Моё отношение к критике

Здравствуйте, друзья!
Прочитала отличный отзыв Юлии Мигита.

Получила удовольствие от правильного, на мой взгляд, подхода.
Как же я люблю дельные замечания и добрую подачу критики.
Начинаю читать ответы и вижу фразу:
«
я бы просто написал: автор, не пишите больше)
»
Остановилась. Подумала. И стало мне печально.

Так сложилась моя жизнь, что сейчас зарабатываю на пряники себе и детям  словом.
Веду колонку в небольшом печатном издании.
Часто приходится писать аннотации и критические статьи к художественным произведениям разных авторов.
Каждый раз волнительно. Каждый раз как по минному полю.
Хочется и автора не обидеть, и не соврать в главном.
Уж слишком ранит слово, я знаю это из личного опыта.
Как тут не вспомнить мудрое изречение Эмиля Саломона Эрзога: «Люди очень чувствительны к тому, как к ним относятся; малейшая критика ранит их, особенно если попадает по больному месту».

Казалось бы, ну что страшного в этом «не пишите больше»?
Нередко я слышала или получала в свой адрес что-то подобное.
От издательств. От литературных критиков. От известных писателей, прочитавших мои несовершенные рассказы или стихи по просьбе общих друзей.
Я рыдала по ночам. Переписывала тексты снова и снова. Правила и резала по живым буквам большие формы.
Но знала, верила: и на моей улице перевернётся грузовик с пряниками.

Так и получилось. Газель с ватрушками перевернулась под моими окнами – первую книжку опубликовали небольшим тиражом.
Я держала в руках заветный томик и плакала уже от радости.
Бессонные ночи, сложные переговоры с издательством, а затем нудная и длительная переписка с редактором и корректором…
Когда приходилось учиться сокращать текст в авральном режиме. Когда нужно было выбрасывать самые-самые вкусные, на мой взгляд, кусочки.
Уф!
Всё было не зря!
Как говорит в таких случаях Алиса Мон: «Это жопыт!»

Дальше стало легче. Пробиться в печать намного проще, если за твоей спиной есть изданные вещи. 

Но новые горизонты требовали нового отношения к критике.
Я придумала для себя особый приём.
Есть у меня дорогущее платье, правда, приобретённое ещё во времена Ельцина. Купила его моя хорошая подруга-художница. Эта анекдотическая ситуация произошла, когда Надька пригласила на биеннале с её участием. 

Скептически осмотрев джинсы и растянутую кофточку, подружка моя золотая волоком потащила негламурную меня в дорогущий бутик на Невском. Все отговорки про деньги и «мне не нужно» художница игнорировала.
Упаковав тушку "знаменитой писательницы" в чёрно-белое, обтягивающее и по космической цене, Надька осталась довольной. Теперь, когда надо произвести впечатление, я надеваю это платье. Оно так и осталось самой дорогой вещью в моём нехитром гардеробе.
Именно это вещица помогает справиться с критиканством.

Каждый раз, когда получаю в собственный адрес что-то вроде «тебе не стоит писать», я представляю, как холодящая кожу ткань обтягивает все мои стратегически выступающие места, становясь идеально отражающей бронёй. Я бы даже сказала бронелифчиком с короткой юбкой, из-за особенностей пошива.
Всё плохое отражается чёрным, улетает назад к критикану. А вот дельные замечания критиков белые кусочки ткани впитывают с удовольствием.
При этом я категорически не согласна со словами Валерия Афонченко, что «критика - это цензурное сквернословие». Мне ближе Маршак, с его: «Литература без критики подобна улице без фонарей».

Теперь и мне приносят почитать тексты начинающих авторов.
Читаю, рецензирую, правлю для печати в нашем издании.
Но я ни разу не позволила себе сказать автору, чтобы он перестал писать.
Даже если текст откровенно слабый.
Даже если много грубых ошибок.
Недопустимо!

Закончить же хочется словами Франсуа Рене де Шатобриана: «Оставьте мелочную и легкую критику несовершенств во имя великой и трудной критики красоты».

В конце концов, «время - самый честный критик», как очень точно сформулировал Эмиль Саломон Эрзог, он же Андре Моруа.