Без языка: что происходит с современной музыкальной культурой?

Можно гордо игнорировать современную эстраду, отказываясь считать ее искусством, но все-таки она часть современной культуры, пусть бы и массовой (тем более массовой). И в самом деле, Егор Крид, Нюша и все те бородатые чеченцы из компании Тимати – это то, что происходит прямо сейчас с очень большим количеством людей. Люди их песни слушают, эмоционально откликаются, с ними происходит магия под эти композиции.

И вот последние несколько месяцев я жила под практически не выключающиеся музыкальные каналы. Светлана Лобода стала неотъемлемым членом моей семьи, как и Луис Фонси и многие другие герои с микрофоном, активно старающиеся донести какую-то свою боль до слушателей.

Я не музыкальный критик. В мелодиях разбираюсь плохо, с пяти нот не угадаю, мурашки от любимых песен не появляются. Музыка – это не про меня. Но современная эстрада подразумевает наличие текстов, а тексты я люблю уже куда больше. Плохие ли, хорошие ли, дело десятое, с текстами все более-менее понятно, в них должны быть структура, смысл, композиция, ритм. А там уже не суть, читает их кто-то другой или сам читатель.

Так вот. У меня для вас новости.
Текстов нет.

Я не о том, что они стали хуже, а раньше-то трава была зеленее, а воздух – кислороднее, я не про логику Киркорова: «снег растаявший – он вода». Я о том, что текстов фактически нет.
То есть они должны быть, потому что есть исполнитель. Никак же нельзя выйти и просто рядом потанцевать, пока кто-то играет на скрипке (а жаль), надо петь, чтобы стать звездой, плохонько хотя бы, как Оля Бузова пускай, но петь. Поэтому фактически они есть. В реальности их стало модно жевать. Чем дальше, тем сильнее. Спрос на пережеванные тексты велик.
Каждый второй поет так, будто бы хочет выиграть в конкурсе «как спеть так, чтобы никто не понял, о чем ты поешь».

Дело даже не в дикции. Эта манера исполнения подразумевает такое растягивание слов, как будто исполнителя то очень сильно ускоряют, то сильно замедляют. В одном слове несколько раз, чтобы слова звучали не как слова, а как причудливый набор звуков. Примеры будут выглядеть тут смешно и, скорее всего, ничего вам не скажут, если вам не 17, но пусть будет Настя Каменских со своим «Это моя ночь».
Я не говорю это осуждающе, если вы вдруг заподозрили во мне белопальтовую, которая решила выписать этим всем логопедов. Нет, просто такое лишение слов смысла мне кажется интересным знаком.

В свое время в изобразительном искусстве, которое от стремления к реалистичности и объемности быстро вдруг перешло к попыткам упростить, отразилось нежелание художников видеть реальность вокруг. Появились, например, импрессионисты, погружавшие реальность в милый расфокус, делая ее тем самым прекраснее, чем она есть, примиряясь с ней. Кстати, не факт, что делали все художники это так вот прямо очень осознанно.

Что-то подобное происходит и с музыкой сегодня.
Она стремительно избавляется от смыслов.

Не то чтобы я думала, что современные исполнители таким образом хотят сделать что-то новое и выразить какой-то протест. Я не думаю о них так хорошо. Но эта тенденция появилась, потому что на нее был спрос, а значит, что большому количеству людей – сознательно ли, бессознательно ли – хочется слушать набор звуков, которые были словами, но теперь стало ничего не понятно.
С одной стороны, художественное произведение (а текст песни должен быть таким) должно решать «задачу на смысл». Точнее, ее должен решить автор и засунуть в художественную форму, точнее, «эстетическую структуру», как пишет Юрий Филипьев, для того чтобы трогало и впечатляло. То есть такой непростой процесс для музыкальной композиции, которую писали под какой-нибудь «Хит недели»?

Возможно, что да, именно стремление к упрощению в какой-то момент привело к тому, что исполнителям стало проще делать вид, что они поют, слушателям стало проще слушать именно такие тексты, в которых хотя бы ничего не понятно, но зато и к качеству и смыслам вопросов уже не возникает.