О моей службе в советской армии (личная рубрика Моя Каждодневность)

Однажды… я служил в советской армии. В знаменитой Таманской дивизии, в Подмосковье. Бок о бок располагалась Кантемировская танковая дивизия, а ещё где-то рядом был настоящий конный полк, участвовавший во многих фильмах с лошадиной массовкой… Таманская дивизия, неизменная участница парадов Победы на Красной площади, имела в своём составе и так называемую «творческую» 5-ю роту, куда определили и меня, как выпускника гуманитарного института. Помню, в ней тогда же служил Александр Панкратов-Чёрный, весельчак и балагур, поднимавший наш «боевой» дух во время ночных нарядов на кухню. (Ему было тогда около 28ми, и его «отловленность» на службу реально случилась чуть ли не на улице, на самом излёте отпущенного для этого срока!) Он частенько отсутствовал в расположении роты, потому что уже тогда много снимался, и мы завидовали ему белой завистью!Очень хорошо помню и Лёшу Молостова, участника авангардного в то время танцевального ансамбля «Сувенир» под рук. Там.Головановой. Кроме того,у Лёши была уже за плечами большая роль в кино (фильм «Последняя встреча»). После армейской службы я несколько раз побывал на концертах ансамбля, на которые меня проводил как раз Лёша. Помню, однажды мы с ним случайно столкнулись возле Одесского вокзала (я тогда проживал в области, а он приехал в Одессу на гастроли с ансамблем). По-настоящему обрадовались друг другу, повспоминали наше солдатское житьё-бытьё, и Лёша пригласил меня на концерт. Они выступали в паре с «Машиной времени» (1-е отделение – «Сувенир», 2-е - группа Макаревича). Концерт меня реально впечатлил тогда!
Отлично помню и Тиграна Петросяна (балетного танцовщика), с которым часто спали спина к спине, чтобы хоть немного согреться в бесконечых армейских походах во время учений… Уже «на воле», согласно нашей заветной мечте, взлелеянной когда-то в окружении бесконечных тягот, он пригласил меня в Армению, и я с удовольствием посетил эту потрясающе красивую республику! (Но об этом, вероятно, будет отдельный пост).
Армия поразила меня своими контрастами буквально с первого же дня. Когда нас привели кормить, никто не предложил нам ни посуды, ни вилок с ложками: всё нужно было добывать самим! А где добывать? В мойке! Но мойка была доступна только тем, кто в ней отбывал наряд, а нам, только что прибывшим, пришлось по очереди залезать в посудное окошко, куда принималась грязная посуда, причём залезать вместе с накопленным нагромождением! Пробравшись, таким образом, в помещение Мойдодыра, мы сами ускоренно мыли необходимую нам утварь, а затем, так же по очереди, вылезали обратно в зал столовой, вперекор уже новому нагромождению! И только после этого мы подходили со своей посудой и пропавшим чувством аппетита к раздаточному окошку… Мне хорошо запомнилось такое «гостеприимство» для новобранцев!
Не знаю, как в других частях армии, а у нас была в то время такая «народная» градация по сроку службы: вновь прибывшие – скворцы, полугодники – огурцы, годичники – черпаки, полуторагодовые – деды (или старики), и, наконец, второгодники (разумеется, в послужном смысле)– дембеля (уходившие на гражданку, как правило, в течение месяца, но бывали и передержки, например, как со мной; но об этом попозже).
Ещё до всяческих учений (а было их за мой год с небольшим аж целых 4!) нас частенько натаскивали на марш-броски. Вот это было мучение! С полной выкладкой, весь упакованный и затянутый в амуницию (тянувшую килограммов на 15, а то и больше), ты должен был вместе со всеми пробежать несколько километров до пункта назначения, и при этом не отставать! Мне было уже 22 года, а многим повезло служить гораздо моложе меня, и это очень сказывалось во время марш-бросков. Мне элементарно не хватало дыхания, в то время как основная масса бойцов, точно молодые лоси, успешно одолевала необходимое расстояние и стабильно высокую скорость (её задавал наш ротный лейтенант, красавец Киселёв, практически мой ровесник). Я и ещё несколько худосочных солдатиков начинали отставать, а это категорически пресекалась начальством: таковы правила марш-броска! Сначала в ход шли угрозы и маты, а затем и пинки, и даже избиения упавших (это по уставу запрещалось, но здесь негласными помощниками офицера, который сам не притрагивался к упавшему, выступали деды), – ибо ждать такой балласт никто не станет! Беднягам приходилось через «не могу» не только вставать, но и навёрстывать упущенное! У меня, плюс ко всему, разматывалась плащ-палатка (видимо, плохо закреплённая во время сборов), и это была настоящая катастрофа: помимо всех мыслимых и немыслимых нагрузок мне добавлялась ещё и эта тягомотина – тащить размотавшуюся плащ-палатку так, чтобы не запутаться в ней самому и не обронить её по дороге! В один из таких тяжёлых моментов моей жизни ко мне подбежал Молостов (он уже служил полгода и легко справлялся с нагрузкой), и хотел было как-то помочь мне, но это жесточайшим образом пресеклось командиром роты: не должны более слабые выезжать за счёт более сильных, ибо во время боевой обстановки это вымотает и тех, и других, и боеспособность подразделения будет провалена! Прекрасному Алёше ничего больше не оставалось, как только просто бежать рядом со мной и всячески подбадривать поникшего товарища, чтобы не дать свалиться изнемогшему телу в растоптанную «лосями» колею! Совершенно случайно я заметил на секунду, что мой товарищ весело улыбается про себя на такую мою беспомощность, и это помогло мне дотянуть до привала! Несколько дней после этого я жутко обижался на своего славного друга, но в глубине души понимал, что он сделал для меня всё, что мог, и моя благодарность к нему, в конце концов, пересилила обиду и восторжествовала…
Покраска травы в зелёный цвет вокруг плаца и в окрестностях начальственных корпусов оказалась реальностью, а вовсе не анекдотической выдумкой служивых острословов! Правда, удалось ли подкрашивать великий лик Таманской дивизии лично мне, я почему-то не помню, но хорошо запомнил контраст между пожухлой, пока ещё не тронутой «вдохновением» травушкой, – и праздничной горделивостью уже покрашенной тимофеевки, только что побывавшей под натиском «художественных» ратников!
Всех новичков ( и меня в том числе) доводили до белого каления придирки встречавшихся на пути офицеров: они требовали, чтобы солдат за несколько шагов до офицера принимал чеканный строевой шаг, и только в этом состоянии отдавал старшему по званию честь, то есть, козырял ему! Возврат назад и повтор процедуры всегда опаздывали, потому что во время возврата «виновца» офицер сокращал расстояние, и на чеканные строевые шаги новичка всё время не хватало «разгона»! Это повторялось до тех пор, пока ты не летел сущей стрелой от офицера, чтобы всё-таки набрать необходимое расстояние для бессмысленного козыряния! Хотя смысл, конечно, был в том, чтобы всегда и во всём излучать беспрекословное подчинение! (И не просто излучать, но при этом и безропотно следовать ему!)
Другой муштрой, тяжкой лично для меня, было перематывание портянок, долженствующих за несколько секунд принять свое положенное место в сапоге. Если портянка оказывалась неверно уложенной на рельефе стопы, всё повторялось до бесконечности долго, а во время реального похода любой «портяночный» изъян без промедления наказывался нарядом вне очереди! Потом, конечно, я глубоко осознал всю справедливость этих, казалось бы, пустяковых требований, ибо неоднократно видел растёртые в кровь (а нередко и до костей) чьи-нибудь нерадивые ступни! Надо ли говорить, что боеспособность подобного разгильдяйника равна нулю – и не только на учениях, но и в боевой обстановке?
Постепенно моё солдатское сознание приобрело нужное направление, и я стал не только старательным, но и небывало ответственным по сравнению с недавней гражданской жизнью. Но о суровой и прекрасной службе постараюсь рассказать в моих последующих постах… 

(Продолжение следует).

источник фото