В пыли забвения. Символика Средневековья

Средневековый мир был полон символов. Аристократические роды создавали отличительные знаки и гербы, питейные дома и ремесленные мастерские вывешивали собственные геральдические знаки на щитах. Символы могли быть знаками, которым, помимо их основной функции, приписывался особый смысл, или ритуализованными действиями, при помощи которых заверялись права, устанавливались отношения господства и подчинения или закреплялись сделки. Средневековый человек нуждался в образах для повседневных и государственных дел.

В Средневековье немногие умели писать и читать. Так, призывы к Крестовым походам распространялись бродячими проповедниками, заходившими в церкви или собиравшими толпы на площадях. Информация передавалась изустно и посредством символов. Наш современник, стоящий перед романской или готической церковью, может высоко оценить ее наружное убранство с художественной точки зрения — например, скульптуры на фасадах и порталах, — но и только. Для средневекового человека, выросшего в лоне христианства, они значили неизмеримо больше. Само здание церкви казалось ему отражением неба, запечатленным в камне. Но образы производили еще более глубокое впечатление. Они рассказывали ему библейскую историю, разъясняли содержание веры и формировали мировоззрение. Пророков Ветхого Завета, апостолов, Христа в образе судьи мира, рай и ад, гримасы проклятых и улыбки святых — все это он видел воочию. Фрески, иконы и статуи говорили с людьми на понятном им языке.

Глубокий символизм: священные предметы

Вещи также могут иметь глубокий смысл. Так, корона символизировала светскую власть, епископы в качестве символа духовной власти носили деревянный посох с загнутым концом — атрибут пастыря, наблюдающего за своим стадом, — и кольцо как символ соединения со своей общиной. Меч символизировал правосудие: так, в руке статуи Роланда на рыночных площадях он служил гарантом того, что торговля будет вестись по закону и «рыночный мир» не будет нарушен.

Даже выбеленные кости и обветшавшие одежды могли почитаться как святыни, если принадлежали апостолам или мученикам. Преклонение перед ними основывалось на убеждении, что душа и после смерти сохраняет связь с телом и продолжает действовать в останках — по-латыни «reliquiae» — как сила особого рода. Считалось, что реликвии творят чудеса, поэтому их сохраняли в драгоценных сосудах, и они притягивали толпы паломников. Среди средневековых властителей было немало ревностных собирателей реликвий: горы святынь хранились у византийских императоров. А то, что многие реликвии — к примеру, терновый венец или гвозди с животворящего Креста — можно было найти в нескольких экземплярах, никого не смущало.

В имперских регалиях благодатные реликвии стали символом господства. Так, сума Св. Стефана — сума с землей из Иерусалима, пропитанной кровью мученика, помещавшаяся внутрь трона при коронации немецких императоров, — словно устанавливала связь со святым местом гибели и воскресения Иисуса. Копье, которым римский сотник пронзил тело распятого, гарантировало близость Христа и благоденствие повелителя. Восьмиугольник имперской короны символизировал небесный Иерусалим, отражением которого считалась Священная Римская империя.

Символы при заключении сделок

Символическим смыслом обладали не только предметы. Столь же значительны были символические акты в обществе, большинство членов которого были неграмотными. Покупка или продажа чего бы то ни было сопровождались символическими действиями: вручая ком земли или соломинку, продавец расставался со своим полем. Покупатель подтверждал покупку дома, взяв ухват и разведя огонь в очаге. Обстановка, в которой совершался символический акт, также имела значение. Передача кольца означала просто дар, но если это происходило в присутствии третьих лиц, например, опекуна или священника, и к тому же перед церковными вратами или алтарем, это символизировало помолвку.

Если рассматривать иллюстрации к средневековым хроникам, не может не привлечь внимание особый язык тела изображенных людей. Когда человек хотел выразить скорбь, он прикладывал руку к щеке и склонял голову; чтобы указать на невиновность, скрещивали руки на груди. Отказ выражали поднятием руки с открытой ладонью, а положение господства — поставив свою ногу на ногу другого человека.

Посвящение в рыцари, помазание и пожалование лена

Даже малые действия могли значить необычайно много. Так, касание мечом означало посвящение в рыцари и новый статус для молодого дворянина. Помазание, заключавшееся в том, что епископ выливал немного елея на голову короля, даровало тому Божью милость и обеспечивало исключительное положение среди людей. Когда ленник вкладывал сложенные руки в открытые ладони сюзерена, это утверждало между ними отношение службы, с одной стороны, и защиты, с другой.

Важнейшую роль в сакральной сфере играло возложение рук. Этим действием церковные иерархи включали человека в ряды членов церкви (при крещении). При производстве в церковный сан возложение рук митрополита на избранного символизировало сошествие Божьей благодати.

Поцелуем в губы закрепляли мирное решение спора. Поцелуй руки или туфли демонстрировал подчинение. Символическими жестами являлись и ритуалы самоуничижения, берущие начало или в христианской традиции (омовение ног), или в античных церемониях, наподобие коленопреклонения или проскинезы (греч. «падение ниц»).

И в наше время для дипломатических визитов и саммитов разрабатываются подробнейшие церемонии (правда, теперь это называется протокол). В Средневековье, однако, эти формальности воспринимались иначе: позой, жестами и действиями человек мог выразить свою силу, потребовать определенных прав и обозначить приоритеты. Все имело значение: кто, кого, какими словами и жестами приветствовал, даже расстояния, которые люди проходили навстречу друг другу. Так, когда немецкий король отправлялся в Рим, знаком дружелюбия со стороны папы было встретить его у первого мильного камня перед городом. Если прибывал император, то папа проезжал навстречу до шестого камня. Когда в 800 году прибыл король франков, Карл Великий, папа Лев III приветствовал его у двенадцатого мильного камня.

Хотя запас жестов и действий был ограничен, нередки были взаимные недопонимания и ошибки в интерпретации, о чем свидетельствует эта история. В июне 1155 года Фридрих I Барбаросса направлялся в Рим, чтобы короноваться императором. Навстречу ему выехал папа Адриан IV. В городке Сутри произошла встреча, закончившаяся конфликтом. Папа в сопровождении свиты кардиналов и епископов въехал в лагерь Фридриха, где был встречен ликующими криками. Он остановился перед королем. По мнению папы, теперь следовала та часть протокола, которая именовалась «службой маршала и коновода»: король должен был провести папскую лошадь под уздцы и помочь ему спешиться, придержав стремя. Но государь не двинулся с места: этот жест подчинения казался ему чрезмерным и мог быть истолкован как знак ленной зависимости. Адриан сохранил лицо, сошел с лошади и занял место на троне. Тогда только король подошел и припал к папской туфле - это действие считалось совместимым с королевским достоинством. Он ожидал, что папа удостоит его лобзания мира, но папа отказался, пока Фридрих не окажет ему всех почестей! Развернулась бурная дискуссия. Только перечислением всех высочайших властителей, исполнивших «службу маршала и коновода», наконец, удалось сломить сопротивление Барбароссы. Встреча повторилась в Лаго ди Монтероси близ Непи, на этот раз все прошло по протоколу.