«Человек, не знающий своего прошлого, не имеет будущего и остается игрушкой в руках настоящего...»
Любому человеку, хоть немного знакомому с отечественной историей, известна Полтавская битва, ставшая ключевым эпизодом в борьбе со Швецией за выход к Балтийскому морю и вошедшая в золотой фонд побед русского оружия. Но общий успех в Северной войне ковался и на полях других сражений. Например, битва у деревни Лесной 23 сентября 1708 года, где русскими войсками командовал лично Петр I, позднее назвавший это сражение «матерью Полтавской баталии». Здесь был разбит 16-тысячный корпус под командованием пехотного генерала Адама Людвига Левенгаупта. Но совсем немногие знают, что и на южном берегу Финского залива произошло сражение, имевшее далеко идущие последствия, в ходе которого был разгромлено шведское войско…
Военные таланты генерала Адама Людвига Левенгаупта не спасли его от разгрома в битве при Лесной.
1708 год. Разозленный русскими военными успехами в Ингерманландии, Ливонии и Эстляндии, Карл Двенадцатый начинает генеральный поход на Россию. Цель проста – уничтожить единое русское государство, заменив его мелкими раздробленными удельными княжествами. Решение вопроса — в захвате Москвы, после чего можно спокойно возвратить уже без борьбы всю занятую русскими Прибалтику. Это и будет быстрым и прочным успехом, грозным ударом, от которого русские уже никогда не оправятся.
Будучи весьма высокомерным, шведский король, однако, не учел целого ряда важных обстоятельств. И, прежде всего, того факта, что русское командование, заранее просчитав возможные варианты шведского вторжения, весьма грамотно расположило свои основные силы. В частности, предвидя, возможную атаку на вновь созданный «петровский парадиз» в устье Невы, был создан отдельный ингерманландский корпус под командованием графа Федора Матвеевича Апраксина численностью 24,5 тысячи человек. В случае осложнений на северном театре военных действий к услугам Апраксина был также шестнадцатитысячный корпус генерала Боура, стоявший в Дерпте.
Надо сказать, что неопределенность шведских планов в начале 1708 года изрядно расстраивала русских военачальников. В частности, оставшийся на «ингерманландском хозяйстве» Апраксин чувствовал себя не вполне уверенно и нередко приходил в «великую конфузию»; очень уж далеко он находился от царя и Шереметева, командовавшего основной армией. Однако грустить пришлось недолго. Шведы решили напасть на утраченные территории по двум направлениям: с юго-запада — из Эстляндии, и с северо-запада — из Финляндии. Первым двинулся из Эстляндии отряд генерала Штромберга, но его два полка потерпели от войск Апраксина тяжкое поражение. И тогда-то была совершена попытка нанести очень серьезный удар на устья Невы из Финляндии и со стороны моря, скомбинировав это предприятие с вторжением основных шведских сил под командованием Карла Двенадцатого в Россию. Из Финляндии во главе корпуса в двенадцать тысяч человек выступил генерал Либекер; со стороны моря его поддерживал флот в числе 22 шведских судов под командованием адмирала Анкерштерна (Анкерштрема). Идея была понятна: Либекер покончит с новой столицей, а король Карл — со старой.
Фиаско в Ингерманландии стало началом конца карьеры Георга Либекера.
Расположенный у Выборга корпус Либекера, получил в июле 1708 года приказ шведского сената вторгнуться в Ингерманландию. 1 августа шведы выступили от Выборга, но проливные дожди, продолжавшиеся почти 15 суток («типичная» петербургская погода), обратили все дороги в непролазную грязь. Это обстоятельство крайне невыгодно отразилось на темпах продвижения шведских войск, тем более что Либекер не решился идти по главному Выборгскому тракту, где его поджидали русские войска. Не доходя до Невы, шведы свернули на проселочные дороги, чтобы, выйдя в центр изгиба, образуемого рекой, иметь возможность совершить переправу в любом месте.
8 августа войска Либекера, перейдя реку Сестру, подошли к Неве выше Тосно. Одновременно на виду у Кроншлота показались шведские корабли. 29 августа Либекер после очень оживленной артиллерийской перестрелки, продолжавшейся почти три часа, смог переправиться через Неву и пошел искать запасы, собранные в Ингерманландии. Около двух с половиной недель продолжались эти тщетные поиски, однако безрезультатно: русские предусмотрительно перевезли в Петербург все запасы, а излишки — уничтожили.
Непрестанные поиски провизии привели к тому, что противники, перемещаясь по Ингерманландии, описали своего рода круг относительно Петербурга, так и не рискуя вступить в генеральное сражение. Шведам явно не хватало сил для взятия новой российской столицы, равно как и у Апраксина не было достаточно сил, чтобы дать бой с полной уверенностью в победе. Вообще же стоит отметить, что с самого начала Апраксину было нелегко организовать сопротивление вторгнувшимся шведам. Русские войска были рассредоточены по опорным пунктам. Провианта, правда, у шведов было с самого начала экспедиции очень мало, но и у русских войск запасы не отличались изобилием.
Не рискуя со слабыми силами вступать в открытый бой с противником, Апраксин решил действовать измором, ясно понимая, что вопрос о снабжении является ахиллесовой пятой шведов. В этих условиях наилучшей оказалась тактика мелких нападений на отдалявшиеся от главного шведского лагеря части, занятые поиском пропитания.
В борьбе со шведами Федор Матвеевич Апраксин не чурался военной хитрости.
Эта тактика себя полностью оправдала: к завершению кампании у Либекера была сильно потрепанная походом и самым настоящим образом голодавшая армия, что ставило под угрозу физическое выживание и последующее возвращение в Швецию. Лишенный возможности вернуться прежней дорогой в Выборг, так как она преграждалась русскими войсками, Либекер направил свой корпус к Копорью. Здесь, в ходе одной из традиционных стычек с небольшим русским отрядом, где шведам удалось одержать верх, в их руки попало сфабрикованное письмо графа Апраксина к начальнику этого отряда генералу Фразеру. Апраксин сообщал Фразеру, что он спешит к нему с большой армией на помощь. Чистейшей воды дезинформация: в тот момент никакой большой армии у Апраксина не было и в помине, никаких подкреплений он сам не получал и другим послать их не мог.
Затея Апраксина увенчалась блестящим успехом. Колебаниям шведов пришел конец, им показалось, что промедление с отъездом грозит неминуемой катастрофой. Решено было поскорее посадить армию на корабли и отплыть, не теряя времени. Но именно это решение и привело их к катастрофе. Либекер покинул свой прежний лагерь и перевел свое войско к самому берегу моря. 29 сентября, шведы подошли к Сойкиной мызе, на виду которой уже стояла шведская эскадра, и начали посадку. Быстро сделать это не получилось: в лагере скопилось до 7 тысяч лошадей и тысячи повозок. Такой груз корабли не в состоянии были вывезти. Тогда шведы стали уничтожать лошадей и повозки – настолько сильное впечатление произвело на них содержание письма…
Волею судьбы, именно здесь, в Копорской губе, близ деревни Кривые Ручьи (Криворучье) разыгрались драматические события. Чем больше шведских войск оказывалось на кораблях, тем малочисленнее становился их лагерь на берегу и тем настойчивее становились русские нападения.
Побережье Финского залива в районе Копорской губы.
Кульминация наступила, когда на берегу оставалось пять шведских батальонов. Апраксин разделил свою пехоту на две бригады по три батальона в каждой, поручив командование бригадиру Фразеру и полковнику Бушу, гренадерами командовал плац-майор Греков, кавалерией — бригадир Чекин. Перед атакой Апраксин послал вахмистра Страмбурга в качестве парламентера с барабанщиком, предложив остаткам шведского войска капитулировать, на что неприятель ответил отказом. После этого участь остававшихся на берегу шведов была предрешена.
Внезапной атакой с двух сторон русские войска напали на шведский лагерь и, несмотря на ожесточенную стрельбу неприятеля, учинили ему форменный разгром. Особенно, важным оказался вклад гренадеров майора Грекова, которые обошли шведский лагерь и атаковали его, по сути, уже из воды Финского залива, внеся дополнительный хаос в ряды обороняющихся. Никто из шведов, кто пытался спастись вплавь, не выжил. Бойня продолжалась и в окрестных лесах. В общей сложности в битве при Криворучье шведы потеряли практически весь арьергард — более 900 человек. Генерал-майор Либекер, к тому моменту уже находившийся на корабле, бессильно вынужден был наблюдать за разгромом остатков своего корпуса («Либекер, который оным корпусом командовал, ту акцию обсервовал своим кавалерским сердцем с корабля адмиральского»).
Более сдержанную оценку можно найти в «Морских журналах Наума Акимовича Сенявина», будущего адмирала и участника битвы при Криворучье: "В 16-й день, Г. Адмирал (Гр. Апраксин) был под Сойкиною мызой, для провожания Генерала Либекера. Он, Генерал, уехал на флот свой, а в трежементе оставил майора и с ним слишком с 1000 человек, которых мы шпагою взяли. Я на той баталии был у гренадерской роты за капитана, и ранен в правую ногу."
Отчет Апраксина Петру Первому сохранил итоги сражения при Криворучье: помимо убитых шведов в плен было захвачено 21 офицер, 186 унтер-офицеров, капралов, драгун, солдат, 1 пастор и 1 лекарь; итого 209 человек. Впечатляющими оказались и потери лошадей – более 6 тысяч. Русские войска потеряли убитыми 57 человек, среди которых был подполковник Грос, служивший в Вологодском полку. Из двенадцатитысячного корпуса, шедшего на Петербург, в Швецию вернулось чуть больше половины…
Победа Апраксина над войсками Либекера, совпавшая по времени с победой русских войск при Лесной, произвела сильное впечатление в Европе. Но вера в военный талант Карла Двенадцатого была все еще слишком сильна, и многие надеялись, что он возьмет реванш за неудачи на ингерманландском фронте. Однако уже в следующем году полтавский разгром шведских войск, окончательно похоронил эти надежды.
Петр Первый — главный архитектор русских побед в Северной войне.
Неудачно сложилась и дальнейшая карьера Либекера. Хотя через пару лет после «ингерманландской конфузии» он получил повышение до генерал-лейтенанта, став губернатором и главнокомандующим в Финляндии, Либекер не проявил себя должным образом при осаде русскими войсками Выборга. Потеря же Хельсинки и южной Финляндии во время военной кампании в 1713 году привела к его смещению и отзыву в Стокгольм, где Либекер предстал перед трибуналом. Вина его поначалу не была доказана, однако после возвращения короля Карла в страну из изгнания процесс возобновился. В 1717 году он был приговорён к смерти и конфискации имущества, однако впоследствии был помилован и отправлен в поместья, где и умер в июне 1718 года.
Разгром шведов у Криворучья положил конец их попыткам вторгнуться в Ингерманландию. С тех пор на этом театре военных действий инициатива прочно перешла к России. Благодаря успеху при Криворучье Петербург, юный «петровский парадиз» на берегах Невы, получил возможность свободно развиваться, не опасаясь шведских атак…
О той роли, которую Петр Первый придавал военному успеху при Криворучье, говорит учрежденная в честь победы медаль, на одной стороне которой был выбит портрет Апраксина, а на другой – флот с многозначительной надписью: «Хpaня сие не спит, лучше смерть, а не неверность» (возможно, потому, что Апраксин вместе с Петром Первым стоял у истоков основания русского флота).
В честь победы при Криворучье была выпущена медаль с изображением графа Апраксина.
Победа при Лесной увековечена памятником. Битва при Криворучье до сих пор остается забытой…
В наше время эта страница Северной войны оказалась прочно забытой: место боя не увековечено даже памятной стелой. Давно уже нет и самой деревни Криворучье: населенная когда-то финнами-ингерманландцами, она окончательно была уничтожена в войну и больше не восстанавливалась. И лишь архивные документы хранят память о «позабытой виктории» на южном берегу Финского залива.
@sankt-peterburg, спасибо за историю, узнала об этом впервые.
@nadiyamikhno, многое нам ещё не известно...
@sankt-peterburg, да уж...главное чтобы не пропало