Осенним днём

ГЛУХАРЬ.

Что может быть прекраснее тёплой ранней осени. Когда лес окрашивается всевозможными красками, исчезает надоедливый комар, появляются новые запахи и звуки, а на восходе солнца всё кругом искрится разноцветными огоньками, будто на каждом листке, на каждой травинке вспыхнул да так и остался гореть солнечный утренний луч.

И вот, в один из таких дней, решено было прогуляться по окрестностям, а заодно, если повезёт, подстрелить глухаря.

Собрав всё необходимое снаряжение и подозвав лайку, которая уже давно крутилась под ногами, вышел за околицу деревни.

Перейдя луг и свернув с тропинки тут же оказались в объятиях осеннего леса. В воздухе витали запахи увядающих трав, пахло прелой сосновой хвоей и ещё чем-то таким, что присуще только осеннему лесу. Миновав небольшую сопку, направились в сторону старой просеки, вдоль которой, как часовые, стояли вековые лиственницы, упираясь своими уже высохшими вершинами чуть ли не в облака. Именно такие, прогретые солнцем, не слишком заросшие участки тайги и любит глухарь. К тому же в таких местах в это время всегда полным-полно брусники — любимое лакомство таёжного Мошника.

Лайка, сообразив, что мы пришли на место, усердно принялась за работу, выискивая что-нибудь, что могло бы заинтересовать её хозяина. Не прошло и пару минут, как в стороне раздался лай. Чёрная птица, громко хлопая крыльями, тяжело взлетела с земли и пролетев около сотни шагов, уселась на лиственницу. Сняв с плеча ружьё и стараясь не наступать на сухой валежник, стал осторожно подкрадываться к глухарю. Лайка уже была под деревом и проделывала всё, что ей полагается в таких случаях — отвлечь внимание птицы на себя. И будучи уже почти на расстоянии выстрела, как глухарь, вдруг снялся с дерева и, только его и видели. Ну, ничего, — успокаивал я лайку, которая с виноватым видом посматривала на меня, как будто в том, что глухарь улетел, была её вина, — наверняка он здесь не один кормится. Двигаясь вдоль просеки, вскоре заметили ещё одного, который на этот раз сидел чуть ли не на самой макушке лиственницы. О том, чтобы подойти незамеченным по открытому месту, да ещё когда у птицы такой превосходный обзор, нечего было и думать, и уже пожалел о том, что не взял с собой вместо ружья мелкашку.

Обшарив всю просеку вдоль и поперёк, и убедившись, что глухаря здесь больше нет, повернули домой. К тому же солнце уже перевалило за полдень, и не очень то хотелось, чтобы сумерки застали в лесу. То, что пришлось возвращаться из леса без добычи нисколько не расстраивало — тут главное процесс. Уже подходя к деревни заглянул в одно место. Там у меня было на примете одно место сплошь поросшее густым ольшаником, где в хороший год всегда было множество груздей. Здесь они вырастали круглыми, были белыми и сплошь покрытые такой же белой бахромой, ну прямо как настоящие снежинки. И было странно, что ещё никто не прознал про это место, хотя оно находилось под боком самой деревни.

Выбравшись из леса и уже на подходе к дому обратил внимание на летящую большую птицу. Присмотрелся — глухарь! Пока мы с лайкой соображали, что этому Мошнику вдруг вздумало летать над деревней, он пролетев почти над головой и ударившись грудью об электрически провода, упал прямо на крылечко наших соседей. В ту же минуту открывается дверь, ведущая в сени, и на пороге появляется тётя Оля. Увидев лежащую птицу, она, с таким видом, как будто ей постоянно кто-то доставляет на дом глухаря, взяла его за ноги и преспокойно удалилась в дом. Глядя на всё происходящее взяла досада. Тут почти целый день по тайге лазишь, в поисках глухаря, а тут на тебе — прямо с доставкой на дом. И чего ему не взять шагов десять правее и упал бы в мой огород. Не долго думая, решительно направился в дом своих соседей, восстанавливать справедливость.

Войдя в дом стал рассказывать тёте Оли — что так мол и так, что мол за этим глухарём я уже пол дня гоняюсь, и специально гнал его в сторону деревни чтобы не тащить его на себе, чтобы уж потом пристрелить у самого дома, а тот, видя безвыходность своего положения решил покончить с собой, бросившись грудью на провода. Выслушав с улыбкой мой рассказ, тётя Оля промолвила: "Ну, раз такое дело, то приходи к нам ближе к вечеру, когда с работы вернётся мой Юзик — так она называла своего мужа дядю Юзю, — вот вместе и поужинаете". Такое предложение меня вполне устраивало, и я заторопился домой приводить себя в порядок.

В назначенное время мы с дядей Юзей уже сидел за столом. На столе, покрытым льняной скатертью лежал каравай домашнего хлеба, стояла чашка с брусникой, в продолговатой тарелке стопкой был уложен малосольный хариус. Отдельно горкой лежала огородная зелень, на краешке стола стояла приготовленная для такого случая запотевшая чекушка московской, а в самой середине, источая запах на весь дом, красовался запечённый целиком в русской печи виновник сегодняшнего торжества. Поблагодарив хозяйку дома за накрытый стол, мы с дядей Юзей принялись за угощения, уплетая за обе щёки запеченного глухаря.

За хорошем столом и неторопливой беседой незаметно бежало время. На улице сгущались сумерки и вот уже освещая деревенскую улицу зажглись уличные фонари. Позвякивая подойником вошла в дом тётя Оля. Запах парного молока тут же распространился по всему дому, добавляя ко всему уже имеющемуся какой-то особенный деревенский уют...