Воровской роман Сквозь Сибирский Тракт. Наедине со смертью. Глава 26.

Три недели переходов дались бродяге нелегко. Днем он шел, вечером, как повелось, расставлял капканы, разводил костер и уже ночью ложился спать. Кашель донимал его, как и прежде. Зато недостатка в еде не было – в капканы постоянно попадалась живность, а много мяса ему одному не требовалось. Ежедневные переходы стали для него чем-то привычным, неотвратимым, как рок; он просто шел, шел вперед с надеждой и верой. Его давно перестал волновать внешний вид, беспокоило лишь приближение зимы, которая могла стать последней в его жизни. Застать зиму в Уральских лесах было равносильно смерти – медленной, но верной. Поэтому он шел с раннего утра до позднего вечера, и хоть давно уже не был уверен, что идет в правильном направлении, понимал, что ничего другого ему не оставалось – только идти, идти и дойти, во что бы то ни стало, дойти до людей. Иначе все, что было сделано: и ограбление банка, и побег, да и вся жизнь – все станет пеплом, бессмысленной пустотой. Допустить этого он не мог. Не такой человек был Граф, чтоб сдаться и умереть вот так вот глупо.
Еще в детстве он показывал свой жесткий, целеустремленный характер. Его правило было простое: во что бы то ни стало побеждать, даже если соперник намного старше и сильнее. Когда ему было 14 лет, Васька Клин, нечистый на руку бандит, старше Графа на четыре года, хотел его проучить за ограбление купца в Ковенском переулке, так как считал эту территорию своей. Отбросив в сторону финки, пацаны схватились в жестокой драке. Граф поначалу не уступал своему врагу, однако Васька Клин, в силу своего возраста и массы тела начал поддавливать его. Вымотавшись и получив несколько сильных ударов в голову, Граф упал на землю. Не в силах больше встать и продолжить бой, он схватил противника за ногу, укусил выше пятки рванул зубами сухожилие. Васька упал, истерично крича от боли. Лицо Графа было все в ссадинах, губа уже распухла, из носа текла кровь. Усталый, но не побежденный, он поднялся и вместе с друзьями пошел с места драки. С тех пор его стали побаиваться даже самые ярые старшаки, говоря, что с Мишкой Воронцовым лучше не связываться, он и заточку в бок может воткнуть.
Проснувшись очередным утром, Граф сразу почувствовал, что что-то не так. Приоткрыв один глаз, он увидел, что выпал первый снег – он застлал всю землю толстым слоем. Костер, в который он ночью подкидывал дрова, совсем потух, лишь слабое тепло исходило от золы. Поев с вечера поджаренной зайчатины, вор собрал пару горстей этого снега, кинул в железную кружку для чифира и закипятил. В горячую воду набросал сосновых иголок и молодых побегов, оставил минут на пять настояться, затем стал пить этот хвойный чай. Такой отвар готовила его мать больному отцу, когда тот болел чахоткой и постоянно кашлял. Отвар помогал, и отцу становилось легче. Это уже потом, когда он начал кашлять кровью, мать отгородила лежанку печки, где он постоянно лежал, тряпкой и стала добавлять в хвойный отвар ложку свиного жира. Тогда этот отвар казался ему таким противным, он не мог на него смотреть без отвращения, но сейчас он с удовольствием бросил бы ложку жира в свою кружку.
Граф пил лечебный напиток маленькими глоточками, во рту было терпко, зато кашель отходил сам собой. «Вот и зима пришла», – подумал он невесело. Его заботила мысль, что за все три недели он так и не вышел на какое-нибудь село, возможно, даже шел не в ту сторону. В винтовке осталось всего два патрона, один из которых он вынужден был вскрыть и высыпать порох – только так можно было разжечь костер без сухих веток после двухдневного дождя. А для зимних лесов Урала два патрона как капля в море, да и двигаться по сугробам очень сложно. Вор не ку- рил уже больше месяца, ему уже даже не хотелось, – разве что по утрам, после снов о том, как он медленно берет ароматную папиросу, мнет в пальцах мундштук, закусывает его зубами, подкуривает и затягивается. Во сне этот мундштук был немного солоноват на вкус и прилипал к губам. Поначалу от реальности этого ощущения Граф даже просыпался, потом привык.
Выпив хвойный отвар, он цыкнул, пожалев об отсутствии папирос – и двинулся дальше. Конечно, сильных морозов еще не было, но погода стояла очень холодная. Благо, в лесу не так ощущался ветер. Казалось, нет конца и края этим холмам и бесконечному лесу. Все вокруг его раздражало, усталость накапливалась как снежный ком, летящий с горы, и прерывистому ночному сну не удавалось этот ком растопить. Впервые в жизни ситуация казалась Графу безвыходной, причем настолько безвыходной, что даже не было идеи, как ее изменить. «Свобода – она как греет, так может и заморозить до смерти», – впервые подумал он, но в любом случае, лучше сдохнуть в этих лесах, чем там, на мерзлой каторге. Этими мыслями он придавал себе сил и уверенности двигаться дальше, и не важно, верной он дорогой идет или не верной – нет неправильного пути на воле, есть воля, ради которой стоит жертвовать даже жизнью. Он шел который день по дебрям лесов, день за днем проходили однообразно, и он уже потерял им счет – различал лишь темное и светлое время суток, остального не существовало.
Две последующие недели дались Графу еще сложнее. Погода становилась холоднее, снега наметало все больше, сил не хватало. Он уже подолгу отдыхал днем и раньше ложился на ночь. Иногда сугробы доходили до двадцати сантиметров, это значительно усложняло передвижение. Подошва одного ботинка отклеилась, и Граф вынужден был выкинуть их и надеть Дяди Пашины, которые снял с него, уже мертвого, в яме, благо размер у них был один и тот же.
Он не любил зиму из-за пронизывающего холода и снега, на котором всегда оставались следы. Эта особенность два года назад чуть не стоила ему свободы. В морозный декабрьский вечер, после сильного снегопада погода стояла тихая, но снежная, с большими сугробами. С иголочки одетый, Граф шел по Невскому проспекту к одному шикарному дому на улице Надеждинской – там жили вдова генерала Путигина с дочерью и прислугой. Дочь, откровенно сказать, была далеко не красавица. Вдова Мария Владимировна Путигина прекрасно понимала, что ее некрасивую дочь навряд ли просто так возьмут замуж, поэтому всячески старалась выводить ее в свет, одевая в красивейшие наряды и дорогие украшения. Прознав это, Граф, выстроил план. Приодевшись под богатенького франта, он зашел в кондитерскую лавку на Литейном проспекте, где два раза в неделю закупала сладости Екатерина, дочь генерала. Проявив максимум обаяния, он заладил знакомство, и уже через два дня был вхож в богатый дом Путигиных. Неделю он навещал дочь генерала, приходя к ней в гости и одаривая комплиментами и букетами цветов. Вдова генерала была не против, даже двумя руками за эти встречи – она поскорее хотела выдать дочь на обеспечение богатенького мужа. Именно поэтому Граф и представился сыном известного в Петербурге и за его пределами мануфактурщика по производству тканей Николая Григорьева. Вчера он сообщил вдове и дочери генерала о том, что намерен пригласить их в Михайловский театр, находящийся на Михайловской площади. Театр выбирался специально недалеко от дома Путигиных. А сегодня он шел к ним, по дороге купив два букета цветов, первый – побольше – дочке, а второй, поскромнее, вдове генерала.
– Доброго дня, дамы, – с широкой улыбкой произнес Граф.
– Добрый вечер, милейший Егор Николаевич! – обрадованно воскликнула Екатерина и бросилась к нему принимать букеты.
– Это вам, Екатерина Михайловна, – протянул он большой букет роз дочери генерала.
– Приветствую вас, Егор, – спускаясь с лестницы, проговорила вдова генерала.
– Вечер добрый, Мария Владимировна, – склонив голову в приветствии и протягивая букет, поздоровался Граф.
– Мы скоро будем готовы, может, кофию или чего покрепче? – спросила Екатерина, некрасиво улыбаясь и поглядывая на маму.
– Не торопитесь, дамы, время еще есть, я налью себе коньяку, – ответил Граф, подходя в гостиной к невысокому столику, на котором стояли бутылки алкоголя.
– Хорошо, Егор, а то все равно Марфу отпустили, так что сегодня мы как без рук, – сделав широкий жест рукой, показывающий на отсутствие помощницы по дому, захихикала Екатерина и ушла собираться.
Граф налил в рюмку коньяку, взял ее за ножку, махом выпил и сразу же налил другую. Вернувшись на диван, он задумался: «Я мерковал как захороводить прислугу, а тут все в руку. Надо сегодня ашманать эту богатенькую домуху». Довольный, он с удовольствием опрокинул в рот вторую рюмку коньяка и поставил ее на стол. Хмель немного ударил в голову, Граф, довольно прищурившись, достал папиросу и закурил. Прикрыв глаза, он медленно пускал кольца дыма под потолок, где висела большая хрустальная люстра. Вор уже представлял себе, как будет складывать дорогие вещи в мешок и уходить прочь из этого генеральского домика. А завтра – кутить с Зинкой в шикарном ресторане, сорить деньгами направо и налево. Пребывая в этих радужных мыслях, он не заметил, что вдова с дочкой уже спускались по лестнице.
– Мы готовы, – величественно произнесла мамаша.
– О, вы шикарны, Мария Владимировна, – окидывая вдову взглядом, с придыханием произнес Граф.
– А как же я, голубчик? – обиженно посмотрев на кавалера, спросила генеральская дочка.
– Вы не даете мне и слова вымолвить, дорогие дамы, – заулыбался тот. – Екатерина, вы великолепны, – подойдя к ним и целуя ручки, урка расплылся в улыбке.
Они надели верхнюю одежду и вышли на улицу. Взя- ли извозчика, хоть ехать было недалеко, всего несколько кварталов. До Михайловской площади добрались быстро и вовремя. Рассчитавшись с извозчиком, Граф спрыгнул с тарантаса и подал руку сначала вдове, затем дочке.
– А что за спектакль? – спросила Екатерина, следуя по заснеженной дорожке.
– Комедия, «Париж конца века», новая пьеса. Говорят, уже произвела фурор в обществе, – ответил воодушевленно Граф.
Они зашли в фойе театра, разделись и дамы тут же направились на свои места. Граф закурил и осмотрелся. Вокруг ходили толстосумые дяденьки и их шикарно одетые тетки. Оценив обстановку, он смекнул, что взять свое пальто во время пьесы не составит труда.
– Молодой человек, не угостите даму огоньком? – услышал он за спиной приятный, чуть с хрипотцой, женский голос. Он показался ему до боли знакомым.
Повернувшись, Граф немного удивился: перед ним стояла Фенька Солнце, воровка на доверии. Она втиралась в доверие к богатеньким мужичкам, а потом обворовывала их или в гостиничных номерах, или прямо у них в квартирах. Свою кличку Солнце получила за ярко-рыжий цвет волос и нескромные веснушки, которые придавали ей еще больше шарма. Нужно отдать должное, красоты она была неописуемой – понятно, почему дядьки с толстыми кошельками обращали на нее внимание. Последний раз Граф видел Феньку Солнце еще летом, на одной из хавир, куда она забегала на встречу к уркагану Моте. Граф не знал, какие у них с Мотей были дела, но закончилось все тем, что наутро он проснулся в объятиях Солнца в чем мать родила. Он ничего не помнил, голова невыносимо болела. Быстро одевшись, он побежал опохмелятся в ближайший трактир. А вернувшись на хавиру уже довольно пьяненький, Феньки он там уже не застал.
– Какие люди, Солнце! – не сдержал улыбки Граф.
– Тише, Граф, тише, – полушепотом прошипела воровка, подкуривая от зажженной спички.
– Трекнулся, мое вам извиняйте, – ответил весело Граф. – На деле?
– Да так, хожу, присматриваюсь малость, – ответила с кокетством Фенька Солнце.
– Присмотрела кого? – спросил урка.
– Не так чтобы да, и не так чтобы нет...
Граф подумал, что четыре руки намного удобнее, чем две – и унести можно в два раза больше, да и помощник не помешает.
– Есть у меня к тебе дело верное, – немного наклонившись к Феньке, шепнул Граф.
– Интересно, это чем же я такому фартовому вору сгодилась, – пошутила Фенька.
– Слушай или проходи мимо, – серьезно ответил Граф.
– Слушаю, милый, не злись, – нежно ответила она, кладя ему на грудь руку, безымянный палец которой украшал большой перстень с драгоценным камнем.
– Я тут с двумя мазихами, вдова и дочка генерала, – значительно посмотрел он на Феньку, оценивая ее реакцию.
– Что нужно с меня?
– Правильный вопрос, – довольный быстрым пониманием, ответил Граф. – Я сейчас в зал, там они уже на местах сидят. Через полчаса выйду, а ты возьми извозчика, поезжай перекуйся. Потом езжай на Надеждинскую к двадцать шестому дому и там ожидай, я вскоре прихрятаю.
– Малье, – кивнув, ответила Фенька Солнце и пошла к выходу, вихляя шикарными бедрами.
– Вот Фенька, вот маруха, – не сдержавшись, улыбнулся Граф.
Проводив ее взглядом до двери театра, он поторопился в зал.
– Егор Николаевич, мы без вас уже заскучали, – с грустным лицом прошептала Екатерина.
– Встретил Матвея Голицкого в фойе, – с ходу придумал Граф.
– Уже началось, садитесь, – ответила Екатерина, пропустив мимо ушей незнакомое имя.
Граф сел и со стороны казалось, что внимательно начал следить за происходящем на сцене. На самом деле он прокручивал в голове возможные варианты предстоящего дела. До генеральского дома он мог доехать примерно за пять минут, Фенька Солнце ушла пять минут назад, значит, через пятнадцать-двадцать минут он должен уйти. Скорее всего, до первого антракта дамы не тронутся с места, а это примерно еще минут сорок-сорок пять после того как он выйдет. Времени не так уж много, но если быстро все обделать, то вполне может хватить. Еще ведь надо забраться в дом... Но это он продумал давно – можно разбить окно с заднего двора и оттуда уже залезть внутрь.
Примерно через двадцать минут Граф наклонился к дочери генерала и прошептал: – Екатерина, я выйду в уборную. Видно, съел что-то.
– Вам плохо, Егор Николаевич? – тревожным шепотом спросила Екатерина.
– Все хорошо, дорогая Екатерина Михайловна, я скоро вернусь, – улыбнулся вор и направился к выходу. Возле самого выхода он обернулся – Екатерина смотрела на него грустными глазами. «Какая же она некрасивая», – подумал вор и послал ей воздушный поцелуй. Дочка генерала в ответ улыбнулась, нос ее скривился, а лицо стало похоже на гримасу старой ведьмы. Граф развернулся и быстро вышел в фойе.
«Не дай бог такую в жены», – ехидно думал Граф, надевая свое пальто.
Быстрым шагом он вышел на улицу. Погода стояла тихая и морозная, благо снег прошел днем и к вечеру метель стихла. Вор взял извозчика, которые дежурили тут в ожидании богатых клиентов. Доехав по нужному адресу, он отпустил бричку, а сам осмотрелся: вокруг было тихо и безлюдно, лишь полная луна светила на небе как фонарь, озаряя окрестности. Тут же из-за угла соседнего дома показалась небольшая фигура – это была Фенька Солнце, уже переодетая в удобный полушубок и сапоги.
– Ну что Солнце, расколем ящик? – обратился вор к напарнице.
– Балды нету? – спросила воровка.
– Нема, сегодня никого нема, а у нас времени не много, пошли, – решительно двинулся вперед Граф. Он огляделся и перепрыгнул через забор.
Обойдя дом с обратной стороны, напарники подошли к тому самому небольшому окошечку и остановились. Граф попросил Солнце снять полушубок, прислонил его к стеклу и резко ударил локтем. Мех заглушил звук разбивающегося стекла. Достав осколки, Граф забрался внутрь и открыл подельнице заднюю входную дверь.
В доме было темно, слабый лунный свет отражался на дубовом паркете гостиной небольшими квадратиками от окон. За неделю Граф выучил расположение всех комнат в доме – и мог хоть с закрытыми глазами найти любую. Скинув со стола скатерть, он расстелил ее на полу в гостиной и начал скидывать туда столовое серебро из резного дубового буфета.
– Лови! – Фенька Солнце кинула ему мешок, заранее прихваченный на хавире, где она сейчас жила.
– Спасибо, Солнце!
Оставив столовое серебро для своей напарницы, он двинулся на второй этаж в комнату вдовы в поисках сбережений и драгоценностей. Там он скинул в мешок шкатулку с драгоценными украшениями, открыв бельевой шкаф, сбросил на пол постельное белье. Не найдя там денег, вор подошел к небольшому спальному шкафу. Достав из-за пояса финку, он вскрыл дверцы и улыбнулся: две пачки денег лежали тут. Развернувшись, чтоб пойти в комнату дочери, он замер и прислушался: внизу что-то грохнуло, раздался чей-то голос и топот ног.
Вор кинулся к окну, посмотрел вниз. Было не так чтоб высоко, но не низко. С силой несколько раз дернув форточку, он распахнул ее и, выбросив мешок с награбленным, снова прислушался: топот приближался. Дорога была каждая секунда, он дернул и открыл окно, ступил на подоконник и еще раз посмотрел вниз: под окном был приличный сугроб. Сгруппировавшись, вор прыгнул, приземлился на полусогнутые ноги и сразу же упал на бок, почувствовав сильную боль в ступне. Тут же подскочив, он попробовал бежать, но от боли мог только идти, сильно хромая. Он схватил мешок и двинулся прочь от дома, а из открытого окна уже слышался мужской крик: «Они далече не убегли, надобно следом бежать. Собаку спускай, Марфа!».
– Вот гады, – прошептал Граф, с усилием хромая к забору.
Он понимал, что если собаку спустят до забора, то это может быть его последний вечер на воле. Дохромав до забора, вор перекинул мешок и обернулся. Позади уже слышался приближающийся рык собаки. Вор, собрав волю в кулак, попробовал перекинуть больную ногу через забор, но не смог и упал в сугроб. Собака была уже совсем рядом. Вор достал финку и приготовился встречать зверя.
В лунном свете большая собака неожиданно выскочила из темноты и сделала прыжок на Графа. Он выкинул правую руку с финкой вперед и одним движением воткнул орудие в горло собаки. Раздался визг, собака на секунду опешила, и в этот миг вор второй раз воткнул финку ей в шею. Взвизгнув, животное повалилось на бок и заскулило.
Граф вновь услышал голоса, поднялся и сделал еще одну попытку перепрыгнуть через забор. Теперь ему это удалось. Перепрыгнув, он схватил мешок и похромал прочь. Нога болела так сильно, что наступал он на нее с большой осторожностью. С трудом дойдя до переулка Эртеля, находящегося за домом генерала, он прислушался – голоса не утихали. Это означало, что по следам за ним идут.
– Сука снег, и луна еще эта, – проговорил Граф шепо- том и свернул направо, к улице Бассейной.
За ним шли, это он чувствовал спиной. Двигаясь вдоль домов, он вышел на Бассейную, где было много следов прохожих, и юркнул направо, обратно на Надеждинскую. Трюк сработал. Преследователям и в голову не пришло, что вор побежит на улицу, с которой началась погоня. Графу повезло. Неожиданно вернувшаяся Марфа с супругом, которые пришли прибрать с вечера, чтоб не вставать утром очень рано, не выследили его.
Нога отнималась. Отлежавшись несколько дней, Граф смог пойти к врачу, который констатировал сильный ушиб. Наложив тугую повязку, он посоветовал Графу не напрягать ногу в ближайшее время. Пройдя по петербургским малинам, вор узнал, что Феньку Солнце буквально вчера видели в одном из ресторанов – это означало, что она успела сделать ноги. Тогда дух тюрьмы прошел буквально рядом с ним, овеяв его своим холодом. Если бы не следы на снегу и полная луна, он ушел бы без нервов и преследования.
Зато с Фенькой Солнцем, встретившись уже ближе к весне, они провели несколько незабываемых дней в загуле и любовных утехах. Через год Граф узнал, что Феньку в пьяном угаре убил какой-то залетный купец, проснувшись в тот момент, когда она доставала деньги из его кошелька.
...Сейчас, в сугробах Уральских лесов, случай в доме вдовы генерала Путигина вспомнился Графу как детская шалость – так быстро отошла от него опасность в тот вечер. Теперь погода не жаловала Графа, вьюга заметала снегом все вокруг, от ветра не было спасения, снег летел в лицо. Бродяга пробирался сквозь глубокие сугробы, собираясь с последними силами. Уже целые сутки он не ел ничего, кроме снега – таким снегопадом невозможно было поставить капкан. Вечером с трудом, но удалось разжечь костер. Поскольку ветер немного утих, замерзшие ветки быстро схватились, и вор смог закипятить воды и заварить хвойный отвар. На ночь он уже без задних ног нарубил дров и еловых веток, часть дров подкинул в костер, из веток сделал подстилку. Свернувшись калачиком и спрятав голову под полу теплого кафтана, накрывшись копной бархатных еловых веток, он быстро провалился в сон. Спать не мешало даже нездоровое бурчание в животе, разыгравшееся от терпкого, хвойного отвара на голодный желудок. Усталость была сильнее.
Граф проснулся, когда было уже светло. Казалось, что он просто закрыл и открыл глаза – сон не принес никакого отдыха. Во всем теле ощущалась слабость, кашель донимал сильнее прежнего. Вор не мог заставить себя подняться, хотя и понимал, что нужно продолжать двигаться дальше, иначе можно просто замерзнуть под этим еловым саркофагом. Он закрыл глаза и безуспешно постарался подавить кашель. Потом, приложив усилие, скинул с себя еловые ветки и снег, нападавший сверху за ночь. Поднялся, подошел ко вчерашнему костру, от которого не осталось ни одного теплого уголька – костер уже почти замело снегом. Вор попытался вновь оживить источник тепла, но так ничего и не добился. Оставив пустое занятие, он набрал в рот сосновых иголок и, пережевывая их и глотая слюну, чтоб хоть как-то пополнить организм энергией, двинулся дальше.
Граф продвигался спотыкаясь, медленно переставляя ноги. Рюкзак за спиной казался неподъемной ношей, поэтому он снял его и тянул за собой по снегу. Пройдя всего лишь несколько часов, Граф присел отдохнуть. Ветер стих. Закрыв глаза, бродяга и не заметил, как провалился в сон.
Ему приснилось лето. Он сидит на лавочке в Александровском саду и курит папиросу. Настроение прекрасное: разведя руки в разные стороны, он закинул их на спинку лавочки и любуется на прогуливающихся в саду дам в шикарных нарядах, под солнечными зонтиками. Вдруг сзади кто-то руками закрыл ему глаза и задорно захихикал. Он чувствовал эти нежные, пахнущие лавандой руки, перебирал в голове имена их обладательниц, но не мог угадать. Наконец он не выдержал, аккуратно убрал эти руки у себя с глаз и обернулся – на него смотрела Софья из тюремной больницы, в своем сестринском сером платье и белой косынке. Сестра милосердия весело хохотала, медленно отходя и зазывая его идти за собой. Граф встал и пошел за ней, увлекаемый ее женственной красотой. Ему так хотелось сорвать с нее это монашеское платье... Выйдя на Адмиралтейский проспект, он понял: что-то не так. Здесь почему-то стоял холод, сильный снег засыпал все вокруг, налипал ему на лицо, и от этого становилось еще холоднее. Куда-то пропала сестра Софья, на улице не было ни души. «Все по домам, и мне пора», – подумал Граф и двинулся, в чем был, – в белом костюме и летних туфлях – к Дворцовой площади. На площади ветер усилился, снегом замело всю мостовую, из-за метели не было видно ничего. Он кутался в тоненький пиджачок, подняв воротник и вжимая голову в плечи, холод одолевал его. Он захотел закурить, достал папиросу, чиркнул спичкой, но она сломалась, вторая зашипела и потухла... Наконец он достал последнюю спичку, чиркнул и затянулся дымом.
Граф проснулся от того, что причмокивал губами, как бы куря папиросу. Вокруг выл злосчастный ветер, снег засыпал одежду, противно налипал на лицо. Вор с трудом поднялся и пошел дальше. Еле передвигая по сугробам ноги, он шел, согнувшись – так ветер не дул в лицо. На голову Граф завязал кусок тряпки. Несмотря на то, что густой лес в значительной степени оберегал бродягу от жестокого порывистого ветра, его мотало из стороны в сторону: сказывалось двухдневное отсутствие еды и теплого питья. Даже под толстым слоем одежды его пробирал озноб, от мороза руки и губы покрылись трещинами. Он уже потерял ориентацию в пространстве и просто шел куда глядят глаза из последних сил. Часто садился отдыхать, то и дело на таких привалах теряя чувство реальности. В такие моменты Графу было хорошо, он ощущал себя в тепле и уюте. Но инстинкт самосохранения каждый раз возвращал его в реальный мир, не давая замерзнуть окончательно. Он выбросил из рюкзака половину вещей, чтобы облегчить себе ношу, но легче не стало.
Остановившись в очередной раз, бродяга попробовал разжечь костер, но, как назло, кремний раскололся на две маленькие части, и добыть огонь не получилось. Не садясь, чтоб не замерзнуть, он двинулся дальше, руки закутал в тряпки, на лицо завязал повязку. Каждый шаг давался все сложнее. Наконец, выйдя на какую-то поляну, Граф споткнулся и упал лицом в снег. Он больше не хотел вставать. До жилья не дойти, а сил больше нет. Нет еды, нет огня. Нет, ему не страшно было умереть, в жизни он мог умереть уже много раз – но ему было обидно, что гибнет он не от пули полицейского, а нелепо – замерзая в лесу.
Уже не так холодно было Графу. Тепло пошло по всему телу, руки не слушались, глаза не открывались, в ушах приятно шумело, ноги тоже казались не такими ледяными. Собрав последние силы, Граф с остервенением спустил курок винтовки. Раздался выстрел, но он его уже не слышал. Ему было уже уютно и тепло. «Конец», – подумал он – и даже не испугался.

---------------------------------------

Если вам понравился мой роман, вы совершенно бесплатно можете скачать его по ссылке.

Беларусы могут заказать бумажный вариант книги напрямую у меня, вышлю наложным платежом (стоимость с пересылкой по всей Беларуси около 10 рублей). Роман объемом 300 страниц отпечатан на качественной бумаге, в твердом, ламинированном переплете. Пишите в сообщениях и заказывайте роман с автографом автора. 

С Уважением Сергей Устинов.