Умоляю спасти меня, заберите меня отсюда. Здесь меня держат в неволе. Я благородная русская девица, которую обманом привезли из Самарканда. Свет не мил теперь. Слава Богу, что эмир пока не обращает внимания на меня. Но его старшая жена проходу не даёт. Прошу Вас, сударь, помогите! Ольга К.»
Ян скомкал записку и спрятал в карман. «Как же поступить? — думал он. — С одной стороны, я связан обязательствами перед эмиром о его охране, в том числе его домочадцев. С другой стороны, долг любого христианина — помогать единоверцу, попавшему в беду. Надо каким -то образом это проверить. Может статься, что это вовсе ловушка, устроенная коварным эмиром.» В последнее время Ян замечает, что эмир стал к нему холоден. Больше не задерживается рядом, чтобы поддержать беседу. Раньше он делал это при каждой встрече, а теперь смотрит как сквозь него. Впрочем, Ян не нуждается в его расположении. Главное, чтобы исправно платил жалованье и был на виду. За полгода эмир никуда не выезжал. Правда, приезжали к нему послы из Турции и Персии, приглашали к себе, но наместник пресёк всякие сношения с ними. Заявил, что вопросы взаимных отношений следует решать через наших послов в этих странах.
— Они способны ответить на любые вопросы относительно Бухарского протектората! — был ответ.
Весной текущего года совершенно испортились отношения России и Османской империи вследствие Балканского кризиса. Жестокость, с которой было подавлено восстание в Болгарии, вызвала сочувствие к положению христиан Османской империи в Европе и особенно в России. Попытки мирными средствами улучшить положение христиан были сорваны упорным нежеланием турок идти на уступки Европе и в апреле 1877 года Россия объявила Турции войну.
В тот же день, как узнал об этом, Мицкевич прибежал к наместнику царя и потребовал направить его в действующую русскую армию.
— Я не могу отсиживаться здесь, среди напыщенных дворцовых извращенцев.
— У вас, сударь, другая задача здесь, — сказал наместник. — Извольте выйти вон и больше с этим вопросом не подходите. Я только что получил депешу из Санкт-Петербурга об усилении контроля над эмиром. Его Высочество пытается проявить самостоятельность. Пишут, что было перехвачено его письмо Османскому султану.
Пришлось Яну уйти, не солоно хлебавши. Но не прошло и месяца после того разговора, как произошло событие, в корне изменившее его судьбу. За этот месяц он уже довольно часто с помощью записок общался с Ольгой-наложницей. Делали они это следующим образом. Девушка теперь не бросала записки на землю, а спускала на тонкой шелковой нитке. Мицкевич забирал записку и привязывал свою, заранее написанную. Или же привязывал нить к решётке нижнего этажа. Когда была необходимость что-либо сообщить, он несколько раз дёргал за ниточку и девушка отвечала. Их секретному общению способствовало то, что окно комнаты наложницы выходило в сторону сада и на этой стороне мало кто бывал, кроме него.
Однажды Яну представился случай лицезреть наложниц эмира, хотя это запрещалось категорически. В тот день он, как обычно, делал обход охранников, расставленных вокруг дворца. Было дано указание особенно усиленно охранять территорию сада. Ожидалось, что эмир, пользуясь тёплой весенней погодой, соизволит сегодня услаждать слух хорошей музыкой и ласкать взор красивыми танцами. Во дворе стояла весна, в саду вовсю цвела алыча, создавая особенное настроение.
Согласно правилам, принятым после прибытия русских в Бухару, личный охранник эмира должен был сопровождать его во всех выходах из дворца. Поэтому подпоручик Мицкевич был в составе свиты повелителя. Выйдя в сад, эмир разместился на заранее приготовленном ложе на возвышении, а его жёны заняли места с одной стороны от него, а наложницы — с другой стороны чуть ниже. Среди наложниц в парандже выделялась тонкая, чуть выше ростом, чем другие, русоволосая девушка. Ян сразу понял, что это Ольга К., с которой он вёл переписку. По повороту головы и пристальному взгляду через прорезь паранджи Мицкевич понял, что и она его узнала. Впрочем, она его видела и раньше через решётку окна. Подпоручик еле заметно кивнул. В ответ Ольга перекинула длинную заплетённую косу на спину, которую она теребила в руках. Похоже, это был её своеобразный протест — по шариату женщинам запрещалось демонстрировать волосы чужим.
В саду в это время играла восточная мелодия в исполнении музыкантов. Мужчина, выдвинувшись вперёд, выводил рулады тенором, аккомпанируя себе дутором.(29) Закончив пение, дуторист без паузы заиграл ритмичную мелодию и, обернувшись к другим музыкантам, закивал головой в такт музыке, приглашая поддержать. Теперь вперёд выдвинулся музыкант с дойрой в руках. Пальцами обеих рук он выбивал барабанную дробь на туго натянутой коже и в тоже время встряхивал дойру таким образом, чтобы выводить мелодичный звон металлических колец, закреплённых на инструменте. Виртуоз исполнял усул — ритмический аккомпанемент к танцу. В его руках дойра была словно живая. Пальцы музыканта то производили нежные звуки, напоминающие шелест ветра, то начинали громко барабанить, словно весенний гром.
Одна из наложниц выпорхнула на середину импровизированного танцевального круга и, высоко подняв руки и крутя ладонями в разные стороны, затанцевала, закружилась так, что даже эмир стал отбивать бёдрами в такт музыке. Видя, что их повелитель в настроении, свита, жёны и наложницы эмира стали хлопать в ладоши, подбадривая танцовщицу. Так продолжалось довольно продолжительное время — музыканты исполняли мелодию за мелодией, песню за песней, одну танцовщицу сменяла другая, третья, четвёртая... Все были вовлечены во всеобщее веселье. Все, кроме Ольги и Яна.
С этого дня Мицкевич твёрдо решил помочь соотечественнице сбежать из дворца эмира. Случай, который может способствовать осуществлению плана, представился, когда Мицкевич спас от расправы толстяка-кастрата, приглядывающего за гаремом. Услышав как-то крики о помощи, доносящиеся в одной из комнат дворца, Ян устремился туда и увидел занесённую над несчастным руку с кривой саблей. Подпоручик, не задумываясь, с ходу выхватил своё оружие и сильным ударом отбил саблю нукера. Тот на мгновение опешил, но тут же с яростью бросился на чужака. Но уровень подготовки в фехтовании был разным, поэтому Ян, после пары отбитых ударов, закрутил руку с саблей особым образом и выбил оружие нукера из его руки. Но не стал его убивать или ранить, опасаясь гнева эмира. А посему он поддел кончиком своей сабли упавшее оружие противника и, держа на весу, протянул нукеру.
— Возьми! — сказал с гневом. — Последнее дело для нукера убивать безоружного. Иди отсюда и доложи командиру о случившемся.
Тот молча удалился, лишь посмотрев мутными расширенными зрачками в сторону кастрата, который тот час бросился к ногам Мицкевича и стал целовать его сапог.
— О, господин офицер! Благодарю вас! Вы спасли жизнь несчастного Ахуна. Я ваш раб навеки!
Ян с отвращением оттолкнул толстяка и заявил:
— Ты не мой раб, а раб эмира! Перестань унижаться! Лучше скажи, что здесь произошло?
Кастрат отполз на пару шагов и, встав на колени, проговорил тонким голосом:
— Этот Файзрахман-нукер давно меня невзлюбил за то, что я его однажды, обкуренного гашишом, не пустил к наложницам эмира. Хотя даже не доложил об этом потом. Лишиться бы ему головы в этом случае.
— И что он хотел от тебя на этот раз?
— Мы с ним столкнулись в коридоре дворца. Он должен был сегодня охранять вход в покои повелителя, а вместо этого опять курил гашиш в углу. Увидев меня, он снова набросился с кулаками, затолкал в эту комнату и стал избивать. Но, хвала Всевышнему, в это время появились вы и спасли меня.
— Как, говоришь, тебя зовут?
— Ахун.
— Ахун, иди по своим делам. И не бойся — он больше тебя не тронет!
— Спасибо, господин офицер! Ахун не забудет вашей доброты!
Расставшись с толстяком, Мицкевич пошёл искать командира нукеров-охранников. Он нашёл его разговаривающим с тем самым Файзрахманом. Гашишник, увидев русского, попятился и исчез за дверью, ведущей к выходу. Командира нукеров звали Абдурахман. Он был потомственным нукером из узбеков. А Файзрахман — его племянник. Он взял его на службу во дворец, благодаря убедительной просьбе брата, хотя знал, что тот не чист на руку и балуется гашишом. Но Файзрахман клятвенно обещал вести себя прилично и завязать с пагубным пристрастием. Абдурахман, увидев Яна, сделал суровое лицо, но обратился почтительно:
— Я вас приветствую, Ян-усто! Мне надо с вами серьёзно поговорить!
Нукеры называли Мицкевича «усто — мастер» за его мастерство в военном искусстве. В первую очередь, за умение мастерски фехтовать на саблях. Никто не мог устоять против него, хотя у узбеков, ещё со времен Тамерлана, были свои традиции в этом направлении. Дело в том, что их кривые сабли больше подходили лишь для одного удара — сверху вниз. Колющий удар невозможно было производить, не говоря уже о фехтовании. А прямая сабля Мицкевича была более универсальной, чем он и пользовался.
— Я сам искал вас, Абдурахман-командир! Как раз по поводу вашего подчинённого, который только что отошёл. Надеюсь он доложил о происшествии?
— Да, доложил! Он заявил, что вы неожиданно напали на него, отобрали саблю и избили...
Подпоручик рассмеялся. Он, конечно, знал о врождённом коварстве и хитрости азиатов, но не так же откровенно и подло.
— Вот стервец! — воскликнул Ян. — А разве он не доложил, что перед этим, накурившись гашиша, вместо охраны покоев своего повелителя, пристал к кастрату Ахуну и чуть зарубил того?! Я лишь помог не свершиться преступлению и тем самым спас самого Файзрахмана от гнева эмира!
— Простите меня Ян-усто! Файзрахман — мой племянник. Не губите его докладом эмиру. Я сам с ним разберусь.
— И скажите ему, чтобы больше не обижал Ахуна.
— Хорошо, Ян-усто! Вы благородный человек!
Мицкевич знал, что слова Абдурахмана ничего не стоят. С это дня Ян приобрёл злейшего врага Файзрахмана под покровительством Абдурахмана и самого преданного друга в лице Ахуна.
Как-то раз, встретив Ахуна, Мицкевич попросил его об одолжении.
— Для вас что угодно, господин офицер! — заявил кастрат тонким голосом.
— Расскажи мне, Ахун, что за русская девушка в гареме эмира?
Ахун опасливо оглянулся по сторонам и сказал:
— Господин офицер, об этом нельзя говорить! Не вводите в грех Ахуна!
— Ну, что же ты, Ахун?! Она же моя несчастная соотечественница. Мне её так же жалко, как тебя. И так же, как тебе помог в трудную минуту, хочу ей помочь. Понимаешь?!
Ахун немного помолчал, раздумывая предложение, но природная доброта и приобретённая мягкость победили.
— Её привезли люди Абдурахмана из Самарканда. Он иногда выезжает в другие города, чтобы подобрать девушку для эмира. Хотя эмир не очень расположен к девушкам — он больше предпочитает юношей, но положение повелителя обязывает иметь гарем. Девушку выкрали, когда она гуляла по самаркандскому базару без сопровождения мужчины.
— И она ещё не посещала покои эмира?
— Нет.
— А почему её невзлюбила старшая жена повелителя?
— А кого она любит? — рассмеялся Ахун. — Она ко всем придирается. А откуда вы об этом знаете?
— Знаю... Ты лучше скажи, как можно её вывести из дворца?
Ахун по-женски всплеснул руками и испуганно отшатнулся:
— Астагфирулах!(30) Вы хотите меня отправить в Регистан, чтобы лишить жизни, господин офицер?! Об этом даже думать забудьте.
— А ты сделай так, чтобы никто на тебя не подумал, Ахун.
— Как это? Ведь ключи от входа в покои наложниц находятся у меня!
— Я видел, что в сад выходит окно, которое открывается иногда.
— Да, мы открываем окна, чтобы впустить свежий воздух перед сном...
— Вот и сделай как-нибудь, чтобы забыли закрыть одно окно.
— Бывает и такое иногда... — сказал Ахун, задумавшись. — Но там же высоко.
— За это не волнуйся. Я знаю, что Ольга девушка крепкая — оренбургская казачка. С детства верхом ездила как мужчина. Свяжет простыни и спустится по ним. Но главное не в этом.
— А в чём же?
— Надо ей в комнату доставить мужскую одежду, которую я тебе передам. Ты ей оставь это, а сам на эту ночь отпросись проведать родственников. Я же знаю, что твои родители живут в Бухаре. Верно?
— Да, господин офицер, вы все знаете. Мой отец был беден настолько, что продал меня во дворец, когда я был совсем юным мальчиком. Меня оскопили и определили служить в покоях наложниц эмира. Я начинал ещё при эмире-мяснике — отце нынешнего повелителя. Теперь мои отец и мать живут хорошо — я им помогаю регулярно из жалования.
— Ну вот и договорились, Ахун. Если ты это сделаешь, то можешь считать, что свободен от обязательств, данных себе в отношении меня. Я тебе скажу, в какой день лучше это сделать.
На следующий день Мицкевич сходил в дом наместника царя и узнал про русских купцов. Их караван должен был отправиться обратно через четыре дня. С купцами договорился просто: заплатил караванщику положенную сумму, а сопровождающих их казаков попросил по-братски помочь соотечественнице. Те с удовольствием обещали поучаствовать в авантюре подпоручика.
Наступила ночь перед убытием каравана на родину. Пользуясь темнотой безлунной ночи, ко дворцу эмира со стороны сада подъехали четверо всадников в казачьей форме. А нет, всадников только трое. Четвёртая лошадь была при седле, но без всадника. Через некоторое время за высоким забором появилась голова четвёртого в казачьей папахе. Один из казаков встал ногами на седло, его конь медленно двинулся в сторону каменного забора. Вот он приблизился к нему и встал как вкопанный. Стоящий на седле казак помог человеку перебраться через забор, ловко сполз вместе с ним на седло. Впрочем, четвертый казачок был лёгким как пушинка. Если присмотреться, то можно было понять вблизи, что он не казачок вовсе, а казачка. Казачка перебралась на лошадь без всадника и тот час четвёрка пустила коней вскачь и исчезла в темноте. Никому не было дела до них, кроме лающих вслед собак.
Ян постоял ещё немного, вслушиваясь в топот копыт, удаляющихся из дворца. Вот звуки стихли совсем и подпоручик с довольным видом направился в сторону дворца. Надо ещё проверить как несут службу охранники. Но не успел он ступить и шагу, выйдя на садовую дорожку, как был схвачен за руки с обеих сторон и обезоружен. Затем ему посветили в лицо масляным фонарём.
— Он! — сказал утвердительно знакомый голос. — Ян-усто! Ведите его.
Это были последние слова, которые он услышал в эту ночь. Ему тут же напялили мешок на голову и потащили вон. Утром он уже очнулся во дворцовом зиндане.
29. Дутор — традиционный двухструнный щипковый инструмент у народов Центральной и Средней Азии.
30. «Да простит меня Аллах», дословно «Ниспрашиваю прощения у Аллаха».
Продолжение следует
От редакции: *По ходу написания романа он обрастает новыми событиями и героями, поэтому, что бы не ломать хронологию событий, периодически будут добавляться новые части ранее опубликованных в "Сообществе авторов исторической прозы" глав данной книги.
Вышла новая книга Рамзана Саматова "Амурский сокол" ("Путь Воина. Ясный сокол" - под таким названием эта книга публиковалась (впервые) в этом году на портале https://stihi.io ). Окунитесь в мир начала прошлого века — последнего века второго тысячелетия. Приятного чтения! Ссылка на сайт книги: https://ridero.ru/books/amurskii_sokol/
@istfak почему никто не поддерживает новых пользователей ..?
@irak23 Кого именно ? У вас есть посты исторической тематики ?
@istfak почему никто не дал мне награду
@istfak это то, что вы имеете в виду?
